Говоришь ты и говоришь, что хуй у меня кривой, как поезд на твоих железных дорогах, но так тебе нравящийся. И бросаешься на него, словно Каренина Анна. Необузданной блядью скачешь, словно молодая кобылица, по полю клевера резвишься.  Пассажиром от проводницы с утра ухожу. Может быть в другой жизни и встретимся.
Мы плавнo ходили по комнатам, и тела наши, красиво-обнаженные, как манекены с застывшими улыбками.                                                                                                                                     
Невинно-развращенные, как сиамские коты, сначала орали друг на друга, после  стонали  и расшатывали кровать. После просто, свернувшись как две улитки держали друг друга за спины.                                                                                                                                                                               
Ты худая и курила "слим" сигареты. Я сношал тебя сзади, в твоей любимой позе, а ты в резиновых сапогах смотрела в окно на осень, и старые трамvаи, скрипя, с грустью и без пассажиров,нехотя, шли в депо умирать. А нам  хорошо в этом  мире. Два пульсирующих, ебушихся тела.                                                                                                                                                                       
А потом картинка исчезает и я, словно ёжик в предрассветной дымке сентября, придумываю себе новую.
Сразу, с полувзгляда, предупреждаешь меня, что в жопу не дашь. Как медсестра говоришь строго, о не гигиеничности. А мне и не надо, достаточно твоей нежнейшей кожи, пухло-красивых губ и походки, грациозно-размереной, как у самки кита, черные глаза. Но ты сильно занята своим замужеством, и день моего посещения в четверг, после восьми вечера. До одинадцати утра пятницы я бурю тебя, как нефтянщик родину.                                           
И выгуливаю я себя вновь от одиночества в уютной квартире. В ночь, по центру.
И вот ты. Неописуема полна. Тебя много на моей огромной кровати. Мы накурено-пьяные, трещим словно свечи. Ты белая на алых простынях, как клубника под сливками и разбирает смех, но держусь джентельменом. Твой живот как желе, подрагивает от фрикций.                                                                                                                                                                                     
И вновь несет меня куда-то плавным течением жизнь.                                                                             
-Ла-ла-ла,-поешь ты, не напрягая мой слух с утра. И вечером поешь, и остаешься у меня вновь и вновь. И я остановился, как уставший лепить замки из песка ребенок. И засыпаю я на большой, словно дехканин на арбузном поле груди, и снится мне теплое, синее море.