В годы работы в Институте Академии Наук (когда в Российской Федерации еще была наука и розы алые цвели) открылись границы и появилась прорва зарубежных ученых для разнообразнейших изучений, что у нас и как. Заодно поглазеть на страну загадочной русской души. Ну а мы и рады стараться, поскольку денег на собственные исследования уже не было, а за их счет – пожалуйста, поехали, поизучаем. Сейчас-то, понятно, они к нам не особо, поскольку наука исчезла. Сейчас мы к ним. Желательно насовсем.

Так вот, числился я тогда, помимо н.с., еще и начальником полевой экспедиции. Собственно, фрикция одна, а не начальник, но приходилось в том числе оформлять так называемую «разрешительную документацию» на проведение научно-исследовательских работ – в том числе в местных органах власти типа пожарнадзора, рыбоохраны и местных исполкомах.

И вот как-то была «трехсторонняя американо-французско-российская экспедиция», высшая цель которой заключалась в исследовании зоны перехода от континента к океану. Если вы думаете, что между континентом и океаном пляж, должен вас огорчить. Нет, не пляж. В своей массе это зона субдукции с аккреционным клином, латерально сменяемые островной дугой и задуговым бассейном, а уж потом, собственно, и сам пляж, пальмы, шезлонги, загорелые в бикини и черных очках, ларьки с пивом, а чуть отойдешь в сторону континента – пустые банки, мусор и негры, мрачно подпирающие облупленные стены.

Должны были сплавляться на резиновых лодках по реке Анюй, рассекающей «голубые дали» (в хорошем смысле) Сихотэ-Алиня. Скалы, тигры, пороги и прижимы. Клещи, из которых самый прикольный – сохатиный. Он вроде серого клопа, прилетает, крылышки сбрасывает и начинает по тебе ползать в сексуальной неопределенности – куда бы хоботок воткнуть. Ну, и другие животные – два америкоса, три француза и наших «учоных» несколько. А! еще женщины были, две. Или три.

Еще когда собирались, научный руководитель экспедиции, академик, Герой социалистического труда и лауреат Ленинской, спрашивает меня – водку берете? Ну, так осторожненько отвечаю – берем. Сколько? Ээээ….из расчета по бутылке на лицо. Академик помыслил и говорит - а не мало ли? Давай-ка из директорского фонда еще спирта выпишу. Ну, спорить не стал, а сам думаю – опыт у меня сплава по горным рекам уже богатый имелся - куда же думаю, такая прорва алкоголя? Там трезвому надо быть, а по пьяни и перевернуться-утонуть моментально. На следующий день появляется завхоз институтский и доставляет водки – из расчета по бутылке на человека – так я имел в виду на весь сплав, а он приволок из расчета НА ДЕНЬ!!!! И еще 2 канисты по 5 литров спирта! Мать моя женщина…. Обалдеть. Половина груза – водка. Кошмар.

Но что интересно – все выпили и на последний день даже не хватило. Особливо американцы (ну, один был русский по бабушке, простительно) – отличились. Лично я к концу научных исследований уже и смотреть не мог на родимую… а они неназойливо интересовались – а не выпить ли нам «фоточка на ушин?». В общем, молодой я был тогда ученый, неопытный. Так академиком и не стал… да уже и не стану, наверное. Пью мало.

Впрочем, пардон, отвлекся. Продолжаю: надо было мне получить разрешение от местного райисполкома, что они, типа, не возражают. А район это нанайский и проживают там нанайцы. Самый разнанайский нанаец, которого многие помнят – Кола Бельды с песней «Увезу тебя я в тундру» - хотя в нанайском районе отродясь тундры не водилось, а уссурийская тайга и дикий виноград оплетает манчжурский орех. Из национального известен еще хор нанайских мальчиков – и борьба их-же. Однако подозреваю, что это московские выдумки, поскольку в нанайских краях мальчиков не видел, а девочек – навалом. Или все мальчики в хоре На-На?

Так вот, приезжаю в Нанайский райцентр – село Троицкое, на берегу реки Амур, где может быть родились вы, или гуляли, мой читатель. А времена были - вакханалия научных исследований суперпозировала с вакханалией самоопределения народов. Захожу в местный сельсовет с фирменным бланком на мелованной бумагой: «Академия Наук бла-бла просит разрешить …бла-бла… научные исследования бла-бла международное сотрудничество...бла-бла» + гербовая печать. В итоге добираюсь до местного райпредседателя – а у нанайцев фамилий всего три, ну максимум четыре – Бельды, Гаер, Ходжер и редко иные (по названиям родов. Помните? Гаер еще такая была, из демократок первого разлива) – в общем, добираюсь до Иван Ивановича Бельды. А сам Иван Иваныч, как и положено архетипом, росточка небольшого и из-за полированной столешницы руководящего стола только голова виднеется. С оттопыренными ушами. И разъясняю Иван Иванычевой голове ситуацию – вот, мол, все прогрессивное человечество страдает и хочет изучить аккреционную призму и ксенолиты шошонитов на территории вверенного вам Нанайского района, дабы осознать чрез то свое место во Вселенной и светом знаний оссияться. Бумагу даю, с той самой гербовой печатью и росчерком академика, Героя и Лауреата. Стою смирно, преисполнившись торжественностью момента.

А у Иван Иванычевой головы щеки надулись и давай она высказывать претензии, что американо-французско-русские оккупанты в очередной раз хотят обокрасть неизбывные богатства нанайской земли, где скрыта вся таблица Менделеева. Ну я несколько удивился, поскольку в нанайской земле самое вкусное – хрящи в горбе у горбуши (на редкость противные, типа студня), а прочих богатств таблицы пока не обнаружено. И спрашиваю – и чё? А голова мне (цитирую дословно): «Почему у вас прошение к руководству национального района не на коренном НАНАЙСКОМ языке!?» И отфутболила по полированной столешнице мне бумагу взад гербовую и велела без нанайского языка не возвращаться, ибо все народы братья.

Почесал я затылок, вышел, сел на завалинку райисполкомовскую и спрашиваю местных жителей – где же мне взять нанайский язык? Местные жители почесали под мышкой и в паху и ответствовали, что совершенно не в курсах, но… есть пенсионерка, бывшая учительница иностранного нанайского языка, живет вооон в той избушке…

Я – к избушку, повернись, дескать, ко мне передом. Точно, там старушка-пенсионерка. Русская, кстати. Объяснил ей ситуацию и тут же нашлепали перевод прошения Академии Наук на нанайском языке, благо бланков с печатью и подписью академика у меня было заблаговременно запасено. Подивился на загадочные письмена, где все буквы русские, а смысл безвозвратно утерян. Чайку еще выпил у бабушки. С малиновым вареньем.

Возращаюсь к Бельды. Отдаю прошение Академии Наук на нанайском языке с жалостливым видом. Ну, Иваныч сменил гнев на милость, но таки придрался – допишите, говорит, еще фразу, что все научные достижения, добытые на нанайской земле, будут объявлены достижением нанайского гения и оставлены на территории района. Ну и ладно, мне нетрудно.

Опять бегом к пенсионерке-учительнице, ибо смеркалось. Глядь – а она на крылечке, дверь запирает, собралась куда-то уходить. Объясняю ей, что вот надо строчечку дописать о нерасхищении оккупантами нанайского гения. Она так жалостливо на меня посмотрела, взлохмаченного и потного от беготни вокруг райисполкома и говорит:
- Да я, вишь, к дочке пошла, допиши сам.
- Как сам-то? На нанайском же надо!
- Ну, допиши на нанайском. Председатель-то наш, Иван Иваныч, у меня в классе учился. Двоешник был первостатейный по языку. Он все равно ничего не понимает!

Эээээ… ну что делать? Дописал две строки, случайно слова выбирая из имеющегося текста.

Иван Иваныч Бельды руку из под стола воздел, итоговый документ покрутил, на свет лампочки прищурившись посмотрел, удовлетворенно посопел, вздохнул ... и вуаля! подписал мне бумагу и печать районную шлёпнул – давай, наука, двигай, изучай нанайский гений!