Я стоял на втором этаже красивого старинного особняка, принадлежащего до революции купцу Хусаинову в просторном солнечном кабинете, бывшем когда-то давно частью бальной залы, рассматривал каминные изразцы и покорно выслушивал злобное рычание шефа. Крепко мутило с похмелья, не блевануть бы на дореволюционный паркет…
- Лейтенант, вы как осматривали труп? Почему прокурорский следак  направил  его в морг без видимых признаков насильственной смерти? Кстати, собутыльника твоего наши пэпсы утром на остановке подобрали, пьяным в жопу, и начальник СИЗО мне уже позвонил, рассказал как вы с Байдаркиным песни на осмотре горланили и на прощание шлюз обоссали, ему ДПНСИ вас мудаков с утреца вломил как Павлик Матросов.
- Товарищ подполковник, так ведь действительно не было видно ничего, вот Игорь и отписал в морг «без видимых». Жмурика-то из камеры в привратку вынесли к нашему приезду, он голяком уже был, ни синячка, ни пореза на теле, кто ж ему в волосы полезет без перчаток? Я еще удивился – нехарактерная для подследственного прическа, хайр до плеч, немытый и педикулёзный похоже.
- Брезгливые какие опера пошли, не то что наше поколение… Ладно, идите, работайте, лей-те-нант. Байдаркину прокурор пиздюлей ввалит, тебе я, считай, ввалил. Ладно, лейтенант, не бери в голову. Повреждение посмертное было, смерть наступила от отравления суррогатами алкаголя, отказной материал прокуратура будет делать. Считай эту выволочку отеческим внушением и матери привет передавай, Денис Викторович.

    С матери и началась эта история много лет назад. Мать с самого начала воспитывала меня одна, и, надо сказать, прекрасно с этим справлялась. Не вырастив из меня наглого избалованного ребёнка, она сумела стать для меня  другом,  примером для подражания, и просто любимой, чуткой, нежной мамой, хотя видел я ее весьма нечасто. Я никогда ни в чём не нуждался: ни в материальных благах, ни во внимании и заботе близкого человека, на которого всегда и во всём можно рассчитывать. За двадцать пять лет, в течение которых я прожил с ней под одной крышей, она прошла путь от контролёра следственного изолятора до заместителя начальника Управления собственной безопасности при областном УВД. Единственная в области женщина-оперативник, никогда не расстающаяся с табельным стволом. У многих женщин в служебных удостоверениях написана должность – «оперуполномоченный», однако это или секретчицы или ОБЭПницы, занимающиеся бумажной работой.
    
    Моя мать была совсем другой. С раннего детства я умел разогреть себе ужин, не терял ключи от квартиры, мог спокойно переночевать один и не бояться темноты. Она всегда разговаривала со мной, как с равным. С ней можно было говорить о чём угодно, и лишь одна тема была под запретом: мой отец. Она никогда, в отличие от многих других матерей – одиночек, не  кормила меня байками о том, что он был храбрым аквалангистом, но однажды зацепился аквалангом за коралл, и океан стал последним его пристанищем, и на все мои вопросы отвечала резкой фразой: «Гвоздь бы папаше твоему в темечко вбить, длинный и ржавый».

    Мне было тогда двадцать один год, курсант Омской высшей школы милиции, краса и гордость курса, приехавший в отпуск домой. Я сидел перед телевизором, готовый вот-вот отключиться, когда услышал, что открывается входная дверь. Мать села рядом, обняла меня и заплакала. Я первый раз видел её пьяную. Тогда-то, чуть успокоившись, она и рассказала мне про отца:
- Прости, сынок, что я в таком состоянии,  прости за то, что ты сейчас услышишь, но, в конце - концов, ты имеешь право знать это.
В свете настольной лампы её лицо казалось катастрофически усталым, а потёки туши под глазами делали картину и вовсе удручающей, первый раз я видел маму в таком разбитом состоянии, и от этого не знал, куда себя деть.
- В то время я работала в изоляторе. Сутки - трое дома, ухажеры из числа попкарей, для которых после их родной деревни Гнилые Ебуны тюремный коридор и связка ключей от камер на поясе казались вершиной мира. Они и сейчас по этим коридорам ходят, звеня ключами и мудями, и при этом чувствуют себя королями. Не хотела я тебе такого отца, понимаешь, не хотела… И вот увидела в прогулочном дворике его. Здоровый, умный, красивый. В багаже философский факультет универа и статьи 77, 102, 146*, подрасстрельный клиент с красной полосой в личном деле**. А подружка у меня в санчасти работала. В общем, договорилась я с ней, взяла двух контролёров поздоровее и его на забор спермы, якобы для экспертизы вывела из камеры. Коллеги мои на такие дела натасканные, один в кабинете без лишних слов зарядил ему под дых, второй дубинкой голову к столу придавил. Штаны сдернули, член в пробирку, палочку стеклянную в задний проход - хрясь! Готово. Пока контролёры его обратно в камеру довели, подружка мне и сделала искусственное оплодотворение. Так ты и получился, Дениска.

    Я не знал что сказать матери. Просто уложил ее спать и до утра курил на балконе. Больше к этому разговору мы не возвращались. Прошло несколько лет, я вернулся по распределению в родной город, нес службу в том райотделе, в котором начинала свою офицерскую карьеру мама. Как-то в дежурные сутки мы хорошо сидели с моим приятелем Игорем Байдаркиным, который дежурил от прокуратуры. Ночь, второй литр паршивого коньяка под нехитрую закуску, и тут вызов на труп, да еще и в СИЗО для полного счастья. Видимо, сокамерники обнаружили.

    Прибыв на место происшествия (ночью в камеру к подследственным кто б нас пустил, поэтому труп дожидался нас в этапной камере - привратке) я, посмотрев на покойника, ощутил какое-то невнятное беспокойство. Мой напарник – собутыльник, наскоро осмотрев тело и являясь лицом, процессуально независимым, залип, пытаясь написать направление в морг. Вместо букв на бланке, положенном на дежурную папку, отчетливо выводилась диаграмма сна. Мне же что-то не давало покоя при виде трупа. Я взял  его личное дело и замер, увидев фамилию, перечеркнутую красной полосой. Она была мне знакома, с того самого вечера, когда я услышал ее от матери, укладывая ее спать после правды о личности моего героического папаши. Я воровато оглянулся вокруг. Игорь уже беззастенчиво спал сидя, скорчившись и пуская слюни на красную прокурорскую папку. Взяв лежащий рядом с ним толстенный том Уголовно-процессуального кодекса с комментариями, я достал из кармана форменного кителя здоровенный, покрытый ржавчиной, гвоздь…
_______________________________________________________________
* - ст. 77-бандитизм, ст. 102 - умышленное убийство, ст. 146 - разбой (УК РСФСР 1961 года)
** красная полоса на личном деле - склонен к побегу, нападению на сотрудников или к суициду.