Спит городок, витает среди снов,
Видения несут его как щепку,
Зажмурены еще глаза домов
Ресницами-циновочками крепко.

Из света в тьму и вновь из тьмы на свет
Трех местных речек сонное журчанье
Несет обрывки памяти-газет
В воде зеленоватой подсознанья.

Наседка спит, в наседке два яйца
Спят притулившись, спят запанибрата,
Дороги спят, у каждого крыльца
Приткнувшись как усталые щенята.

В узорах из старинных якорей,
Бел, призрачен в предутреннем тумане,
Чуть вздрагивая, спит бумажный змей,
Забытый кем-то в парке на поляне.

От гонга пробудившись и взглянув
На город вниз, бог мира и участья,
Бросает, полной горстью зачерпнув,
Бумажных журавлей людского счастья.

Летят, в неслышном клекоте поют
Над реками, сквозь улицы у зданий,
И людям всем журавлики несут
На крыльях исполнение желаний:

Всем старикам – заботливых семей,
Их детям  –  пару в точь по зодиаку
По лунному.  А детям их детей  –
Несут они пушистую собаку.

Через минуту все одарены
Счастливой будут легкою судьбою...
Но богу мира темный бог войны
Сказал с презреньем, смехом и ленцою:

“Что за подарки для слепых котят?
Не знаешь разве – в зависти и склоке,
Раз взявши счастье, люди извратят
Его в мученьях, смерти и пороке.

Тебя проклянет сын, проклянет дочь,
Семья тебя проклянет новой сварой,
Но я могу помочь тебе...  Помочь
Знакомства ради, дружбы ради старой?

Не надо журавлей, ни суетни,
Не надо тратить бесполезно силы,
Я сделаю, чтоб счастливы они
До смерти легкой, до могилы были”.

И бог войны на огненных крылах
Преобразился заклинанья строчкой
И сделался, свернувшись в небесах,
На город опускающейся точкой.

Проснулся город, тянется, встает,
Снимает со стола свечи огарок,
А точка с неба городу несет
Божественную милость и подарок.

Проснулся дом, нора, гора, гнездо,
Вода проснулась в речке-пилигриме.

Все это было за секунду до
Известного момента в Хиросиме.