Рядовой Галлиев и сержант Титов, более известные под никнэймами Галя и Титя, ждали меня в курилке комендатуры.
- Здравия желаем, товарищ старший лейтенант, - бодренько так поздоровались. Видно, что настроение хорошее – чуют предстоящий проеб на целые сутки.
- Здорово, - жму руки, останавливаю взгляд на Титове - что-то не так.
- Дэбил, бля. Ты нахуя матрасом подшился? – негодую я.
- А чо? По сроку службы положено, - Титька, сука, делает вид, что не понимает.
- Мудак. Пошли строиться на развод, - говорю я. Судьба дембельской подшивы предрешена – она сейчас же будет оторвана кхуям новым дежурным.
Сегодня я, Галя и Титя заступаем в патруль.
Холодный, пронизывающий, цепенящий ветер. Кругом темень, на улицах – почти никого. Шорох листьев тосклив и равнодушен. Сейчас бы домой, в тепло. Наебнуть грамм двести (а лучше - триста), пофтыкать телепередачи. А потом незаметно уснуть. И спать, спать, спать…
Вместо этого мы втроем, как приведения, шароебимся по городку. Часто курим, разговаривать неохота.
- Так, щас надо быстро пару тел поймать. И хватит на сегодня, - прерываю молчание я, - план надо выполнить, хуле.
- Давайте к ларькам на низах, том стопудово кто-нибудь шарица из полковых, - предложил Галя, заметно оживившись.
Стоим возле теплотрассы, ждем. Послышались быстрые шаги за кустами.
- О, наш клиент, - шепотом произносит Титов, увидев приземистую фигуру, явно спешившую к забору полка, под которым можно было пролезть на территорию части. Воин пиздовал прямо на нас, нисколько не смущаясь.
- Тело! На месте! – останавливаю я солдатика.
- Ты кто? – задал я, может быть, не вполне уместный вопрос. И так понятно. В неярком свете ночного фонаря видно, что бушлат воина набит ништяками донельзя, и напоминает скафандр для выхода в открытый космос. При ближайшем рассмотрении «космонавт» оказался невысоким лопоухим пареньком. У него были какие-то непомерно длинные руки, которые, как мне показалось, свисали явно ниже, чем у нормального человека. На добродушном деревенском лице читалась растерянность, он, похоже, вообще не понимал кто мы такие и почто до него доебались.
-Я? Трассер… - ответил гомодрил.
Галя с Титей заржали. Я расстегнул замасленный бушлат юного защитника отечества, и выудил из кучи каких-то пряников, семок и прочей хуйни жбан пива «Балтика №9»:
- Бля, это чо такое, воин? – спросил я, и, для придания весомости, опять-таки, глупейшему вопросу, несильно йобнул полторашкой своего любимого пивасика по солдатской башке.
Боец ойкнул, и быстро заморгал длинными ресницами.
- Пошли, - сказал я, засовывая себе под бушлат «девяточку».
- Куда? – спросил, видимо, совсем зеленый воин.
- На дискотэку, блять. Ты сколько отслужил, «трассер» хуев? – интересуюсь я.
- Второй день я здесь всего.
- Все ясно, - лаконично закончил я наше высокоинтеллектуальное общение, и зашагал в направлении комендатуры.
Благополучно засадив незадачливого деревенского прожигателя жизни в камеру, я проводил патрульных до казармы, а сам заспешил домой - употребить чудесный напиток, коим Родина благосклонно одарила меня сегодня за нелегкую службу.

***

С утра опять гуляем по городку, светит солнышко, ходят телочки симпатичные,  настроение заебательское, одним словом.
Возле госпиталя тормозим еще одного вояку. Десантник, бля. Подходим:
- Начальник патруля. Куда направляемся? Почему без старшего? Увольнительная есть? Где воинское приветствие, боец? Ты ахуел? – выйобываюсь я.
Здоровый детина, килограмм под сто, на голову выше меня, быстренько козырнул и начал виновато мямлить:
- Я это, товарищ старший лейтенант, в госпиталь. Я с фельдшером, она вперед ушла, ждет меня там.
- Ну-ну. И чо болит то у тебя, воин? – недоверчиво допытываюсь я.
- Я щас… - с этими словами болезный полез руками себе в рот и принялся там старательно шерудить.
Галлиев с Титовым, которые до этого момента откровенно скучали, заинтересовались и побросали сигареты.
Через несколько секунд ебаный парашутист сунул мне под нос коренной зуб, покрытый коричневатым налетом:
- Вот.
Я инстинктивно отшатнулся:
- Чо за хуйню ты мне тут показываешь? Это твой? А нахуя это? Ты чо, его вырвал щас?
- Не, эт он сам выпал. Позавчера еще. Я думал, может можно как-нибудь его, ну… обратно, – объяснил воин, разглядывая свое сокровище.
Галя с Титей в корчах стали оседать на асфальт. Я отправил травмированного бойца восвояси:
- А, ну ладно, иди, лечись. К психиатру тоже загляни!  Бугага…
Периодически угарая, вспоминая этот случай и вчерашнего «трассера», гуляем дальше. Заходим в магазин. У прилавка опять любитель абасрацца в воздухе. Что весьма удивительно, потому что десантуру ебут за самоходы по всей хуйне. Причем делают это довольно оригинально. Отцы – командиры для начала аццки пиздят бойца, не боясь синяков – от всей души, что называется. Потом переодевают в старую, времен еще, наверно, Отечественной войны форму. Штаны обязательно с галифе. Бушлат весь дырявый, в лохмотьях. Картину довершает каска и аккуратная надпись белой краской на спине бушлата: «солдат удачи». В таком виде провинившийся ходит три дня, вызывая бурный восторг присутствующих везде, где бы не появился.
Военный покупает пакет пряников, печенье, лимонад, дешевые сигареты – обычный набор. Складывает все в пакет, озираясь. Он уже понял, что встрял. Выходим, ждем его около входной двери, чтоб не нервировать продавщиц. От сволочь! Любитель ништяков выбежал и похуячил в сторону бригады. Галя ломанулся за ним, и поставил сзади подножку. Съебывающийся десантник смачно пизданулся на асфальт.
- Ах ты сука! – Галя ткнул сапогом заскулившего беглеца.
- Вставай, гандон. Чо, здоровья дахуя? Бегать полюбил? Бля, дедушки за тобой бегать должны? – подоспел  Титька.
Боец поднимается. Совсем еще детское, испуганное лицо. Подбородок ободран, губы дрожат. Пакет порвался, и ништяки разлетелись по асфальту. Жалобно смотрит на меня: «можно собрать?».
- Собирай свое барахло, военник давай сюда - говорю я.
- Товарищ старший лейтенант, отпустите, пожалуйста, - срывающимся голосом просит солдат, запихивая сигареты по карманам.
- Если бы не съебывался, то можно было бы обсудить этот вопрос. А так – даже не мечтай, - отвечаю я.
Титов отдает мне военник, и, держа рукой за ремень, подталкивает готовое расплакаться тело: «Вперед, сука».
Идем в комендатуру.
- Ты откуда родом, еблан? – спрашивает Галлиев у опустившего голову военного.
- С Удмуртии…
- Почти земляк, бля! – расстроился Галя. 
Увидев здание своего будущего приюта, пойманный боец забился, стал упираться, и по-бабьи, навзрыд заплакал:
- Товарищ старший лейтенант, ну пожалуйста, отпустите… Денег нету, вот возьмите, - и протягивает мне свои печенюшки. Слезы текут по разбитому подбородку, и, смешиваясь с кровью, алыми каплями падают ему на пыльные берцы. Патрульные брезгливо перестали держать тело за ремень.
- Ты ахуел, воин? – отпускать его я не собираюсь.
- Ну пожалуйста, отпустите меня, - хнычет боец густо икая, и встает на колени.
- Солдат, встать! – ору я, йобнув ботинком ему по ребрам, - Пиздуй отсюда! Быстро! Уебище!
- Спасибо вам, товарищ старший лейтенант, спасибо большое…вы… а военник? – поднимаясь, сквозь слезы бормочет он.
Кидаю ему военный билет. Тот берет его и убегает. Галлиев орет ему вслед:
- Другому патрулю не попадись, придурок!
Я дрожащими руками прикуриваю сигарету. Молча идем сдавать наряд.