Дождался дед Митяй приезда внучки. Сколько лет безуспешно он звал ее к себе в глухосрань провести лето. Жизненный опыт передать, да и просто пописдеть. И только тогда все срослось, когда списдил он под шумок столб с прибитым сверху колесом от телеги апосля местной пьянки под названием «Проводы Зимы». На столб тот должны были молодцы лазить, яйтцами сверкать, да подарки зазнобам срывать с колеса-то. Хотя последние лет десять призов на столб не привязывали, ибо крана в деревне не было, а молодцы во время гульбища, больше мочились на его основание. Вот дед Митяй и выкопал его, да к себе на двор притащил в первый день весны, хотя и не помнил, как дело было. А только проснувшись на утро открыл головой оконце, дабы сблевануть не в светелке и узрел, что на столбе том пара аистов гнездо вьет.

И снизошло на него озарение. Не свинтить внучке с базара, мигом прилетит, ведь была она «арнитоптером», птиц изучающим в институте своем. Может и хахаля своего привезет. Видел он его на фотографии. Таких у них в деревне называли с-детцтва-яйтца-удавленный, зело на бабо похож был. Что и было в облике мужицкого, так только в ухе серьга пиратцкая.
Долго ли, коротко ли, приехали. И была встреча радостная. Не могла внучка налюбоваться на птиц, на гнезде танцующих. В перву ночь постелил им дед на сеновале. Правда вернулись они заполночь и до утра еще соломины из укромных мест вытаскивали. Утром пошли на реку. Дед Митяй ловко на одной ноге через лепешки-мины коровьи перескакивал, удаль молодецкую показывал. Пока не попал ногой в нору сусличью и зело не йобнулсо. Ну да ничего. С добродушной улыбкой вычесал он пятерней из бороды лепешку коровию и пообещал суслика на кукан насадить.

На бережку костерок развел. Лицом задумчив стал. Молвил.
-А вот расскажу я вам детки историю о том, как налим писду-рыбу заглатывал…
Засунул руку в портки, с хрустом почесал задницу.
-В баню сегодня идем – заметил, понюхавши апосля действа сего ладонь свою.
Крякнув сапоги стянул, размотал портянки и постелил рядком. Марево над ними поднялось, выкосив пол роя бойцов комариных. С легким головокружением, детки переместились в сторону наветренную. И тут тень над ними мелькнула. То аист наш круги нарезал. И вдруг резко спикировав, выхватил выскочившую головню из костра и был таков.
- От жеж стервец! Ебло не сожги!
А вот внучка чегой-то забеспокоилась. Не интересна ей стала поучительная история про налима и пизду-рыбу. Стала с беспокойными глазами она деда просить быстрей назад оборотиться, что-то там о повадках аистов бормотать и о документах с деньгами в избе оставленных.

Долго рядились и перепирались они, пока звон со стороны деревни не услышали. То в рельсу били, народ на пожар созывали. Рванул дед, как был босой, через мины не перепрыгивал. И узрел, добежавши, хату свою огнем охваченную…
Всю ночь последующую народ вздрагивал, слыша рев трубный деда Митяя на грудь воды огненной принявший. Обещал он во всеуслышание собрать всех аистов в землице окрестной и матку им наружу вывернуть, ибо не знал он ранее, что аисты не только дитятей в капусте находят, но и как вороны срань всякую цветастую, да блестящую себе в гнездо тащат, и головешками яркими не брезгуют…