Мы всего лишь на вздох отстоим ото сна благодати,
И приходит Гипнос со спокойным безглазым лицом,
Мякнет тело на вдруг потерявшей размеры кровати,
И смыкаются веки, придавлены мягким свинцом.

Отодвинув за скобки поэзию, Бога и беса,
Субъективное чувство я с жизнью решил сочленить:
Коли сон создает на глазах ощущение веса,
То попробую весом обратную связь повторить.

Если лечь на кровать и, закрывши глаза, постепенно
Тяжелить чем-то веки, создав ощущения фон,
То цепною реакцией – так я расчел – несомненно,
Погружу организм я в искусственно созданный сон.

И я крохотных два сотворил из бумаги корытца,
С нижней формою вогнутой, точно под выпуклость глаз,
И достал с антресолей мешочек двухслойного ситца,
Содержащий во чреве слежавшейся дроби запас.

За окошком полудень.  Лежу на кровати в одеждах,
Совершенно без сна, как вампир полуночных гробниц,
И закрыты глаза.  И корытца на сомкнутых веждах
Чуть дрожат и шуршат, повторяя дрожанье ресниц.

Не дышу, как не дышит во время причастия инок,
И как клали когда-то дракона клыки в борозду,
Шевеля лишь руками, щепотки свинцовых дробинок
Я в бумагу на каждый из глаз постепенно кладу.

Тяжелеют глаза, отступают мои ощущенья,
Изменяется время, и вот, за собою маня,
Ощущение сна, увеличенного тяготенья,
Обнимает меня, увлекает, уносит меня.

Я снимаю корытца, собой же придуманный морок,
Не сронив и дробинки, несу к расчехленным весам,
И кладу на весы. И выходит на каждое сорок
Полновесных, спокойных, ни с чем не увязанных грамм.

А потом я узнал, я прочел, что священным монетам,
Тем, что платой Харону лежали на веках людей,
Сорок грамм весить было приказано древним заветом,
Сопрягая два царства: полночных и вечных теней.