Было это не так давно, служил я на границе, был как и сейчас энергичен и бодр - форма, чистые погоны и совесть, АКСу и 60 патронов. Тогда иностранцам хода не было через Пост, только по спец. разрешению из Москвы, но они пытались конечно, в основном турки, конны и пеши, по турецким паспортам и по абхазским справкам, пытались. Чудесный денек, я на шлагбауме, занимаюсь привычным делом – регулируем с камрадом поток лиц к кабине паспортного контроля, это, значит, запускаем группами по 30-40 чел на кабину где сидит 1 контролер, больше нельзя - снесут кабину, меньше нельзя - снесут нас, в общем, задача творческая не для средних умов, попутно ведем житейские разговоры с сопредельным населением, типа «а вот если я щас на тебя брошусь что будешь делать, ора, стрелять?» «стрелять не-е-а, а в по лбу ебану». Все как обычно. Тут вызывают на кабину - поймали турка по чужой справке, надо отконвоировать в дежурку на предмет беседы и выявления пособников. Тогда обходились своими силами, дознание и протоколы – все сами. Ну пришел, забрал молодого и улыбчивого, привел в дежурку. Итак, дежурка, день, действующие лица: Кеша – старший смены, потомок польских помещиков. Как все потомки польских помещиков – добрый, выдержанный человек, весом зашкаливает за 130кг, лицо ни на какой фотографии не помещается, любитель раннеирландской поэзии, поклонник гэльской хореографии. Милый человек, но очень не любит когда святого Брэндана Ирландского путают с блаженным Августином. Турок – явный мерзкий тип, наглые глаза, блудливая улыбка. Может быть рекомендован на роль главного черно-белого злодея в дешевых сериалах. Я –загорелый до черноты погранец в камуфляже, глубоко внутри добрый но с суровыми глазами.
- Где взяли чужой документ, мистер? – задумчиво вертя в руке справку, вопрошает Кеша.
- Тур гарбалы кирдык у-у-у сарбаз сабак ( возможно не дословно)
– Ты мне по-русски, пся, отвечай.
– Их бин гешиден доннерветтер руса ни бе ни ме.
– Так, у тебя пять минут чтобы написать где и у кого взял документ.
– Нихт ферштейн геноссе, донт андестэнд и но абло, руса капут и тюрк консул вэллкам.
Я то уже понимаю что турок начинает делать то что делать НИКОГДА не следует – путать св. Брэндана с бл. Августином, но турок, вижу, не догоняет, развалился нагло и делает вид что на курорте или в сказку попал, а мы тут русские наташки, глупые и доверчивые. Тут я глубоко и тяжело вздохнул, так вздыхает хирург когда сделать уже больше ничего нельзя и остается отойти в сторонку, закурить жадно сигарету и уставиться мутным взглядом в мутное окно. Подумав немного, Кеша облегченно вздохнул и обратился ко мне:
– Ну так даже проще. А то щас переводчика ему вызывай, блять, акты составляй, протоколы, консулы, бля! Кто-нибудь шел с ним? Один? Да и ебись оно конем!!! Веди его под мост и кончай нахуй. Тока закопай, а то в прошлый раз поленились, блять, воняло, сука, две недели.
– Блять, а хули опять я?! А патроны как списывать вечером, опять этому мудаку Арсению пузырь ставить?
-Да это хуйня, я со старшиной поговорю. Ты давай, не тяни кота за яйца. Лопату не забудь.
Турка для нас уже как бы нет. Может мне показалось, но как то поднапрягся турок. Да нет, не может быть, ведь не понимает по-нашему. Показалось. Пошли, говорю, осман, ком, шевели ногами. У турка в глазах хитрое понимание, в «холдем» наверное играл, про блеф знает, щас мол до дверей дойдем и гяур «пас» скажет. Ага. Повел под мост, с каждым шагом турок задумывается все глубже, «печать сомненья на чело его легла» (с), но держится пока. А под мостом то все не так радужно, там сумрак, тишина и запустение, не властвуют законы солнечного дня под нашим мостом. И русский какой то хмурый, и лопату зачем то взял с собой, на лице никаких эмоций, только тупая усталость, видать достали уже эти расстрелы. Вручаю лопату - КОПАЙ, ПИДОР!!! И с лязгом затвора, вдруг открылось ему, что стоит он на самой стремянке и земля уже еле видна внизу. И, о чудо!!! Мощным потоком нахлынуло ЗНАНИЕ, знание неведомого языка, мистического языка, второго по сложности после китайского. Слова, символы и определения на этом языке, втором по простоте после турецкого, теснятся в голове и рвутся наружу. Фразы и междометия с детским восторгом стремятся покинуть ставшую слишком тесной голову со скоростью пули. Турок рвется назад, прочь со стремянки, хочет делиться с каждым радостью приобретенной способности к лингвистике, хочет рассказывать и рассказывать ВСЕ и без умолку. И мало того, понимает что и писать на этом языке научился. It’s a miracle!!! Только солдату все эти чудеса надоели, он и не такие чудеса видел, просто у солдата работа такая – чудотворец, у него и наглухо парализованные вставали на ноги и делали первые шаги счастья на неверных ногах, размазывая слезы по небритым басурманским щекам. И тут подумал, а что я делаю в этом проклятом месте, с такими то способностями? Это для турка день оказался ярким и незабываемым, он выучил чужой язык. А для меня обычный день, один из череды других таких же. Нынче мне иногда кажется, что турок, Кеша и я – никогда в действительности не существовали, а Пост и граница – вымышленные места.