Асмодейкин в душе ещё немного оттаскал крупными словами обманутого мужа и вообще всех неприятелей пока не приблизился к родной двери. Посмотрел на косяки, на порог и даже слегка погладил ручку, как в последний раз. Взрыв гомерического хохота, который раздался за дверями, обломал его нежные чувства к милому месту. Он решительно и бойко вошёл в свой кабинет, предназначенный на два врача, но народу там находилось значительно больше, чем обыкновенно - целая грядка медперсонала. Люди в белых халатах и спецовках смеялись громко и дружно, как боги, но когда вошёл Григорий Константинович смех и говор стал приглушенный и почти прекратился, точно веселиться стало кощунственно. Асмодейкин плюхнулся за свой стол.
  - Гришка,- обратилась к нему одна крашенная рыжая фельдшерица по кличке "коллективное бессознательное".
  - Рцы, Анжела Дмитриевна,- отозвался Гришка, не глядя на неё, наклонив на бок голову и шаря у себя в столешнице.
  - Пойдём?
  - Куда?- спросил он, прикуривая бычок сигары.
  - Да на пару палочек...
  - А если ещё плюс крючочков возьмёшь, то можно и в "бирюльки" за одно поиграть,- поддержала другая врачиха под дружный хохот психиатрической публики.
  Над Гришей шутили, а Гриша грелся.
  - Скажите, Григорий Константинович, а в чем пафос вашего сегодняшнего выступления?- спросил серьезно один сухощавый и старенький психиатр по имени Яков Иванович Кустов, в московской психиатрической среде более известный как Жак Ив Кусто.

  Господин Кустов, сделавший в психиатрии столь многое столь многим дурочкам, завсегда, когда говорил серьезно, то подхихикивал, а когда шутил, был серьезен с лица. Прическу он имел ещё обширную, но был уже в том возрасте, когда поддерживают шевелюру не за счёт густоты волос, а за счёт их длины. Кроткий профессор.

  - Идите вы в попу, господа!- объявил всем кротким профессорам Григорий Константинович с недовольно прищуренными глазами.
  - У-у-у... Асмодей сегодня не в духе. С утра вроде бы шутки шутил. Фи, ты нам такой совсем не нравишься...
  - А я не юани, чтоб всем нравиться...
  - Что стряслось-то?
  - Ничего пока не стряслось. Уезжаю я от вас.
  - Куда Гришенька?
  - В пампасы, к шлюхам с медвежьей рожей.
  - Нет, Гриш, если кроме шуток, куда?
  - Если серьезно, ребятки, то в Сибирь, в Сибирь! Работать, работать и работать!!! Так что девочки облизывайте марки и пишите письма на имя главного врача отдельной льдины - Асмодейкина.
  - Облизывайте марки... Чтобы спереди погладить, надо сзади полизать, так что ли?- не собиралась прекращать шутить Анжела Дмитриевна, даже ценой бородатых загадок.
  - Очень жаль, Григорий Константиныч, что вы уезжаете, очень жаль, коллега...- напрасно сказал доктор Анастас Сосович Тер-Минаторян.

  Анастас был человек неопределённой народности, внешне сильно похожий на японского актёра Кари Хироюки Тагава, - с такой же злостной заточкой лица, но тряпошным характером.

  - Чего тебе жаль, Кари ибн Хироюки? Свои пасквили и ябеды не на кого капать будет?- поинтересовался Асмодейкин, резко выпуская жирное кольцо.
  - Но позвольте, во-первых, я не ибн...
  - Нет, Ананас, теперь не позволю я тебе ничего. Если чинодрал, да к тому же кляузник, так признайся при всех!- пошел по пути эскалации дебоша Григорий Константинович.
  - Ну, знаете ли, милостивый государь...- нервно заговорил Анастас Тер-Минаторян и, находясь в опасности человека, которого сейчас треснут по шее или унизят ещё какой-то мерой, устремился к двери.
  - Знаем, знаем... Писали писаки - читали собаки,- услышал он вдогонку от дерзкого ругателя.
  - Вы кончили? Во-первых, никто вам не обещал легкой карьеры, во-вторых, продвижение по служебной лестнице опасно, как кабанья тропа, а в-третьих, потрудитесь сейчас передать мне истории болезни всех ваших... теперь уже моих пациентов и можете отчаливать, куда вам заблагорассудится!..- тараторил Тер-Минаторян, развернувшись пол-оборота и продвигаясь к выходу бочком-траверсом.
  - Ваша только сопля под носом и то пока на усах висит,- без возбуждения, с расстановкой и интонацией Атоса перебил его Григорий Константинович и привстал из-за стола.- Я покорнейше прошу вас удалиться из моего кабинета, пока я прямо здесь при всех не употребил вас с той же целью, с которой Нерон использовал Спора.
  - Не указывайте мне!.. Вы мне не указ!..- взвизгнул обиженный врач и выпорхнул из кабинета,- Такому указчику, барбариску за щеку!.. Вы можете пожалеть о сказанном!..
  - Ты ещё в Общество охраны зверьков имени профессора Бабаяна напиши...- продолжал плохо вести себя Асмодейкин; сейчас его высокий медицинский колпак сбился и сплющился к верху таким образом, что в анфас стал похож на куклуксклановский.- Шифонов угодник! Проклятый Мальволио! Последняя спица в колеснице, а туда же!.. Надо же, какой бестолочи я своих родных больных передаю... Господа, вы видели клавиатуру на его компьютере? Наш Ананас так глуп, что у него клавиша F1 больше всех кнопок затерта! В голове чисто, как в стокгольмском метро... Ничего-ничего-о-о, злорадствуй пока, но знай, что я-то нигде не пропаду, а вот таких психиатров, как ты, в каждом городишке на дюжину четырнадцать! Тебе ещё учиться и учиться, fraterculus...* (лат., братец)
  - Сам фратеркулус!
  - За парты иди!- крикнул вдогонку Асмодейкин.
  - За апартеид ответишь! - слышалось Анастасово отчаянье уже где-то в коридоре.- Ишь кильдык марахуталды карамульты бар манда йох!!! Я твой дом труба шатал, да!?!
  - Анастасия! Душа моя! Вернись! А-нас-та-си-я...- паясничал Григорий Константинович с протянутой рукой.
  Вместе с Тер-Минаторяном удалились ещё несколько знатоков психиатрии, знающих или подозревающих, что таких, как они в каждом городишке тоже предостаточно.
  - Ты чего сегодня с цепи сорвался?- спросила Анжела Дмитриевна.- Не узнаю, Северно-Ледовитый океан.
  - Надоели мне эти квартероны, мамлюки доморощенные, Анастасы, Гоги-Магоги...
  - Ну вот, и мне досталось,- вздохнул доктор Магогин и вышел.
  - Эх, Гри-Гри, что же мы делать-то без тебя будем, любовь ты наша всеобщая?- вопрошала рыжая фельшерица с вздохом, пытаясь пошутить по-доброму и утешить хмурого сослуживца.
  Когда некто Анжела Дмитриевна говорила про любовь всеобщую, она руководствовалась только тем, что Григория действительно любила и уважала "полцарства, лучшая половина", а также, исходя из их сугубо личных неформальных отношений с Асмодейкиным, и не подкалывала его на счёт жены Шифона, просто потому что не знала об этом адюльтере ничегошеньки. Григорию Константиновичу же больше запомнилось слово "всеобщая", так как всё время казалось, что все знают о его весёлых похождениях и норовят уязвить и подтрунить над ним (это, между прочим, первая стадия паранойи). Асмодейкин в этот момент стал поворачиваться ко всему свету своей темной стороной. Сейчас он зол, мнителен и чудовищно не справедлив к окружающим его нечужим людям, поэтому на вопрос "Гри-Гри, что мы делать без тебя будем..." он ответил вопросом и очень обидным:
  - У тебя что, Ангел, скамейка запасных короткая? У мужа попробуй поинтересоваться.
  Не сказав ни слова и качая головами в колпаках, остатки врачей понуро вышли из кабинета.
  - Все в сад!!! Все-е!- злился на самого себя Григорий Константинович.
  Вышли все, кроме закадычного Мигеля Майкловича Капустина, с партийным псевдонимом "Бигус".
  - Ну, а мне некуда уходить, старина, уж не обессудь, корпим мы тут с тобою вместе,- присел к нему на стол коллега и скрутил руки в каральку.- Ты, на чьей стороне сегодня проснулся, и с какой ноги встал, дедушка?
  - Не спрашивай, собрат Мишаил,- уныло ответил Асмодейкин.
  - Почему наш старый "крепдешин" сегодня злой? Чем ты ему не потрафил?
  - Обыкновенный он, Мишок, обыкновенный... как всегда...
  - Сильно ли ты его обозлил? Зачем-то и мне велено встать к нему на ковёр в одиннадцать часов. Как бы он меня тоже не отправил куда-нибудь в Читу ловить феличиту
  - Да никуда тебя не отправят. Не ссы Капустин - поебёт, отпустит...- предположил Григорий Константинович.- Ты лучше звони мне почаще.
  - А ты прилетай сюда на выходные да праздные, а то какое без тебя застолье.
  - Хорошо, братушка. Всем пока и перед Анжелой Дмитриевной за меня извинись. Целую фикус, поливайте бабушку. Не поминайте лихом...
  Григорий Константинович забежал в контору к циркуляру, получил разные дистрибутивы, формы, командировки и другие филькины грамоты, быстро решил бюрократические вопросики и с бухгалтером.

  Ниже нельзя не рассказать про ещё одну разновидность эскулапов, у одного из которых Григорию  Константиновичу перед отъездом нужно было побывать. Асмодейкин покинул свою социальную и судебную психиатрию и завернул в частную клинику к старому приятелю - психологу, сексологу, а заодно человеку практикующему сведение веснушек с женских лиц. Секретарша не допускала его к кабинету.
  - Вы куда?
  - Тянуть кобылу из пруда; я руками за узду, а ты зубами за пизду...
  - Нельзя.
  - Я к сексопатологу на сеанс патологического секса.
  - Леонид Максимыч занят, у него важный посетитель.
  - Послушайте, компьютерная мышь, играйте в свой тетрис, а мне сюда в любое время предназначено.
  Асмодейкин сделал злую морду (сильно стараться для этого ему и не пришлось) и проскочил к кабинету. Потихоньку приоткрыл его дверь; изнутри доносились жалобные причитания:
  - Леонид Максимович, миленький, я не могу в глаза смотреть своему мужу, а не то, что жить вместе, спать вместе, питаться вместе! Мне еда в рот не лезет! Что мне делать, Леонид? Что!? У меня просто ноги холодеют от стыда! Исцелите меня!- заламывая руки, просила ответов женщина с блестящими от слез глазами.
  - Полно вам, голубушка... вот вам и салфеточки... Не надо так переживать, Алёна Ильинишна. Вы ни в чём, слышите? ни в чём не повинны. Более того, я вам скажу...- психолог встал с кресла и взял заговорщицкий тон и громкость.- Я вам сейчас поведаю правду и открою глаза на всё... Слушайте: ведь в этом всём виноват не кто иной, как сам ваш муж... да-да... ваш, с позволения сказать, муженек. А вы совершили настоящий поступок!
  - Да-а-а? Как это? Не понимаю вас...- приоткрыв во внимании рот, изумленно вопрошала дама, которая для пущего раскрепощения мысли и эмансипации духа была уложена на кушетку.
  - Своим вопиющим безразличием, бесконечным пропаданием на работе и приработке,- с неподдельным негодованием расхаживал по кабинету ещё один знаток человеческих душ,- Самой возмутительной холодностью к вашим капри... э-э-э... безобидным прихотям и наплевательским отношением к вашим элементарным потребностям... Всем этим он просто кинул вас, вы слышите Аленушка? беспощадно бросил в лапы этого... этих... этого взвода грязных солдат...
  Чудо-психолог кончил и очень выразительно сморщил лицо в брезгливой ужимке.
  - Отделения...
  - Что, простите?
  - В лапы струнно-смычкового отделения военных музыкантов. И отнюдь не грязных, за кого вы меня принимаете!?!- сказала дама, и слезы даже не покатились по углам, а переполнили её глаз и закапали посредине крупным бисером.
  - Э-э-э... Тем более не хорошо... то есть отлично... то есть не совсем... Отделение - это меняет дело... В общем...- подбирал слова утешения целитель.- Если бы у меня была такая нестерпимая ситуация в семье, я тоже не удержался бы и от отчаянья бросился... кинулся бы с головой в эту пучину... пучину общежития института легкой промышленности да там и интегрировался бы... Главное запомните и затвердите следующее ключевое: муж - виноват, вина - муж, муж - вина... А вы, Алёна Ильинишна, вы смелая! Вы настоящая! Я восхищаюсь вами!
  - А-а-а, теперь я начинаю понимать... А вдруг он догадается?
  - А вы виду не показывайте... Хотя с юридической точки зрения ваша позиция несколько уязвима, что в дальнейшем может привести к ещё более глубокому психическому расстройству...
  Асмодейкин постучал ногой по косяку, чтобы повернуть на себя внимание и подвигал призывно указательным.
  - Гриш, имей совесть, я ж занят...- выскочил Леонид Максимович.- У меня не пациентка, а неразменный рублик.
  - В смысле? Денег полным-полно?
  - В смысле всю жизнь сюда ходить будет.
  - "ЛМ", после будешь балду кружить; теперь послушай сюда - это больше твоих интересов касается...- схватил его за пуговицу Асмодейкин.
  - Ага, тебе, миллионщику, легко говорить! Ты вопиюще богат, у тебя вон, одна запонка все мои судебные издержки покроет,- быстро говорил, съедая окончания, Леонид Максимович.
  - Слушай, "L&M", ты, кажется, говорил, что тебя жена из твоего собственного дома выгнала.
  - Ну и...
  - До сих пор, наверно, в кабинете на казенной софе спишь?
  - Ну.
  - "Ну-ну" Подковы гну. Я уезжаю на неопределенно-долгое количество времени; можешь пока владеть моей квартирой. Соглашайся.
  - Здорово! Босяцкий жест?
  - Вроде того...
  - С каких щей мне такой узуфрукт?
  - Какие щи? Какой фрукт? Ты кушать хочешь что ли?
  - Как же! узуфрукт - это владение чужим имуществом с правом пользования,- отрапортовал сексолог.- Юридический термин такой...
  - Послушай, Леонардо, ты себя доконал этим разводом с женой - бредишь уже юриспруденцией. Ты же врач, а не какой-нибудь стряпчий. Посмотри на себя - как только тебя бабы слушаются?..
  Оба мозговеда повернули головы в одну сторону.
  - Степанида Епатьевна, может, вы перестанете стоять с открытым ртом, как в зоопарке? Ступайте, голубушка, дальше в тетрис играть,- обратился сексолог к своей секретарше.- А лучше научитесь факсы пиринимать.
  - А я уж научилася.
  - Молодец, иди, прибавь себе зарплату,- сказал он подчиненной и продолжил с Асмодейкиным:- Бабы слушаются, потому что у меня харизма.
  - Какая харизма, Лёня!? Ты как выжатый тюбик рассольника в космическом пространстве болтающийся!
  - Оставь, Гриша, сам знаю! Вымотался я, измучился...- вздохнул Леонид Максимович.
  - Ты же сам их женское сословие подучиваешь, разнуздываешь,- Асмодейкин кивнул головой на кабинет,- а потом они по твоему наущению тебя же и обирают до штанов...
  - Издержки ремесла; я ничего больше не умею, как разнуздывать их...- ещё вздохнул бедняга.- Так за какие заслуги, спрашиваю, меня в ваш чертог?
  - За прошлые. Соглашайся, дедушка; и давай без подобострастия, не забывай, что я твой коллега и однокашник... Раздвинь сегодня свой паранормальный график и заходи вечерком, поговорим, у меня одна пустячная просьба имеется. А сейчас сделай милость, уйди чистить чакры нуждающимся в этом, парапсихолог ты женский,- сказал ему Асмодейкин, по-отечески взбил волосы и хлопнул по скуле.
  - Хорошо, Гриш, до вечера,- с радостью согласился "ЛМ".- Ох, и уважаю же я тебя!.. Ну ладно, побегу дальше шрамы рассасывать.
  - Побеги скорей...
  За психологом прикрылась дверь с табличкой "психоаналитик Л.М.Кондом-Балдакрутов", а Григорий Константинович выкатился на шумную улицу и позвонил помощнику.

  Американец Витя примчал на новом авто, на капоте которого красовалась круглая двухцветная эмблема. К этому моменту Асмодейкин полностью утихомирился, как будто что-то оторвал от себя и выбросил навсегда, даже повеселел.
  - Витюха! плеер тебе в ухо!- бодро приветствовал его психиатр.- Ты мне друг или портянка?
  - Скорее первое.
  - Первое, второе, компот... Ты со мной или против меня?
  - Обижаешь... Я уже поклялся тебе один раз в Китае, а я не клятвопреступник...- россиянин американского происхождения сделал вид задумавшегося человека и добавил:- Хотя избивать таксистов-трансвеститов или на рыбалку на Москва-реку я с тобой ни за что не пойду... 
  - Н-да... Ты прав, как никогда. Рыбаки на нашей реке - зрелище, мягко говоря, не очень приглядное. Смотреть на них, равно как наблюдать за еблей стариков и старух... причем нечаянно застав... Н-даааа... Н-да...- врач задумчиво повторил эти три буквы и почему-то представил физию Самуила Шифона,- Но ты не боись: ни того, ни другого приятного безобразия и извращения творить не заставлю,- повеселел Асмодейкин и мигнул глазом Витьке.- Поедем вместе на курорт отдыхать. Если будем вдвоём, то мы обречены на успех. Дел натворим - чертям станет тошно!.. Кстати, веха, ты в Сибири не был случайно?
  - Сайбириа*!? Нет, там же дикие звери лазят!- проорал Витя.
  - Ну, уж не одичалей... или как там? не диче... в общем, такую дичь, как в Москве ещё поискать надо по свету... А для тебя, сачка, эта поездка вообще загородным пленэйром покажется. Так что, давай, как поётся в австрийском гимне: "объединим усилия, и путь к успеху нам открыт"...  Асмодейкин повернулся спиной к Вите, распростер руками и продолжил с воодушевлением, глядя в далекие дали:
  - Ты чувствуешь этот запах?
  Витя нахмурился, попеременно понюхал свои плечи и обшлаг рукава.
  - Это запах приключений, мой друг!- продолжал Григорий Константинович, протянув одну руку в ту даль.- Запах великих свершений и неизведанных земель, на которых нам предстоит оставить свой след и которые так манят нас, влекут и ждут!..
  Витя Подподушкин подошел к мечтающему хозяину и тоже устремил взгляд куда-то за горизонт. Доктор Асмодейкин взглянул на одухотворенную рожу и открытый рот помощника и уже серьезно спросил:
  - Так ты согласен?
  - Заметено!- сказал радостно янки и протянул навстречу руку.
  - Молодец!- щелкнул ему по ладони Григорий Константинович.- Только наверно не "заметено", а замётано... И вот что, давай менятся: садись теперь ты на эту дьявольскую однодышловую повозку, а я на новеньком авто прокачусь. Давай-ка, посмотрим, что тут у нас... О, "боевая машина вымогателей" - старомодно. Ты смотри-и-и... дерево, кожа-рожа, все дела... Это ж раритетище!!! Да она, похоже, ещё железная! А как на ней ездить?
  - Не боись! Интерфейс у неё интуитивный, быстро научишься.
  - Где деньги взял?
  - Как говаривал мой американский папаша: "Что-то старое, что-то новое, что-то взятое взаймы..."
  - Сколько стоит диковина?
  - Много.
  - "Много" это сколько? Сколько у цыганки на лобке волос?
  - Почти что...
  - Полно же я тебе жалованья плачу, лодырю. Ладно, дома разберусь с тобой, как говорил папаша мой: "Получишь у меня за старое, за новое и за десять лет вперёд..."
  Григорий Константинович сел в автомобиль, открыв в потолке люк, высунул туда голову и крикнул Виктору, который копошился возле мотоцикла:
  - Эй, ветреный отпрыск американского народа, едем взапуски! Слушай условия: кто первый из нас зайдёт домой, тот съедает, остатки вчерашнего шафруа* из куропатки, а кто последний, тому шиш на постном масле... и вдобавок тот объявляется свиньёй житомирской породы... на всю! оставшуюся! жизнь!
  Григорий, не засовывая внутрь салона голову и не сводя глаз с американца, вдавил акселератор в пол и зловеще засмеялся; агрегат с пробуксовкой превратил резину в дым и ушел в точку.
  "Вот, Гришаня,- сам с собой он вел беседу, небрежно бросив руку на баранку,- Хотел ты перемен? Ты их получил. Скучно тебе было? Так тебя развеселить изволили... Так и знал, что должно произойти что-нибудь весёленькое, из моды вон выходящее - кишками чувствовал... Пустяк. Не ропщи, Асмодейкин, и не жалей о проделанном. Как говорят японцы: плевок обратно не вернешь. Правы, черт возьми, японцы! Пусть мне... Может это так... Может это надо... Как замечательно подметил мой тёзка - хохлацкий мудрец и моралист Сковорода: "Цыплёнок зачинается в яйце, когда оно портиться" Может ведь быть, что и хохлы когда-нибудь правы. Поэтому будем надеяться, что из этой поездки выйдет какой-нибудь пользительный цыплёнок табака... Что ж, до свидания Москва - город европейских слов и азиатских поступков. Прощайте жирующие, счастливые рожи с жиру замуж выходящие, с жиру любовников заводящие, кающиеся и принимающие покаяние тоже с жиру...- вдруг стал философом Григорий Константинович.- Здравствуй,
интригующее чёрт знает что... Впрочем, почему чёрт знает? Скорее всего, приедем, как по классику в простой "мир грязных сплетен и жирных кулебяк". Что ж, посмотрим, какими кулебяками нас обрадует периферия, недолго осталось"
  Перепаленный любовник - Асмодейкин настроил радио под названием "Антарктида минус". Динамики возвестили дамским голосом знакомый мотив:
                ...Вре-е-емя лучшее, лучшее-е лека-а-арство,
                    Со-овесть лу-учший, лучший контролё-о-о-о-ор...
  Григорий Константинович теперь вник в смысл песенных слов, и его всего покоробило, как будто он сиводёру нюхнул.
  Наверно всякий, когда меняет работу или обстановку, тем более, когда переезжает в другой город или начинает "новую жизнь" грезит о чём-то увлекательном, интересном или хотя бы лучшем, чем было прежде. Вот и Асмодейкин, поднимаясь по своему парадному лестничному маршу, замечтался о том, о сём, как он поедет, как-то там будет. Прикидывал, какие капканы насторожила ему судьба в тех краях. Мечтал, как он будет добрым и справедливым главой. Как под его началом провинциальная психиатрия поднимется на небывалую высоту. Как через год и коллеги, и больные его будут провожать обратно, словно царя-батюшку. И плакать, и величать благодетелем, и уговаривать не уезжать... и тра-ля-ля-ля-ля... но внезапно он услышал позади себя топот, похожий на бег стаи диких бизонов. Оглянувшись, увидел несущегося на него Витю, который вылетел снизу лестничного пролёта, как тетерев из-под каблука. Витя протянул вперёд руки, словно бажовская Синюшка из своего заброшенного колодца, сделал угорелую морду
и в таком виде мчался на вздрогнувшего врача. Отстранив изумленного Григория Константиновича к стенке, двухметровый человече подбежал к двери и проник в квартиру.
  - Ха-ха! Я выиграл!- ликовал он, высунув на площадку одну лишь красную голову.
  - Ты что, шельма, изголодался? На моё шафруа разинул роток, браток?- вспомнил уговор Асмодейкин.
  - Не-а, я его ещё утром съел,- сообщил довольный Витя.
  - А что же тогда, Кинг Конг ты златорунный, в своем беге меня чуть не сокрушил?
  - Житомирской свиньёй не охота оставаться,- унимал одышку Подподушкин.- На всю... оставшуюся... жизнь...
  - Черт с тобой, я останусь свиньёю, дылда ты подлая... Я заслужил...
  Переезжать молодцам требовалось в главный город одной сибирской губернии, назовём его хоть по-латыни "икс", хоть русской литерой "хер", кому как удобно. Григорий Константинович велел Вите оставаться в Москве, покуда он сам не обоснуется в новом задрипанном городишке и не скажет, что требуется доделать в столице, чего не хватает на новом месте и что следует перевезти. Вечером он со всеми близкими невнимательно попрощался, а следующим же утром под марш "Прощание славянки" врач вылетел из стольного града по новому назначению...