Понесло же меня в самое Рождество в областной центр. Холодина, мороз под тридцать, а в этих бетонных катакомбах все сорок наверняка. Ну да ладно, остался один адрес ,а до него без пересадки. Запрыгиваю в 13 номер и падаю на свободное место. Маршрутка почти новенькая и водитель русский, можно расслабиться.
    Люди входят, выходят, разговаривают, смеются, молча смотрят в замороженные окна. У всех свои дела, заботы. С шумом, весёлой ватагой заскакивают дети и тут же выпрыгивают. Ошиблись! И только одного человека не волновали остановки, он не реагировал на сменявших друг- друга людей, он даже не открывал глаз. Я искоса поглядывала на него. Сухие ресницы обрамляли закрытые веки. Такие же соломенные брови торчали вверх словно вилы. " Наверное, колючие" - Подумала я.  Глубокие впадины и узкие бороздки морщин изрезали и так небольшую географию лба. Жидкие волосинки покрывали побелевшие залысины, коричневые пятна , как острова расположились то тут, то там. Растрёпанность и без того опавшей шевелюры придавали ему жалостливый вид. Но до него никому не было дела.

      Люди менялись рядом с ним , прижимая его к железу маршрутки, а он всё сидел как в забытьи. Сидя в  своём неприглядном серо- зелёном одеянии, он походил на существо из под земли. Дряблая шея пеликаньими складками свисала над замусоленным, жёлтым от пота воротником рубашки. Костлявые руки с рубцами , бородавками и отметинами лежали на коленях. Серые брюки, с неясным следом утюга, маслянистые пятна, и прожженные мелкие дырки  дополняли портрет старика. Непонятного вида обувь явно не соответствовала уральской зиме, присутствовали даже носки, но их замусоленность отбивала желание задерживать на них взгляд. Тухлый запах вещей смешивался  с испарениями не мытой кожи, добавляя в это общее амбре нотку зловония изо рта старика, челюсть которого от постоянного мотания маршрутки постепенно на несколько градусов меняла своё положение. Я отвернулась, скоро конечная, мне выходить.

        Маршрутка опустела, ещё пару минут и она увезёт спящего старика по следующему кругу. " Девушка, - говорит водитель. - Будьте добры толкните дедка, он с утра катается. Жалко было , пустил погреться, а он спит и спит. Всё бы ничего если б не вонял так"
Я киваю головой  и трогаю старика за плечо. "Алё, гараж, приехали!- Говорю я. - Просыпайтесь!" Он продолжал сидеть, уставив свои пустые зрачки в темноту под упавшими веками. Обезвоженная кожурка его внешней оболочки не выдержала моего похлопывания по плечу, он повалился на бок, сохраняя  форму сидящего человека. Тело совсем не слышно соприкоснулось с соседними пустыми сиденьями. Руки остались там же, на коленях, носки ног вместе. Я закрыла глаза. Глухой, подавленный голос водителя произнёс за спиной: " Твою мать! Он же умер..."

          Почти час ушёл на оформление трупа, меня спрашивали, я отвечала. В полуха слушала ворчание водителя на неудачный день , смотрела на старика и думала, думала , думала. Вокруг него сменилась уйма народу, куча поколений и ни кто , ни чего не почувствовал. Старый, больной и судя по всему, ни кому не нужный человек. Старость бесстрастно опутала его тело, его ум, его дух и всё погасло. Я шла к сыну , мысли шарахались в моей голове. А я слышала лишь одну, как страшно быть никому не нужным. Как страшно вот так умереть, доехав до конечной, своей жизни.