Белые сапожки Снегурочки были изрядно потрепаны, как и сама Снегурочка. Дед Мороз держался молодцом, хотя и так было ясно, что он в полной жопе. Но сначала-то он был Бармалеем, учил ребятишек танцу буги-вуги, поясняя, что у него была бабушка, которая надумала постирать тельняшку его дедушки, и несла таз с водой, а потом обронила мыла, и нащупывала его сперва одной ногой, затем другой, и еще там являлась мышь, и бабуся отчаянно мышь отгоняла, затем не менее отчаянно бежала от нее, бросив таз и вовсю работая руками, и так получался танец, что вызывало у ребятишек дикий восторг. Снегурочка тоже сперва была существом по имени Крыс, в тельняшке, с хвостом, с вытянутой усатой физиономией, коя должна была закрепить в зрительском сознании образ мыши или крысы, но тапки без задников и на босу ногу заставляли усомниться. Был еще поросенок с незапоминающимся именем, и вот это-то трио из местного ТЮЗа либо из подворотни было приглашено, чтобы порадовать детишек и их родителей на предновогоднем мероприятии – елке.
Вся троица была подшофе или вроде того, но хорошо хоть, что перегаром не несло, и родители понимали, что на школьный «корпоратив» только таких неухоженных забулдыг и можно пригласить, потому как нуворишей среди редких папаш и толстожопых мам в классе не было, чтобы заказать Верку Сердючку, Диму Билана и передачу «Аншлаг» полным составом. Артисты тоже понимали, что не за горами Восьмое Марта, 23 февраля и другие праздники, потому старались вовсю, играли словно на последнем издыхании, и окажись в актовом зале с елкой сам Станиславский, хуй бы он стал орать свою бессмертную фразу. Поросенок убедительно тряс жировыми складками под тонкой футболкой, Снегурочка декламировала подходящие случаю стишки, хотя мордашка у нее была в морщинах и с мартышечьими круглыми, близко посаженными друг к другу глазками, и принять ее можно было скорее за жену Деда Мороза, чем за его внучку. Дедушка Мороз был невероятно говорлив, и в таком благодатном состоянии, когда все шутки – в тему и сам такой свой в доску парень, и хуй с ним, что войлочные ботинки «прощай молодость» обшиты красной тканью, какой обычно обивают дешевый гроб. Он отобрал у одной девочки картонную гитару, и смешно стал наяривать на ней, задрав высоко гриф и одну ногу в своем красном чесанке.
Дети были одеты кто как – один мальчик изображал пирата, но в своей тельняшке с крупными полосами походил больше на приговоренного к казни разбойника. Другой был доктором, третий какими-то Скуперфильдом в цилиндре и фраке, - и, возможно, родители, выбирая чадам наряд, сами того не подозревая, проецировали этот праздник в их будущую жизнь. Пират станет известным террористом и закончит дни на электрическом стуле. Доктор станет хирургом, а Скуперфильд – банкиром.
Наигравшись на гитаре, Дед Мороз продемонстрировал хип-хоп, и это у него тоже получилось талантливо, и многим стало грустно, потому как ему б выкинуть ботинки, обшитые гробовой тканью, и на большую сцену – Гамлета играть или хотя бы Тень его папаши.
После раздачи подарков, пожеланий счастья, здоровья вкупе с напутствием хорошо учиться и слушаться родителей, троица зашла в раздевалку.
- Дай! – жестко сказал Дедушка Мороз Снегурочке.
- Подожди, хоть переоденься.
- Дай! – повторил он, срывая бороду.
- Сдохните, если не бросите, - сказал поросенок, снимая свиную голову.
Дед Мороз нетерпеливо задрал штанину, вытащил ногу из ботинка. Синюшная кожа мертвеца в синяках и следах от уколов.
- Скоро и здесь вены пропадут, куда будешь колоть? – спросил поросенок.
Дед Мороз ничего не ответил, выше закатал штанину и выжидательно смотрел на руки Снегурочки.
Снегурочка, порывшись в сумочке, достала шприц, заполненный дезоморфином.
- Мне оставьте, - сказал поросенок.
- Меня в детстве в Зорро наряжали, - сказал вдруг Дед Мороз, глядя на острие иглы. – На каждый утренник в садике было одно и тоже. Черная маска и шпага.