Портвейн напиток богов подземелий и повалов, панков и люмпенов. Принимающий хвалу спившихся интеллигентов, спившихся от осознания того, что их никогда не было, а была лишь ссыкливая, возмущенная сущность, пытавшаяся всю жизнь уподобиться славным бойцам Белой армии, уродуя французский, тыкая свои «вуаля» и «мерси» повсюду. Далеко вам, бздуны, до тех, по-научному лобастых деятелей, одною своею мыслей словно тараном пробивавших толпы пьяни и рвани, храбро рубивших своими шпагами какое угодно чудо-юдо! Врезались в слух словно голосом Тома Уэйтса, метающего в массы не то чтобы искры своего таланта, а громы и молнии вместе с вконец охуевшими перунами и зевсами! Это гении! Гении!
А гении, это не только алкаши и наркоманы. Это они от столетия к столетию расковыривают мрачно-церковную действительность доставая горящие сердца подобно Данко! Это они горят на кострах епископов! Это их ненавидит Бог, за то, что они влезают в его комнату и тащат от туда все, что может пригодиться человечеству, пока старый человеконенавистник дремлет в своем кресле упившись кагору. И в то же время из-под пьяной руки, упившегося дешевого пойла, певца ума Аполлона Григорьева струились родниковые воды слов, очищающие от грязи имя великого поэта! И для чего? Для чего это «Пушкин — это наше всё!» А для того, чтобы каждый серун в школе, и серун на пенсии знали свой язык в самом широком смысле и любил его, именно ЕГО, а не эти блядские «вуаля» да «пардоны».
Они и еще раз они ковали подковы блохам, лупили француза, расширяли просторы страны согласно размерам славянской души и у них получилось. А что получили? Какие-то пидоры, сняли крышку с канализационного люка в который я чуть не пизданулся вместе с бревном! Я собственно об этом и хотел рассказать.
Во тьме я вижу не больше крота, а тут еще бревно на плече размером метра три и диаметром у основания сантиметров пятнадцать. Пер я его километра два в ночи, все фонари в деревне отрубили к ебеням электрики, потому как за них хуй кто платит. Правильно, одни Саяно-Шушенское ГЭС проебали, а вы сидите без света, давайте экономить. Давайте все электростанции проебем и вернемся в каменный век. Это не могу назвать русским головотяпством. Русское — это когда пошли на войну к одним, для профилактики дали пиздюлей соседям, да и земля лишняя не помешает! Пришли к балтам в шестом веке. Ох ты, ни хуя, подумали, а земли то у вас замечательнейшие. Всё, на хуй с пляжа, я здесь ляжу! И ведь странно на тот период народ был малочисленный и для чего столько земель на первый взгляд непонятно. На самом деле предки интуитивно предполагали, что электричество раньше Ленина в России не появится, а потому все равно безграмотному крестьянину ничего не останется как продолжать производить потомство и получать пиздюлей от барина.
Вот если призадуматься и попытаться понять жизнь крестьянина средневековья, то становится понятно от чего бабу лупил. Вечер. Русское село. Не видно не зги. Стоит крестьянин в зипуне и с бородой завшивленной. Поддат, побит барином, ну все в духе времени. Стоит и думает. У бога я раб, у хозяина раб, и эти двое явно сговорились один — который бог, позволяет лупить человека другому — этому пидору барину. Сука, злобы пиздец, пойти что ли жене пизды дать. Отсюда все эти ебанутые поговорки вроде бей бабу молотом и так далее. Ну не давать же пиздюлей барину в таком случае в разнос все семейство пойдет, а ему плечи на дыбе поправят. Вот ужас!
Это знаете, стало одной из мартеновских печей в которых горел былинный русский характер, раздающий безвозмездно пиздюли хоть византийцам, хоть дикому племени половецкому. Второй печью стала церковь. Сейчас все тянут на церковь залупу, я свою потяну. Эта необъяснимая богобоязненность, вперемешку с богоизбранностью. Брехали и не краснели. Пили, дрались, убивали, а потом на колени и все как бы зашибись. И это не только вырабатывало покорность, но и производило своего рода духовное распутство. Ну а хуле, убил — раскаялся, у попа на исповеди сопли пожевал, и ты снова чист как ключевая вода. Вот потому и твори, что угодно — бог простит. Скажу больше — бог не узнает! Ему по хуй. Он тебя создал, он тебя и уничтожит, либо в глубокой старости, в слюняво-солнечном маразме, либо в юности, когда тебе сидящему на баррикаде, тупой мент ебнет по башке дубинкой. Вот. А как ты живешь в этом просаке между рождением и смертью, ему и в прямой кишке не снилось. Поэтому если даже в ранний период жизни романтического полового созревания ты спиздил пятьдесят рублей, чтобы купить себе и своей девке сигарет, то вором ты останешься на всю жизнь, потому что ты украл, и ни бог, ни мамка тебя чище не сделают даже если простят. И уж тем более как можно простить, даже себе самому, убийство человека. Представь, если б тебя пытались убить. Взвыл бы! Ды как же так, да что за хуйня, я же целый мир, я жить хочу.
А канализационный люк я тем временем обошел и вдруг подумал. А может виноват я? Может не стоит ночами таскать бревна перемещая огромными сапогами всесезонный размокший чернозем с места на место. А люди меж тем просто хотят жить от того и пиздят ебаные крышки с люков, чтобы скинуть их потом и купить портвейна о котором я писал. Истинно, говорю, истинно.
Паша Кошый. Koshiy.