Единым из космических законов,
В который раз мою связавши нить,
Одной песчинке равных миллионов
Бог хоть до смерти, но позволил жить.

И вот - конец, и частию системы
(Не важно, я хочу, иль не хочу),
По желобу, как после смерти все мы,
Я в сферу ада нижнюю лечу.

Одна прошла, пришли другие строки,
Меня мгновенно, словно камнепад,
Заваливают сверху тел потоки,
Живые лишь мгновение назад.

Слоями, без движения, послушно,
Рядами, ни плохи, ни хороши,
Лежим мы здесь бесчувственно, бездушно,
И я лежу, без чувств и без души

До вечности конца, до окончанья...
Но вдруг, себя самим собой качнув,
И перекувырнувшись, мирозданье,
Нас оживляет, нас перевернув.

В который раз волшебным перепадом
Восстало, поменявшись и бурля,
Землею то, что было нижним адом,
И в ад свалилась верхняя Земля.

И снова обретя второе зренье,
На миг узрев все всё тот же самый лик,
В посмертном бесконечном возвращеньи
Я Господа в который раз постиг.

Вот он сидит, пером в руке играя,
Вот он сидит, где и сидел всегда,
Вне времени, вне ада и вне рая,
И длинная у бога борода.

Завязаны волос остатки в косы,
Топорщится рубаха на горбе,
И мучают Создателя вопросы
О смерти, воскрешеньи и судьбе.

Попробовав, не создал он системы,
И плачет за исписанным листом:
Не вывел он о смерти теоремы,
О жизни не составил аксиом.

А я, опять живущий и текущий,
Почти истекший снова в ад, во тьму,
“Я твой ответ, о Боже всемогущий!
Прозри, услышь!” – из недр кричу ему.

Не видит Бог, не ведает, не знает
Как мной его склоняются весы,
Как мной его текут и истекают
Мгновения, минуты и часы.

Для нас обоих Время неизбежно,
И он не слышит выкриков моих:
Берет часы песочные небрежно
И вновь переворачивает их.