Сейчас я расскажу историю, которую еще никому не рассказывал. В общем, была у меня в детстве одна реально ценная вещь – небольшая коллекция иностранных монет, доставшаяся мне от покинувшего нас с матерью отчима. Всего там было пятьдесят три монеты. Были среди них две, которые вызывали у меня особые чувства. То были монеты Нидерландов. Еще те – старые, с портретом королевы Юлианы. Двадцать пять и десять центов. Я их очень любил. Но о них я вам как-нибудь в другой раз расскажу. А пока расскажу об одной монете из той же коллекции, но о другой.
Какой страны была та монета, я не знаю. На ней были какие-то надписи, но прочитать их не было никакой возможности, поскольку шрифт был не латинский. На одной её стороне был изображен некий государственный деятель в очках, а на другой – птица с распростертыми крыльями. По-моему, это был орел, но я не уверен. Монета была самая большая из всех, и самая тяжелая. Полновесная, как говорится. Возможно – серебряная.

В общем, в течение довольно долгого времени я никому свое сокровище не показывал. Да и показывать было особо некому, так как друзей у меня не было. Но я, очевидно, из породы тех людей, которым обязательно нужно с кем-то поделиться своим счастьем. Как бы то ни было, однажды, когда я учился в третьем классе, я решил принести монеты в школу. Разумеется, кому попало показывать их я не собирался. Список более-менее достойных кандидатур я составил заранее. И это, на мой взгляд, должно было уберечь меня от всякого рода неприятностей.
В назначенный день на большой перемене я собрал в сторонке троих, скажем так, приятелей. Все они были – ребята более-менее нормальные. По крайней мере, я был сильнее каждого из них, и в случае чего мог отстоять свою собственность силой. Итак, я пригласил их выйти со мной на улицу и отвел в один из дальних закоулков школьного двора, пообещав показать нечто интересное. Все они, не задавая лишних вопросов, последовали за мной. Возможно, они надеялись, что я стану показывать им порнографические карты или что-то в этом роде. Но в те годы я ещё не увлекался порнографией.

Когда мы добрались до места, я достал мешочек с монетами, затем развязал его и высыпал содержимое на ладонь. Приятели поначалу не поняли, с чем именно им довелось иметь дело. Вероятно, прежде они никогда не видели ничего подобного. Однако через несколько секунд они оживились. Стоило одному из них с придыханием произнести заветное «Ух ты!...», как остальные тоже стали проявлять интерес к кучке разномастных кругляшей, уютно расположившейся на моей ладони. Я даже позволил им брать монеты в руки, чтобы рассматривать их вблизи. Я был почти уверен, что никто из них не предпримет попытки их украсть, но все же, внимательно следил, чтобы все монеты были мне возвращены. На вопрос «Откуда?» я гордо ответил: «Наследство от отца». Очевидно, это произвело некоторое впечатление. Один из приятелей даже как-то особенно на меня посмотрел. С сочувствием, что ли.
К концу перемены я снова собрал все монеты в ладонь, и по одной стал бросать их обратно в мешочек, пересчитывая. Все монеты оказались на месте. Тогда я снова завязал узел потуже и спрятал мешочек во внутренний карман. С каждого из приятелей я взял слово, что он никому о монетах не расскажет. Они обещали.

Тот день закончился без происшествий. Монеты я благополучно принес домой и был очень доволен тем, что все прошло гладко. И все бы ничего, но через несколько дней ко мне подошел один мой одноклассник из числа тех, к которым я относился с опаской. Время от времени то с одним, то с другим из этой компании у меня возникали конфликты. В этом случае, если мне удавалось «разобраться» с одним, его тут же сменял другой. Таким образом, в конфликт против меня одного всегда оказывалась вовлечена вся эта компашка. Все они были какими-то приблатненными что ли. Хотя я не уверен, что этот термин применим к третьеклассникам. Во всяком случае, манеры у них были соответствующие.
И вот ко мне подошел один из них. Звали его Сергей Безбражный. Я конечно насторожился, ожидая провокации. Но Сергей вдруг завел какой-то нейтральный разговор. Вдобавок, тон его был таким дружелюбным, что я не заподозрил ничего угрожающего. А следовало бы. Как бы то ни было, я, что называется, расслабился. Утратил бдительность. Всё из-за того, что эти подонки изрядно меня доставали. Можно сказать – не давали житья. Я в тайне понадеялся, что если приобрету приятельские отношения с одним из них, то возможно и остальные будут относиться ко мне терпимее.

В течение нескольких дней ситуация была прямо таки идиллической. Сергей подходил ко мне на перемене, мы разговаривали о том - о сём, делились новостями. Остальные представители враждебной партии тоже как-то присмирели и не проявляли агрессии. Я был этому несказанно рад. Даже подумал, что меня, наконец, решили оставить в покое.
Как-то раз Сергей в очередной раз подошел ко мне и заговорил, о том, что у него есть хобби, о котором он решил сообщить только мне. Я, естественно, заинтересовался. Тогда он, как-то даже смущенно сказал мне, что коллекционирует монеты. Старинные. Ну что тут скажешь, подловил он меня, потому что я в свою очередь тут же сказал, что тоже собираю монеты, только иностранные. Я, кстати сказать, не то что бы собирал монеты. К тем, что оставил мне отчим, я не добавил ни одной. Но те, что у меня были, я терять не собирался.
Кончилась наша беседа тем, что Сергей предложил мне как-нибудь прийти к нему домой со своей коллекцией, а он, в свою очередь, показал бы мне свою. Черт меня дернул согласиться. При этом мы даже не договорились, когда именно я приду к нему. Этим я надеялся себя обезопасить.

Дома я решил, не стану откладывать дело в долгий ящик, а принесу монеты уже на следующий день. Так я и поступил. Когда на перемене Сергей спросил меня о монетах, я сказал, что еще не решил, когда их принесу. Он выглядел несколько разочарованным, но ничего не сказал. Я же решил устроить своего рода сюрприз своему новому товарищу.
После уроков я пошел вслед за ним. Через некоторое время я его нагнал. Он был немного удивлен, но нет так, чтобы слишком. Тогда я радостно сообщил ему, что монеты у меня, и что если он не возражает, я могу к нему зайти и показать коллекцию. Он, само собой, не возражал. Был, кстати, очень приятный зимний вечер: легкий мороз, безветрие и разовая заря в полнеба. И мне было хорошо.
Квартира у Сергея оказалась уютной и хорошо обставленной. Стало сразу понятно, что его семья – зажиточная. Родителей дома не было. Сергей сначала предложил мне чаю с дефицитными конфетами «Мишка на Севере». Я был тронут таки проявлением заботы и гостеприимства, и конечно – согласился.

После непродолжительного чаепития Сергей пригласил меня в свою комнату. Я проследовал за ним. Там мы сели на ковер, и Сергей предложил мне показать монеты. Я охотно достал мешочек, и осторожно высыпал его содержимое на ковер. Сергей не выказывал эмоций. Он медленно и основательно рассматривал каждую из монет, пока я во все глаза следил за его руками. И только я было собрался попросить его показать свои монеты, как Сергей внезапно сгреб добрую половину моих монет в кулак, а потом подбросил их вверх. Когда они звенящим дождем осыпались обратно на ковер, то разлетелись в разные стороны, а иные и вовсе – покатились, грозя исчезнуть где-нибудь под диваном. Обескураженный этой нелепой выходкой, я ринулся за теми – покатившимися монетами, потеряв из виду те, что остались лежать. Однако краем глаза я все же заметил, что монета с птицей осталась на месте. Она была достаточно тяжелой, чтобы не покатиться. Когда я, собрав раскатившиеся монеты, снова повернулся в Сергею лицом, он сидел, как ни в чем не бывало. Лишь на его губах появилась едва заметная улыбка. Я, естественно, спросил его, зачем он это сделал, но он лишь пожал плечами и ничего не ответил. Я тут же принялся пересчитывать монеты, хотя уже понял, что монеты с птицей на прежнем месте нет. Вдруг мне стало как-то невыносимо тревожно на душе. Все произошло так неожиданно и непредсказуемо. Умом я уже понимал, что Сергей украл монету, но в глубине души надеялся, что она сейчас найдется, и все образуется. От волнения мои руки стали подрагивать.

И вот я дрожащими руками перебрал все монеты. Монеты с птицей не было. Сергей даже не пытался сделать вид, что помогает мне. Он все так же сидел и молча наблюдал, как я вожусь с монетами. Тогда я стал пересчитывать монеты. Оказалось, что их стало не пятьдесят три, а на одну меньше. Мои любимые нидерландские монетки были на месте, и это меня слегка успокоило. Потому что если бы пропала хотя бы одна из них, я не знаю, что бы я стал делать. Драться, наверное. На мой вопрос, куда подевалась монета, Сергей все так же спокойно ответил: «Не знаю. Закатилась куда-нибудь». Тогда я стал просить его вернуть монету. Я сказал, что думаю, что это он её взял. Тогда он посмотрел на меня своими ничего не выражающими бледно-голубыми глазами, и с расстановкой произнес: «А ты ответишь на свой рот, что это я её взял?» К такому повороту я, признаться, оказался не готов. И я опустил глаза, не зная, что ответить. Тогда Сергей примирительным тоном сказал: «Да ты не расстраивайся, я когда её найду, принесу тебе». А потом добавил: «Может она в ту комнату выкатилась?» И тут же предложил: «Пойдем, поищем». Я поднялся и на ватных ногах поплелся за ним в гостиную.

Разумеется, поиски ничего не дали. Я попросил разрешения еще раз поискать в комнате Сергея. Он разрешил. Само собой, я ничего не нашел. Пока я ползал на животе и заглядывал под ковер, он сидел на полу в гостиной, и молча за мной наблюдал. Я чувствовал себя уничтоженным. Безопасный и добрый мир, в котором Сергей стал мне почти что другом, рухнул в одно мгновение. Когда я вернулся в гостиную, то сел на пол и вдруг вспомнил, что у Сергея ведь тоже есть монеты. Но когда я попросил показать их мне, он взглянул на меня удивленно, и сказал: «А я их дал другу посмотреть». Все стало окончательно ясно. Возникла какая-то нелепая пауза. Мы оба молчали. Я думал обо всем, что случилось за минувшие полчаса. Думал, как бесстыдно и цинично Сергей меня обманул. Думал о том, что я сам виноват. И от этого было еще противнее.
Так мы сидели и молчали, когда Сергей вдруг произнес: «Тебе пора. Сейчас родители придут, а они не любят, когда я гостей привожу». В это мгновение я понял, что уже никогда не увижу монету с птицей. После произнесенных Сергеем слов я еще какое-то время сидел и думал о случившемся. В квартире было тихо. Лишь из висевшей в коридоре радиоточки доносилась песня в исполнении Иосифа Кобзона:
«Рядом, рядом – радость и беда,
Надо, надо – твердый дать ответ:
Солнечному миру – да, да, да!
Ядерному взрыву – нет, нет, нет!»
Кобзон пел со свойственным ему напором и пафосом, словно от этого действительно что-то зависело. Я же вдруг почувствовал всю нелепость и фальшь этой песни, пафоса в голосе Кобзона и всей окружавшей меня действительности. Тогда я поднялся с ковра и побрел в прихожую одеваться. Сергей пошел меня провести.

Когда я уже был одет и собрался выходить, он вдруг попросил меня минуту подождать. Я согласился. Тогда он ушел в комнату, и вскоре вернулся с небольшой пластмассовой моделью самолета в руке. «На, - сказал он, - пусть у тебя побудет, пока я монету буду искать». На модель были налеплены опознавательные знаки ВВС США. Я взял её и вышел из квартиры в холодный подъезд. А Кобзон всё пел и пел,… сука.
Вернувшись домой, на вопрос матери, где я пропадал так долго, я с порога рассказал ей, что произошло. Она слушала меня, задумчиво глядя куда-то в пространство поверх моей головы. Когда я закончил, она вдруг переспросила: «А как ты говоришь этого мальчика фамилия?». «Безбражный», – ответил я. Внезапно она прыснула, а затем с усмешкой произнесла: «Они б его ещё Безалкогольным назвали». Радиоточка, слава богу, была выключена.