Размазав слюни подушкой я проснулся, оторвавшись от созерцания всякой похабщины. Потрогал хуй, подперевший одеяло на манер вигвама - определённо пиву хотелось излить душу. Вставший хуй цеплялся за косяки, мешая передислокации в сторону деревенского туалета типа сортир. Обернувшись, я глянул в полутьме на теплую постель и сопящую жену. Член стоял монументально, такую энергию да в мирное русло, однако ее родители строгие ко всяким соитиям храпели неподалеку. Шлепая босыми ногами и щурясь в свете ебучих лампочек, я добрался к заветной двери. Вонючее очко дохнуло годами не выгребаемым дерьмом, трусы цеплявшиеся за конец упали на пол. Хуй продолжал торчать, предлагая отлить по сложной параболической траектории, а потом устроиться в ЦУП – после такой операции рассчитать орбиту Протона хуйня делов. Однако поступаем проще – нагибаем конец в сторону очка и начинаем бить короткими очередями. Как на стрельбище попадания неважные, сержант Бузько заругал бы, но вроде патроны кончились, пора баюшки. Нагибаюсь за трусами, слышу треск и лечу в бездну.

Бездна приняла гостеприимно, подарив всю нежность, копившуюся годами. Нагретое теплым майским солнцем говно заботливо облегло мою тушку, согревая и успокаивая. Ноги дна не находили, поэтому я оперся головой на стенку, отбросив тот факт, что ссал туда минуту назад. Несколько обломков пола качалось на волнах, будь их больше, можно сколотить плот и бороздить необъятные просторы дерьма с гордым видом и попугаем на плече. Попугая в северных широтах не оказалось, только две зелёные мерзкие мушыщи жужжали вокруг. Пытаясь ухватиться за кусок рубероида, я только поднял волну, чуть не захлестнувшую мне рот. Перестав барахтаться, я постарался устроиться поудобнее. Поорал конечно, но без толку, все спят.

И так, что мы имеем? Я, абсолютно голый вишу в говне по горло, опираясь исключительно на свою светлую голову, зацепившуюся затылком за мильён раз обоссаный сучок. Голова мерзнет в предутренней прохладе, однако теплое говно приятно согревает тело. Неподалеку лежит кусок газеты ПРАВДА за 85 год о намолоченном в закрома родины. Чуть далее страницы из Пелевина, можно почитать, время-то есть. В принципе, если абстрагироваться от запашины и общей ситуации в экономике страны, то комфортно. 

Внезапно захотелось пернуть, просто ужас как захотелось. Пузо надулось, я даже всплывать стал, думаю еще немного и взлечу вослед за братьями Монгольфьер. Пучить начало непонятно с чего, не с молока же с огурцами в самом деле, резь жуткая, аж слёзы полились ручьём. Сдерживаю пердёж и последующие каловые массы героическими жопными усилиями. Всплываю, думаю ещё чуток и смогу ухватиться за балку, но видать не судьба. Оставались считанные сантиметры, пальцы вот-вот ухватятся, но резь стала просто чудовищной, сфинктер не выдержал и вся подъёмная мощь отстрелилась первой ступенью. Газы пробулькнули, предательски улетучившись, я снова стал погружаться. Пытаюсь опять зацепиться затылком за сучок, но чу! Слышу звук, обычно вызывающий у меня раздражение, но сейчас заставивший трепетать сердце от нескрываемой радости. Сверху послышалось шарканье и кряхтенье тестя. А потом показались седые яйца и очко, скривившееся в усмешке, целясь обосрать мне голову.

- Ты охуел срать мне на голову! - закричал я, пытаясь вразумить старого пердуна.
- Да вижу, что ты провалился, - сказала жопа голосом тестя, - живот скрутило, не могу.
- Иди сри на дворе, тут уже занято!
- Мне, боевому офицеру-артиллеристу на дворе слабиться?! – сказала жопа, - а ну, быстро к стенке греби, да молись, чтобы кучно сегодня легло, без панорамы, хе-хе, стрелять буду.

А что делать со старым козлом? Тот ещё куркуль, станет битый час кричать, дескать, сортир его, рецессии не ябут, пусть дриснет, быстрее вытащат. Делать нечего, отплыл в уголок, уходя с траектории говнометания. Даже глаза закрыл, поскольку старикан, невзирая на боевое прошлое, никак не мог выдавить заряд. А уж поверьте, смотреть снизу вверх, как судорожно готовится тебя обосрать старый хрен, да ещё находясь по горло в гавне  — реально страшно. Холостые залпы уже оповестили даже финских милитаристов на границе о попытках боевой дефекации. Слышно было как в Лапиенранте задвигались танки, началась мобилизация и финские бледнеющие на глазах парни обречённо сжимая дедовские винтовки молятся своему Ёлопуки, чтобы Красная Армия не сильно зверствовала. И тут последовал первый залп. До этого в сортире не воняло, что такое вонь, я понял только сейчас. Любимые тестем соевые сосиски в смеси с не менее соевыми пельменями, приправленные для аромата портяночным самогоном дали поистине чарующий букет на выходе. Я начал блевать, а дед дристал сверху, содрогаясь в конвульсиях. Его старческие колени дрожали, поскольку срать ему приходилось в лучших шаолиньских традициях на весу. С седых яиц капал пот, конец обоссал всё, что ещё сохраняло остатки сухости. Но вот заряды закончились, я тоже похоже выблевал уже всё до школьного компота. Финские милитаристы давно строчили жалобу в Гаагу обвиняя рашку в применении газов и пьяных туристов.

Жопа убралась на секунду и показалась снова, вместе с рукой, засовывающей в неё страничку из Мураками. С военной скрупулёзностью подтёршись, тесть кинул мне на голову ещё листок из ранней Ахматовой и пошаркал в комнату. Стишата Ани пришлись в строку: ...сухлым войлоком по стёжкам, разметав в траве навоз... Дай, бог, чтобы этот коммунист-склеротик не забыл о моём бедственном положении. Времени прошло уже туева хуча, даже говно в предутренних сумерках остывать начало. Похоже у Бони на Березене положение было получше моего. Но, слышу, жена бежит голыми пятками, есть ещё справедливость на свете. Её испуганное ебло сунулось в пролом, роднее существа в тот момент для меня не существовало. Даже окончанию кризиса я бы так не обрадовался. Правда, поглядев на меня, она мне же на голову и блеванула, но уже было глубоко похеру. Подав швабру, она поднатужилась и вместе с тестем вытащили меня из говна. Ухватившись за пролом, я подтянулся, они даже не решились мне помогать, чтоб не перепачкаться.

Оставляя говняные следы, я побрёл вниз по лестнице. Жена быстро завела кэршер и стала поливать меня на дворе ледяной водой. Хотелось орать на всю эту ёбаную, спящую сном пьяного колхозника деревню. Кое-как отмыв быстро засыхающее говно с яиц и выковыряв его из ушей, я побрёл в баню, там со вчера ещё была тёплая вода. В предбаннике тесть прятал свой керосиновый самогон, я ебанул от души, оставляя на бутыли и стакане коричневые следы. Аромат говна неожиданно раскрыл напиток, особенно удалось послевкусие с нотками миндаля и южных фруктов. Рыгнулось правда гнилой тряпкой, но приятное тепло растеклось по замёрзшему телу. Ебанув ещё стакан, я вошёл в баню и там мылся до потери пульса. Жена помогала как могла.

Сначала я отмывался хозяйственным мылом: непередаваемый купаж мыла и говна наполнил баню. Сбегав, жена принесла чудо французской парфюмерии, зело душистое мыло. Им я мылся примерно сто пятьдесят раз, пока не стал пахнуть как парфюмерная лавка на Монмартре. Выбросив мочалку в предбанник, ощутимо воняющую, я присел на скамейку. Жена промочившая свою одёжу, крутилась в одних трусах. Видать яйца, поняв, что избежали смерти страшной и лютой, подали хую команду срочно размножаться. Тот команду выполнил, встав жутчее прежнего. Тронув жену за задницу, я как будто сорвал чеку, - она, отбросив трусы прыгнула на меня, повалив на полок. Во, как близость мужниной смерти подействовала.

Мы еблись так, как не яблись даже в первый раз. Да, вообще не представляю когда так ябался. Мне казалось, что мой гружёный состав въезжает в ламаншский тоннель. Жена в первый раз в жизни заорала в голос. Обычно мы тихо ебёмся, сопим больше, а тут она стонала как резали её, да и резал я её хуём напополам. Весь воняющий французским мылом, только что из говна вытащенный, организм старался каждым движением утвердиться в этом мире. Сиськи болтались во все стороны, я крутил жену и драл во всех позициях. Уж не помню, сколько раз я кончал, только стоял не переставая, ноги жены, обхватив меня за жопу не отпускали. Рука держала меня за яйца, задавая бешеный ритм. Полок трещал, дверь тоже. В то предрассветное время, мы не яблись только на потолке, однако не поручусь, могло быть и такое. Она с удовольствием поймала ртом сперму, когда я кончил ей между грудей.

Тесть ломился в дверь бани, с криками и воплями. Уж не знаю, что заставило его до рассвета, бегать в семейных трусах по холоду вокруг бани, едва надев на тощие волосатые ноги свои стоптанные сапоги. Какого хера ему было до нашей ебли, благо штамп в паспорте имелся, даже венчаться собирались, но этот старый коммунист не благословил на сей диавольский акт. Посему, игнорируя возмущённые вопли тестя, грозящего позвонить в Смольный или на худой конец в Кремль, я ебал жену. Она продолжала орать, выскальзывая, совершенно потная из рук. Наконец, протяжными толчками я кончил последний раз и свалился на неё, заливая всё вокруг потом с запахом французского парфюма и еле заметным оттенком русского говна. Кочеты, давно разбуженные нашими экзорсисами, начали возмущённо созывать куриц на утреннюю еблю. Их недовольные кука-выебу-реку! и радостное кудахтанье полюбовниц волнами растекались по селу. Судя по всему собаки тоже устроили пару свадеб напротив сельсовета, где они обычно предпочитали ебацца. Коровы заорали в стойлах, требуя быков, те тоже проявляли беспокойство, оглашая воплями окрестности. Деревня просыпалась.

Тесть всё утро дулся и бегал рассказывать соседям о ночном купании. Народ у нас не без юмора, поржали. Однако тесть с настойчивостью, достойной иного применения, именовал меня Сраным водолазом и бегал акыном по дерёвне. Это, как он поведал мне в отместку. Полгода величал меня за глаза и в глаза Сраным водолазом, ему даже пиздюлей пару раз рыбаки вломили, когда он пятнадцатый раз им эту байку травил. Уж не знаю, чего он хотел добиться, однако эффект оказался прямо противоположным. В деревне этой жил раньше жуткий ёбырь Водолаз, какой-то суперсекретный морской котик советского разлива. Он отебал всю деревню, председательницу колхоза, двух депутатов и даже секретаря обкома. Про времена его службы вообще ходили легенды, дескать от тайги и до британских морей, не считая кубинских, в окрестностях военных баз целок не осталось. А за 40 лет беспорочной службы набралось отсношанных на два полка военного времени. Такой был ёбырь, такие имел эманации, что даже его собака одноимённой породы ебала всё, что движется. Говорят половина деревенских пацанят похожа на Водолаза, а вторая половина на его собаку. Не знаю, может брешут, но десятка два местных уж больно на Шарикова похожи. По крайней мере к российской интеллигенции относятся нехорошо и на балалайках яблочко играют. Опять же кошек не жалуют. Поэтому, деревенские, разбуженные нашим бурным ёбом, уловив ключевое слово, навеличивали меня Водолазом, не циклясь на купании. С таким гордым погонялом, я и вошёл в историю селения. Видать дух Водолаза передал мне часть энергии, после чего, супружеская жизнь, начавшая было трескаться после 5 лет брака, зажглась с новой силой. Да наслушавшись героических баллад местные и приезжие бабы старались попробовать на себе силы Водолаза. Им-то что старый Водолаз, что новый, какая в пизду разница. Оставались довольны. Посему, спасибо тестю за всё, козлу старому. За краски жизни.