Я – тот, кому доверено  “конец”
Писать спокойно в книге чьей-то жизни,
Я – воин, я –  невидимый боец,
На площади палач и жрец на тризне.

Я –  воплощенье актов, а не слов;
Я распинаю молча и умело
Безумных человеческих сынов
На темном перекрестии прицела.

Я – вирус, я – война и я – беда,
Вы можете бежать, уйти в изгнанье,
Но ваша жизнь закончилась, когда
Конверт дают мне с вашим описаньем.

Меня не умолить, не обойти,
Бессмысленны затраты и боренья,
Когда встаю на чьём-нибудь пути
Последним, страшным камнем преткновенья.

Я – ясный, яркий истины момент,
Я – кнопка пуска всей аппаратуры,
Я –  коготь, клык, последний аргумент,
Я – собственность невидимой Структуры.

И – новое задание, когда
Сверкнула ярким блеском близкой смерти
Кого-то несчастливая звезда
В дешевом и без надписей конверте.

Чтоб знать, что есть в письме и чего нет,
Его мне надо на руке лишь взвесить:
Там адрес есть и есть фотопортрет
В три четверти.  Размером шесть на десять.

Конверту брюхо ножиком порю,
И чувствую, как рая или ада
Чуть скрипнули врата, когда смотрю
Я на того, кого убить мне надо.

Седой.  Немолод.  Пристально глядит,
Не светит взгляд ни злом, ни добротою,
И тень от вспышки на лице лежит
Кинематографической змеею.

Луна – минутной, Солнце –  часовой
По небу месяц стрелками носились,
И через тридцать дней его и мой
Маршруты предначертанно скрестились.

Чуть тормозит машина на витке...
Ведет автомобиль он в одиночку.
И взрыв гремит, на улице-строке
Поставив ярко-огненную точку.

Он жив еще, но знает –  к рубежу,
К последнему судьба подходит часу,
Когда курок я медленно взвожу,
Приблизившись к горящему каркасу.

Он Смерть во мне узнал – как не узнать...
И странно вдруг глаза его блеснули,
И что-то рот пытается сказать
В последний миг, перед контрольной пулей.

Осколок взрыва мне скулу рассек...
Я со щеки ладонью кровь стираю
И с нулевой дистанции, в висок
Три пули друг за другом посылаю.

Так в память от того, кого убил
Тем светлым днем и в то тысячелетье,
Я на скуле от взрыва сохранил,
Чуть видный шрам, как старое наследье.

В своей судьбе мы, люди, не вольны, –
И как попал я, сам того не знаю,
На гребешок невидимой волны –
И я теперь Структуру возглавляю.

Почти что бог, почти на небесах
Живу спокойной, строгою частицей,
Той, что баланс сдвигает на весах,
Безвестный властелин Всея Столицы...

Под узким небом теплым городским,
Чуть поддавая газу "Ягуару",
Осенним днем,безветренным, сухим
Я еду по московскому бульвару.

И вскрылась, обнажилась связь времен,
Когда притормозил чуть-чуть машину,
И наложился прошлого шаблон
На нынешнего смутную картину.

Я вспомнил то, что вроде бы забыл,
Оставив навсегда с нулями века,
Что ровно тридцать лет назад убил
Я в том тысячелетьи человека.

Вон там – я помню – я тогда стоял,
Без трепета предчувствуя победу,
И он машину по бульвару гнал –
Как раз тому, гда сам сейчас я еду.

Я чувствую – сейчас все по местам
Расставят Фатум, Рок, Судьба и Сила,
И на щеке моей чуть видный шрам
Стальной иглой внезапно боль пронзила.

Чуть дернувшись и в сторону взглянув,
Я понимаю все, я вижу Бога,
Когда, внезапно мир перевернув,
Меня швыряет что-то на дорогу.

Горю я в адском, райском ли огне...
Я умираю, мне уже не больно,
И Смерть подходит медленно ко мне,
Меня добить чтоб выстрелом контрольным.

Лицо узнав убийцы моего,
Пытаюсь я последними словами
О будущем предупредить его
Обугленными, черными губами.

Но я не смог – как он не смог тогда...
И этот мир – и этот миг – всё тот же –
Никто, никак, нигде и никогда
Ни изменить, ни отменить не сможет.

И перед тем, как жизнь совсем ушла,
Я понял мыслью, мозг мой опалившей,
Что тень на фотографии была –
Совсем не тень.  А шрам, давно заживший.