Мои родители разошлось, когда мне было три года. До школы я жила у бабушки на Урале в городе Серове. А мама где-то искала работу, получала жилье и потом меня забрала. В первый класс я пошла в Воркуте в поселке Рудник. На одном берегу реки город, а через мост перейдешь - и уже в поселке. Ходил автобус. Город начинался не сразу - сначала редкие маленькие домики вдоль дороги, а потом уже большие, как мне тогда казалось, красивые дома. Мама мне показывала один из этих маленьких домиков, где жили они с папой, когда родилась я. Это были домики шахтеров. С печным отоплением, воду носили ведрами. Мама рассказывала, что зимой вода на полу замерзала. Я была в командировке в Воркуте пару лет назад. Город простирается до самой реки, а Рудника уже нет. От бараков не осталось и следа, стоят пустые две пятиэтажки похожие на дом Павлова и здание бывшего геологического управления из красивого серого камня с высоким крыльцом. И все. А когда-то там жили геологи. Мама работала в химлаборатории, где делают анализы добытых геологами проб. Мы жили с мамой вдвоем в бараке с паровым отоплением и электричеством. А канализации не было. Общая кухня представляла собой коридор, из которого и вели двери в комнаты. Возле каждой двери стол и на нем плитки и всякая кухонная утварь. Была мойка. По-моему вода бежала из крана, а выводилась через резиновую трубу в дыру в стене. И все это хозяйство постоянно перемерзало. Комнатка у нас была маленькая, как наша теперешняя кухня - 2 на 4. В торце окно напротив двери. А так как комната угловая, еще одно окно на длинной стене. Но в комнате всегда было тепло - паровое отопление горячей чем водяное. И так мне было хорошо и уютно в этой комнатке с мамой. Ну разве может бытьт еще кто-то нужен! Мама знала и умела ВСЕ! Например провести провод из общей кухни в комнату, что бы не стоять в холодной общей кухне над плиткой. Свет включишь - плитка работает, выключишь - не работает. Инженер! Однажды сломался диван. Мама с ним долго колупалась и заплакала. Я подошла и говорю: "Мама, почему ты плачешь? Я же тебя сегодня слушалась." А слушалась я редко. То мы с подружкой играли в королев: надевали мамины платья и обувались в мамину обувь - я сломала супинаторы в маминых новых сапогах на каблуках; в актированный день играли в моржей - бегали через улицу до колонки в тапочках шортиках и маечках, чтобы попить там водички (я заработала хронический тонзиллит на всю жизнь), летом устроили на чердаке кукольный дом, натаскали туда кирпичей, сложили печку и затопили. В общем шкода та еще. В актированные дни или, когда я болела и приходилось мне оставаться дома одной, мама стала меня запирать. Помню подружка ко мне пришла, а не зайти. Я ей пожаловалась, что мне так грустно и скучно дома и так хочется погулять. Она решила меня утешить и стала подавать мне чашками снег в форточу, и я лепила из этого снега что-то пока он не таял, она просовывала еще между прутьями решетки. Развели целую лужу на полу. А бараки в Воркуте зимой заметает - только крыши торчат. Я помню снег был по форточку. Моя подружка стояла на коленках тут же черпала снег и подавала мне. Мама решила, что меня надо отдать в продленку. Мне там нравилось. Мы учили уроки, потом играли во что-нибудь. Учительница учила нас девочек вязать, мальчишки что-то клеили и мастерили, мы устраивали друг перед другом концерты. Однажды учительница ушла и оставила нас одних.
Мы рассказывали друг другу страшилки. Одна девочка сказала, что, если посмотреть в зеркало в темноте - увидишь ведьму. В классе было очень светло, а вот в коридоре хоть глаз выколи. Там в конце коридора была свалена какая-то школьная мебель и в самом низу в столе или под столом лежали завернутые в бумагу и сложенные друг в друга новенькие керамические горшочки для цветов. Они были такие маленькие в форме капель с дырочкой на задней стенке для гвоздика. И такие глянцевые и в них все отражалось. Если в них посадить традесканции и развесить по стенам, наверное было бы очень красиво. Может это для какого-то класса было куплено. И вот мы стали выталкивать друг друга в этот темный коридор и пугать. А зеркала-то у нас не оказалось. Маленькие мы еще были для зеркала. Больше всего пугала в темноте куча мебели. Мы открыли дверь пошире, что бы на эту кучу падал свет из класса и стали разглядывать что же там есть. Увидели эти горшечки и решили, что можно попробовать в них посмотреться в темноте. Взяли один, поочереди позакрывались в коридоре, решили, что все равно ничего не видно в нем и положили на место. На следующий день горшочки таинственным образом исчезли. И две учительницы по этому поводу сильно ссорились. Играли мы втроем. А была еще одна девочка - четвертая. Как сейчас помню: сидит учительница на стуле, мы трое перед ней поставлены на вытяжку, а четвертая - была еще мельче меня, стоит за спиной учительницы и выглядывает из-за нее своим птичьим личиком. Учительница с таким напором на нас давит:
- Вы зачем взяли горшочки!
- Мы на место положили.
- И где они?
- Мы не знаем.
- Вы понимаете это не мои, это чужие вещи, я что теперь должна сказать (той другой учительнице)?!
Наверное собака была зарыта в том, что ей надо оправдаться, но она не знала как. И перла на нас буром.
- Вы же октябрята! Должны быть честными! Вот пойдите и сознайтесь, что это вы взяли. (Или даже "украли" она сказала).
И мы такие маленькие беззащитные стояли против нее и не могли втолковать, что раз взяли должны вернуть. А что мы ей вернем, где возьмем? Ничего не помогало. Сознайтесь - и все.
Мы втроем обсудили ситуацию и решили, раз эта дура не понимает, может та поймет. И пошли сознаваться. В результате всего продиктованного нашему детскому сознанию, мы выдали ей следующую фразу: "Это мы взяли ваши горшочки, та учительница не виновата. Но вернуть вам их мы не можем, потому что у нас их нет." Она посмотрела на нас как-то растеряно, махнула рукой, сказала "Знаю я все" и ушла. Больше никто ни разу об этом случае не упоминал. И я так и не знаю поняли нас или нет. Мы видимо зря все-таки, с такими усилиями переступив через себя, совершили этот самооговор. Нашей самоотверженности никто не оценил. Я с удивлением обнаружила, что взрослые не всегда бывают правы. Да наверное всегда и не должны. Взрослые это те же дети, только большие. Люди могут быть эмоциональны, импульсивны и это нормально, потому что естественно. Конечно педагог, как в нашей ситуации, тем и отличается от остальных взрослых людей, что обязан понимать и учитывать все нюансы в обращении с детьми. Но к сожалению так бывает не всегда. Главное я поняла, что за себя надо стоять до конца.
Да и еще не надо было без разрешения брать чужие вещи играть. Как сказал Жеглов "Наказания без вины не бывает."