Утренний свет безжалостно заливает комнату. За окном привычная какофония городского ада, прорываемая изредка пронзительными криками совершенно обнаглевших птиц. Сна нет: есть липкие кошмары, в которые проваливаешься на несколько минут, а вынырнув не можешь поверить, что это всего лишь морок. Лежать невозможно, встать немыслимо. Рукой нашариваю бутылку, открываю глаза: «Портвейн приморский» красный, грамм 200 осталось. Перебарываю подступившую к горлу рвоту, и выцеживаю мерзкую жидкость. Особого эффекта нет, бодун лишь слегка притупляется. Впрочем, с терминами следует обращаться более строго: на пятый день интенсивного запоя понятие «бодун» вызывает романтическую ностальгию, сродни воспоминаниям о бездарно растраченных днях юности. Где ты, бодун второго дня, легкий как поцелуй девственной невесты? На пятый день приходит ПИЗДЕЦ: отрава невозбранно циркулирует по твоим венам и артериям, наружу проситься печень, тело прошибает мелкая дрожь.

Подымаюсь, иду на кухню. Должно же быть, ну должно же что-нибудь быть, ну должно же, ебаная жизнь, хоть что-то остаться? Ну, хоть грамм пятьдесят белой, а? Обессиленный переходом сажусь на стул, сердце колотиться как после марафона. На кухне привычная картины пятого дня – гора немытой посуды, колбасные шкурки, чешуя сушеной рыбы (на второй день вобла охуенно шла под водку с пивом), крошки. Стол загажен неимоверно: на захватанной клеенке громоздятся стаканы, тарелки, кастрюли. Последние наполнены завонявшейся водой пополам с кофейной гущей и спитой заваркой. Миазмы невыносимые, опять подкатывает рвота.   

Стоп, это не главное. А вот где может остаться главное, это вопрос. Жена (ушла к маме, как обычно, на третий день), наверняка, пыталась спрятать. Лезу за холодильник – и, о чудо, пол-литровая бутылка дешевой водки. Острое ощущение сиюминутного счастья. Первый попавшийся пластиковый стакан наливаю до краев, трясущимися руками подношу ко рту, жадно глотаю, давлюсь. Водка разливается по телу, ПИЗДЕЦ неспешно отходит в тень. Второй стакан наливаю до половины, надо чуть подождать. Нет, не так, УЖЕ можно чуть-чуть подождать, водка вот она, родная, рядом. Еще сто, и я буду вполпьяна, а значит смогу нормально ходить и разговаривать, и решать основную задачу – как к середине дня нажраться водкой в полное говно. Потом на пару часов надо упасть в отключке, чтобы с обеда, раздобыв где-нибудь денег, продолжить безнадежный полет одинокого алконавигатора. Горючее на вечер более разнообразно (коньяк – пиво – джин-тоник), но закончиться все опять портвейном. А значит неминуем шестой день. Но об этом я сейчас не думаю. Я опрокидываю в себя очередные сто грамм, стремительно растущая злобная радость заслоняет ощущение грядущей расплаты. Есть лишь здесь и сейчас. И сто обещающих блаженство грамм из неумело спрятанной женой неказистой бутылки.