Линии судьбы переплетаются подчас немыслимым образом. Причинно-следственная связь порой настолько тонка, что иногда кажется, что от малейшего вмешательства она порвется. Вспомним, знаменитый рассказ американского фантаста Рэя Бредбери, про то, как неосторожный путешественник во времени случайно раздавил ногой бабочку в далеком прошлом и тем самым изменил ход истории, а вернувшись обратно, в свое время, не смог узнать окружающий его мир. Недавно я прочел новость, про то, как дочь советника экс-президента Ирака, Саддама Хусейна убила 81-го профессора из Москвы. Я удивился, как порой причудливо переплетаются нити жизни порою разных людей. И это заставило меня вспомнить об одном давнем событии, произошедшем со мной.

Мне было восемь лет. Тогда существовала такая форма занятости пиздюков, называемая «летней трудовой практикой». Нас выпускали с граблями, лопатами и тупыми как Дж. Буш-младшый, тяпками на территорию возле школы. Раздавали каждому задание, дескать, ты, чувак, рубишь траву вот от сих до сих, ты чувиха, гребешь граблями всю ту хуйню, что тот чювак нарубил, а ты, маленький чувачок, берешь носилки и носишь ту хуйню, что нарубил чювак и нагребла чювиха, в напарники себе вазьмешь вон того перваклашку, он хотя и децльный, но тему сичот нихуйово. Иффективность от таково труда была такова, уничтожение травы на той небальшой территории вакруг школы занимало учеников с 1-го по 6-й класс на все лето. Гаварят, что один таджык заменяет в работе трех русских, а один китаец ваще трех таджыков заменяет. Следуя данной логике, можно претпалажыть, што один китаец с лихвой заменил бы нас всех вместе взятых.

Это я всё к чему? К тому, что был у нас адин таджык в классе, а в параллельном – был китаец, но толку от них было ровно столько же, сколько и от нас. Обрусели паходу. Таджык каторово, кстати, не паверите, звали Равшан, па-русски еще с каким-то акцентом гаварил, а Лёня – так мы по-простому китайца называли – тот ничем от нас кроме как разрезом глаз не отличался. Равшан пытался, было, тяпкой аккуратно срубать растительность – гены давали о себе знать. Но, глядя на остальных, он абламывался и расслаблялся.

Аднажды Равшан припер откуда-то ведерко черешни. Нихуйовое ведерко такое. Ну, а мы чо? Ну, мы и не атказались нихуя. Я так вапще, савсем не атказался. Прямо так нихуйово не атказался. Килограмма полтора осилил мой децкий арганизм. А паскольку канкуренция среди пажырателей черешни была высока, то прихадилось жрать быстро, а инагда и с костачками. Делал я тагда это ищо, не асазнавая к каким паслецтвиям это может привести.

Черешня легла на выпитое с утра молоко. Молодой организм лехко переварил чудо-йагоду. Чудо-йагода толпилась где-то в районе кишечника и гатовилась перейти в прямую кишку. На это мне стали намекать многочисленные пуки, рвавшиеся наружу через неакрепшый жопный сфинктер. Срать в штаны мне не позволяло моё реноме. А срать в туалете не позволило расстояние до него, преодолеть которое спокойным шагом быстрее, чем за пять минут не прецтавлялось вазможным. У миня просто не было этих пяти минут. А бежать в препрыжку я тоже не мог, так я рисковал насрать в штаны и падарвать свайо реноме. Оставалось адно – срать где-та нипадалёку. Такие вот, блять, паслецтвия аказались.

Через минуту уже, паслецтвия легли ровными калбасками на твердь грунта. Вытереть жопу памог раскидистый лапушог. Не в том смысле, что нашолся какой-то лопушыло, которому я паручил вытереть жопу, канешно. Под лопушком тут падразумеваецца не лошара, а абычное растение семейства лопуховых росшее рядышком и не успевшее падвергнуцца вырубке. Я чувствовал сибя прикрасно, но мои однокашники вдруг учуяли неладное. Я понял это, и мне пришлось позаимствовать лопату, чтобы закопать неладное. Закопал и вернул лопату Ваську. Васек брезгливо принял говняную лопату из моих рук и пашол жаловацца сваей матери, каторая по савместительству была еще и нашей учительницей. Кагда Васёк зашол с лопатой в школу, чтобы дайти до кабинета свайей мамы, ево заловил трудавик. Дескать ты чо, чертило йобаное, с гамном по школе разгуливаешь, пиздюлей давно не палучал. Паскольку труды начинались с четвертого класса, то трудавик Ваську не знал, и тем более не знал, кем была его мама.

Забрав лопату, он легонько йобнул Васька по жопе. Сначала ногой, а потом и лопатой. А сам пашол в сартир, дабы атмыть лопату от скверны. Но, по дороге подскользнулся на полоске свежей краски у лестницы и уебался башкой об стену. А лопата, савершыв кувырок, прилетела ему в табло. Удара лопатой он уже не пачувствовал, паскольку патерял сазнание сразу. Зато работница столовой услышала грохот и пачувствовала аромат молодово гавна. Надо сказать, что по трудавику сохла добрая половина женского коллектива школы. И увидя трудавика, распластавшегося возле лестницы, она кинулась, было, делать ему искусственное дыхание,  но поскользнулась на той же краске и упала сверху на трудавика.

Фимиамы (или фимиазмы), расточавшиеся телом трудавика, неажыданность падения и вапще некая нелепость ситуации павергли сотрудницу в шок и не пазваляли ей падняцца с трудавика еще секунд трицать. Этого времени впалне хватило, штобы в вестибюль, где разворачивались сабытия, вашла директорша, тоже, кстати сказать, неровно дышавшая в сторону трудавика и порой йебавшаяся с ним. Нужно ли гаварить, что её реакция была бурной и саправаждалась выделением слюны и мата. Как и подобает истинному рукавадителю, она сначала и слушать ничего не захотела и мысленно уже уволила и трудавика и сотрудницу. Но, удивившись, что любовники не сйобываюцца в ужасе, она подошла ближе и стала разбирацца в ситуации. Быстро сообразив в чом дело, она произнесла: «Беспомощностью пользуешься, сучка?! А ну пошла нахуй ацуда!».

Сотрудница сйебалась, а директорша, преодолевая брезгливость, стала на колени и принялась приводить в чувство трудавика. За этим занятией ейо застали Васёк и его мама, за которой тот уже успел збегать. «Валентина Семеновна», - твердо начала свое обращение к директору мама Васька, - «меня не устраивает поведение ИгорьПалыча в атнашении маево сына…». «Заткнись, дура! Скорую вызывай!». Камандный голос падавил материнские инстинкты и заставил бежать в учительскую звонить по телефону.

Васёк, недовольный развитием сабытий, тихонько обошел директрису и йобнул сандаликом трудавика по йайцам. У ахуевшей от такой бесцеремоннасти директрисы, глаза заметно увеличились, и она заорала: «Каково х..?! Завтра в школу с родителями то есть!». Однако удар пришелся весьма кстати, поскольку ИгорьПалыч стал шевелицца панемногу.

Если не вдавацца в дальнейшие падробнасти, то откачали трудовика быстро. Отвезли в больницу с сотрясением нихуйовым. Сотрудницу столовой, Васькину маму и завхоза уволили. Завхоза, якобы за халатность при проведении ремонтных работ. Об этом я узнал позже, когда приезжал в родную школу на практику по машынописи. Машынопися – это такая спецыальность в УПК была. Приходилось в вводить в базу данных сведения о принятых и уволенных за все годы.

От знакомых узнал, что мама Васьки пожаловалась в РайОНО на действия директора, но тем самым вырыла себе яму, паскольку директорша была дамой со связями. И маме Васька пришлось насовсем завязать с педагогической практикой. Трудавик работал до последних дней в школе. Похоронили в прошлом году. От пьянки помер, говорят. Директриса в новенького физика втюрилась.

Васёк, сразу после увольнения мамы, стал хуйово учицца. После ПТУ пошел в армию и там сторчался на какой-то хуйне военной. Служыл в внутренних войсках, и был в охране каких-то складов секретных. Пришел из армии конченным торчком. А на гражданке свою секретную хуйню достать не смог, и заменить не нашол чем. Повешенным нашли на балконе. Мать не вынесла горя и сошла с ума.

А на месте, где я посрал, выросло два роскошных черешневых дерева. Равшан еще часто туда за черешней ходил. Ему было двадцать лет, когда он в июне последний полез на дерево и сорвался. Вроде и падал невысоко, а шею свернул и позвоночник сломал. Пролежал год в коме, а потом умер. Говорят, родственники устали очень и кормить перестали.

Сотрудница, уволенная, по сути, ни за что, проработала два года в ресторане, куда устроилась после увольнения. А через два года, в 1991-м, открыла свое кафе. У Димки Белого сестра старшая пошла работать к ней и про неё все знала. В 93-м она открыла первую в Волгограде сеть продуктовых магазинов. Нашла мужа и с ним рестораны открыла и еще магазинов кучу. А потом мужа не стало, сеть развалилась, ресторан сгорел.

А что до меня?! У меня все заебись. Про меня никто и не вспомнил. Но черешню теперь, я ем с осторожностью. А вне дома вообще не ем. Ну, её нахуй. Обосрусь еще. Мало ли. Реноме подорву и пиздец тагда.