День сразу не задался, настроение ухудшалось так быстро, как будто участвовало в ненормальном дневном спидрейсинге. И дело не в том, что разбивая яйцо в чашку (так муж меня научил: «Выливай яйцо в чашку», - говорил он, - «Вдруг оно с кровью окажется. Или протухшее. Сначала в чашку, на сковородку потом». Он твердил это годами, каждое утро, каждый день по три тысячи раз, пока, наконец, я послушалась. И теперь вот привыкла. Выливаю, выливаю как надо, любимый), я спросонья слила слюнявую яичную жижицу в кофе. Кофе подсунула мужу, чтоб продукт не пропал, но тут же этот остолоп поставил горячую миску с лапшой на мою пудреницу. Крышечка, естественно, треснула.
- Да еб твою мать ,что за утро-то такое! – прошу прощения, но я именно так и сказала.
- Да не извиняйся ты – пробурчал с набитым ртом муженечек, - мы уж привыкли. Ге-ге-ге. Это все от недоеба, дорогая моя, от элементарного недоеба.
А кто за мой доеб-то отвечает, ась? Хотела бы я знать! Но спрашивать бесполезно, скандалов не оберешься, потом еще и извиняться придется, говорить, что пошутила.
В метро старая кляча уперла острый наконечник зонта мне в зад. Еще чуть пониже и аккурат в дырку. Мне лень было даже оборачиваться. Пусть колет, что уж теперь. И не так, случалось, вставляли.
- Ну что, Котенька, добила вчера по салату? – это уже омерзительный, воняющий вчерашним чесноком голос шефа. Забыла сказать, что мама с папой, которые были у меня, но очень недолго, назвали меня совершенно идиотским именем Конкордия, в уменьшительно-ласкательной версии – Котя. Возможно, вименем моем и источник столь частого моего невезения. А еще и салат…
- Ты что, дорогуша, совсем не одупляешь? Если сегодня мы салат не сдадим, нам кранты. Штраф за срыв сроков ты выплачивать будешь? – Шеф зверел на глазах.
Ну и выплачу, что первый раз что ли? – злюсь про себя. Эти ебаные отчеты по овощам, по поставкам, закупкам, ценам, экспорту-импорту, никому они на хер не нужны, но это моя работа, мне за не платят, хоть и не очень много, что тоже совершенно меня не радует. Особенно сегодня, когда не радует все.
- Я сделаю, сделаю, Александр Сергеевич. Можно хотя бы к завтраму?
Шеф замахивается на меня, будто хочет ударить, но не бьет, а бросает почти что с ненавистью:
- Только попробуй. Чтоб через два часа у меня на столе!
Так и выходит: через два часа я лежу у него на столе, а он, отпустив секретаршу, мнет мне бедра, щупает талию. Ощущая его руки, я ощущаю себя и, ощущая себя, с ужасом обнаруживаю увеличение жировой складки на моем столь стройном и милом прежде животике. Этот скот также замечает увеличение моего тела:
- Э, старушка, да ты поправляешься! Хорошо тебя твой содержит, похоже!
Давай уже, засаживай, хватит трепаться, - сегодня, впрочем, как и всегда, я говорю в основном сама с собой, неслышимым окружающим голосом. Член у него вялый, сонный, и шеф долго возится, пока тряпочка у него в штанах становится чем-то хоть отдаленно напоминающим половой орган. Ну вот он и затряс меня на своем дорогущем столе немецкой работы, купленном в Гамбурге за хуеву тучу денег. Дрыгаясь и пыхтя, он наклоняет ко мне свое интеллектуальное рыло, шумно дышит, брызжит слюной. Я отворачиваюсь, но не только потому, что мне омерзительно видеть над собой это чудище: я все же приличная девушка, воспитанная, вежливая и не люблю доставлять неудобства ближнему: а неудобство в том, что рот мой, я ощущаю это со всей очевидностью, до сих пор сильно воняет спермой: перед тем, как залечь под шефа, я ходила просить поблажки у Александра Сергеевича, шефа моего шефа (совпадение: всех мужиков в нашем офисе зовут одинаково! Да и фирма наша расположена на Пушкинской улице.), чтоб разрешил задержать отчет хотя бы до завтра. Большой Александр Сергеевич разрешил, осталось чтоб разрешил Александр Сергеевич поменьше.
Блядь, ты хоть прибрался бы на столе, прежде чем бабу заваливать, - снова мысленно произношу я. Ледяной степплер впился мне в жопу, да и у шефа на хую повисли какие-то провода.
- Что это такое, - спрашивая я, уже вся измотанная его неумелым скаканием. Но он увлечен: или не слышит или не хочет отвлекаться; знает, что с его эрекцией – шаг вправо, шаг влево и все – суши носки на батарее (это поговорочку я придумала).
Ну ладно давай, еби скорей, неумеха. А где они умехи-то? Все одинаковы: дрыгалки, прыгунки беспомощные, слабачки, холодные и потливые палтусы со слабой дыхалкой. Никого, никого нет…
И тут меня как пчела кольнула между ляжек, и внутри что-то вроде бы содрогнулось: а это всего навсего Александру Сергеевичу пришла эсэмэска. Телефон его стоял на зарядке, а провода-то, провода на хую как раз от зарядки и есть.
- Блядство, как некстати! АС засопел недовольно. – Жена ебаная звонит. Надо взять, а то ведь заподозрит чего, сучка.
Он наскоро отвечал жене, но я уже одевалась. Хрен тебе, в одного отобьешь. Или вон, со своим шефом, тоже Александром Сергеевичем, на пару. Фотку могу подарить, свою или кого покрасившее. Хотя у вас же глазок к женскому туалету проделан: подсекаете, как бабы нужды справляют, дрочилы херовы. Вот и давайте, дружным ансамблем «Похотливые ручки».
Шеф глядел, как побитая псина.
- Ну что Александр Сергеевич, что с салатом, потерпите?
Он только рукой махнул и закопался в бумажки. «Меня до обеда нет», - пробурчал он угрюмо.
Ну нет и нет, мне и не надо.
Катька, как всегда в это время, малевала морду у себя за компьютером.
- Катюш, у меня трубка села, дай свою на полчаса, срочно позвонить надо, - бросила я на ходу Катьке, небрежно так, чтоб эта шустрая деваха ничего не подумала.
И вот уже с двумя телефонами, свои и Катькиным я иду через дорогу в кафе, где сейчас по моим прикидкам и быть-то никого не должно. Беру кофе и заворачиваю в отхожее место. В сортире пусто, как на Луне. Усевшись на унитаз поудобнее, расставив ноги, я вкладываю свой (я девушка приличная, воспитанная, зачем телефон подруги пачкать?) телефон куда следует, вставляю его поглубже, беру Катькин и звоню самой себе. Звоню долго, настырно, настойчиво. Пизда не берет трубку. Телефон вибрирует внутри меня, как психованный в руках санитаров. Стенки маленького коридоричка внутри меня бешено сокращаются. Напоследок, вцепившись зубами в туалетное бумажное полотенце, чтоб не заорать, почти теряя сознание, я бормочу как обычно самой себе:
- А все-таки ты стерва, Котька. Зачем в кафешный сортир пошла? Такого зрелища наших офисных козлов лишила…