Напесать окололитературный апзор этай книшки меня вынудило изрядавон выхадящее сабытие. А иминно, будучи в гастях у сваево карефана в Колпино под лёхким ваздействием тижолово алкаголя, я вышол на балкон и в ахуе понаблюдал пролет «борта №1 СШП» на небальшой высате прямо перет глозаме – на пасатку шол, сцуко. А любимово «стингера» иле хатяп «мухи» пад рукаме небыло.

Я пагразил вслед реактивной струе кулаком и высмаркалсо. Вот так всикда, ты о чомто мечтаешь, сабираешься с мыслями всю жысть, настраиваешься на какое-либо беспецды важное сабытие, а наступает время «Че» - ты нигатов, да и не панемаешь зачем и каму это нада…

Итаг…
Джон Барт.
Плавучая опера.
Роман, 1955 год.
Пер. с англ. А. Зверева
 
или вот такая в мяхкой аблошке                     

Запутка книшки такова:
Тодд Эндрюс (главный герой из пендостана), в один прекрасный день (а именно: 21 июня 1937 года) решил покончить жизнь самоубийством.
Но четатель (пытливый иле нет – похуй) не найдет в романе соплей, слюней и философских заумных экзистенциализмических (о каг!) рыданий.

Это скарей цыничное рассуждение а смысле жызни, а сваей роли в жызни, об акружающих и канешно же о пресловутом «кризисе среднево возраста».

Претензии к перевоччику ахуйеть какие. Стиль перевода, а ля жуткая смесь Шолохов/Зощенко, заимствованные фразы, типа: «марксизм – опиум для народа», и если сам мудаг афтар не смок удержаццо и вставил в сваю песанину шестикратное «разминание сигарет, сигар, затухшых сигар своими пальцаме» – ты, блять, либо выкинь эти фразы, либо замени чем-нить, либо руби нахуй сваи пальтсы…

Претензии к афтару не меньшыи. От начала событий до их логического конца афтар проводит четателя по девяти кругам ада сопственной графаманеи. Оцтупления, отвлечения на второстепенные детали, описание ничевонезначащих и никамунахуйненужных пирсанашей, бля это песдетс…

Вот, к премеру, яркое прецтавление о стиле афтарсково повествавания: «А вот что случилось между этими эпизодами, это (четатели) уж они пусть угадают собственным воображением.
Большей частью, наверное, так ничего в толк и не возьмут, а то, возможно, уверятся, будто все поняли, хотя не поняли ни черта…Надо ли распространяться, что по преимуществу так вот проходит и вся наша жизнь…» Ну чо тут скажешь?..Паталагический тип (с) прозектор…
И понты про самаубийство заканчиваюццо самоатмазкой афтара: «Нет конечных причин, чтобы жить, как и для самоубийства». И все, блядь, жывет, сцуко, дальше.

Ну, хватит о грустном…
Книгу я ведь зачем-то асилил. Очень просто все – книшка мне панравелась. В ней много интересново. В ней даже раскрываеццо тема ебли (и неаднакратно).
Немношко Задорновского йумара по отношению к немтсам (ну тупы-ые!). Немношко войны в стиле Ремарка, с очень красочным военным эпизодом с пришпиливанием фошыста в гортань. Немношко экспериментов с текстом – разложение на две колонки с различной смысловой направленностью. Немношко экзальтацыи, такой несколько даже падоночьей, поступки такие неординарные, ага.

Пару листов даже потратил афтар штоп аправдать графаманею.

А вот што меня действительно зацепило, так это время действия и возраст героя.
Настоящее описываеццо 1937 годом. Поступки героя рассматриваюццо именно как поступки человека, прошедшего ужасы войны и мирной жызни. И на протяжении всего романа осчусчения сохраняюцца.
Но на момент напесания романа афтару было всего 25(!) лет.
Очень сильные и зрелые мысли в столь йуном возрасте – это действительно достойно всевозможных премий.

Закончу фразой из романа, которую прочувствовал особо сильно и которой буду выёжывваццо (цетировать) при всяком удобном случае: «…разумно поступает человек, который словами «должен» и «обязан» пользуется лишь после того, как произнесено слово «если».