СВИНЯЧЬЕ СЕРДЦЕ (ВЫШИВАНКА ПО-БУЛГАКОВСКИ)

В ЛОВУШКЕ

Карпуха уже заходил в лифт, когда услышал сзади крик: «Зачекайтэ!» Он оглянулся и увидел крупного дядьку в вышиванке, спешившего по коридору. Его живот при каждом шаге грузно перекатывался из стороны в сторону. Карпуха нажал кнопку «Стоп». Дядька буквально с разбегу впрыгнул в лифт, отчего кабинка зашаталась, как вагон поезда на стыке, и подозрительно лязгнула. Дядька облегченно вздохнул, сказал «дякую» и нажал первый этаж. От него несло потом и табаком, а в руках был портфель и большая пластиковая бутылка «Кока-колы». Двери закрылись, лифт пошел вниз, но, проехав пару этажей, вдруг дернулся и  со скрежетом застрял.

- От дидько, яка нэвдача!... – чертыхнулся пузач и снова нажал нижнюю кнопку. Лифт не шелохнулся. Тогда дядька начал нервно и беспорядочно тыкать все кнопки, в том числе и кнопку аварийной связи. Он делал это так рьяно, как будто играл на баяне, и если б кнопки имели звучание, то мог бы родиться новый украинский хит для «Евровидения». Но всё было напрасно.
- Ну що то сегодня за день такый? – дядька посмотрел на Карпуху, с явным ожиданием поддержки.
- День как день, - пожал плечами Карпуха. - Просто маленькая  передышка в суете жизни…

Грузный пассажир с удивлением глянул на него.
- Какая, до биса, передышка? Я ж тороплюсь, - сказал он. - У меня через годыну презентация моей новой кныжки в УНИАНе.
- Ну тогда тем более - можно не спешить... – ответил Капуха. - Разве украинский националист может написать что-то такое, что нужно человечеству?
Дядька посмотрел на Карпуху уже с неприязнью.
- А с чого вы решили, що я украинский националист?

Карпуха глянул на его вышитую сорочку, на значок с портретом Тараса, на постное выражение лица и, не выдержав, рассмеялся. Потом, всё еще улыбаясь, дружелюбно спросил:
- Ну если вы не националист, то тогда скажите, какие ваши любимые книжки?
- «Кобзар» звычайно… ну и еще «Собачье сердце» Булгакова.
- «Собачье сердце»??? – теперь уже удивился Карпуха. – А что ж вам там могло понравиться?
- А вин дуже здорово высмеял тых  комуняк-шариковых… За их быдляческие порядки. Та що я с тобою тут балакаю? – спохватился литератор, доставая мобильник, - нужно ж выбыратысь с этой халэпы.

Но его мобильник не работал. Не работал и мобильный у Карпухи – они были вне зоны.
- От, дидько!.. - снова ругнулся пузач. – Не лифты, а склепы какие-то…
Он уже начал тарабанить кулаками в дверь, как вдруг ожил динамик диспетчера: «Извините, но  мастера на другом вызове – будут не раньше чем через час… Ждите».

Толстун с тяжелым стоном опустился на корточки и, отвинтив крышку с двухлитрового бутыля, сделал несколько глотков, жмуря глаза.  Карпуха тоже присел. Хоть глаза дядьки и были прикрыты, но из-под его  левого локтя  на Карпуху зорко и бдительно, не мигая, выглядывал Тарас.

Несколько минут прошли в полной тишине. Потом Карпуха спросил:
- Слушайте, я тут вдруг подумал, а интересно, что бы написал Булгаков, если бы вдруг его воскресили и дали пожить в нашей послемайданной вильной Украине?
- Не знаю…
-  А хотите, расскажу?
- У меня прессуха накрылась... и книжка… мне только ще осталось сказки твои слухать, - дядька-литератор посмотрел на часы.
- Да ладно вам, успокойтесь, никто никуда уже не спешит… - сказал Карпуха. – А украинский националист вообще может торопиться только в одно место – на свалку истории.

Пузач хотел было возмутиться, встать и хорошенько начистить пику такому наглецу, но вместо этого только махнул рукой. Ну действительно, застрявший лифт - не самое лучшее время и место для разборок. Потом после минутного молчания вздохнул и сказал:
- Валяй, все одно робыть ничого…
- Михаил Булгаков, «Свинячье сердце», - сказал Карпуха. - Краткое содержание, синопсис, если по-научному.
- А чого «свынячье»? «Собачье» ж…
- А потому «свинячье», что он бы сегодня написал именно так. А почему  - сейчас узнаете, потерпите немного. Мы вас вот уже пять лет терпим… - ответил Карпуха.  И начал свой рассказ.


СВИНЯЧЬЕ СЕРДЦЕ

- Значится так, жил себе в  Киеве поросенок по имени, ну скажем, Хрющ - веселый, розовенький, беспечный. И вот, когда он подрос, то попал однажды Хрющ в руки к повару из одного ресторана. И должен был принять лютую гастрономическую смерть, но сумел удрать  - из-под самого ножа. Ошпаренный вдогонку кипятком, лег Хрющ под забором помирать  - уж лучше так, чем быть съеденным, решил он.

А в это время мимо забора проходил известный киевский ученый - профессор Преображенский. Он занимался опытами по омолаживанию, создал эликсир на основе нанотехнологий и как раз готовился приступить к  решающему эксперименту.  Тут то он и заметил едва живого поросенка. «Да это же то, что мне надо!» - подумал профессор Преображенский, подобрал Хрюща и принес в свою домашнюю лабораторию. И буквально на следующий день провел операцию, пересадив поросенку семенные железы, гипофиз и ДНК человека - украинского националиста Чавунюка, накануне павшего на Говерле от удара молнии.

- А чего ж именно националиста? Что другого донора не нашлось? – спросил дядька-пузач Карпуху.
- Да случайно, - ответил тот. – Вечно вы ищете злой умысел, не повезло просто профессору… Продолжаем.

Операция прошла блестяще. Хрющ наш не только не умер, но, наоборот, каждый день стал прибавлять в весе - постепенно исчез пятачок, отсох хвостик, стала прорезываться человеческая речь. И через три недели превратился Хрющ из поросенка в невысокого такого розовощекого вуйку з вусами - тут же затребовавшего себе вышиванку, Кобзаря  и самоучитель по гопаку.

Ну ему это, конечно, всё дали, а параллельно стали учить хорошим манерам – правильно держать вилку и нож, не чавкать, не визжать фальцетом, не писать мимо унитаза, уважать права других людей. В этом профессору помогал  молодой доктор Борменталь из Донецка. Но обучение Хрющу давалось плохо – Хрющ вел себя по-свински, залазил с ногами на обеденный стол, отказывался мыть руки и умываться, регулярно смотрел пятый канал и  становился все более свидомым, требуя к себе особого «тытульного» уважения и отношения.

Интеллигентные профессор Преображенский и доктор Борменталь с ним уже едва справлялись. А тут на беду еще и Оранжевый Майдан случился. У Хрюща вообще крышу снесло. Убежал Хрющ на Майдан, стал жить  там в наметах, выхрюкивать разные лозунги и вообще разбираться в апельсинах. Там же где-то получил ксиву участника революции и паспорт на имя Панаса Панасовича Хрюща.

Теперь Панас Хрющ, когда появлялся дома, уже не только никого не слушался, но и сам принялся учить профессора всякому националистическому бреду. Из прошлой жизни у Хрюща от поросенка осталась тяга к грязи, поэтому его непреодолимо потянуло в политику и на телевидение. И вот он уже всё чаще стал показываться на экране в разных телешоу и вещать провластные лозунги: «Украина - понад усе!», «Бандера – герой!», «Во всем виноваты москали!»  Его похвалил и  принял сам Президент и даже вручил орден.

- Ну ты фантазер! – усмехнулся дядька, уже  с интересом слушавший карпухинскую историю.
- Я фантазер? – переспросил Карпуха. – Да я наоборот, всё только упрощаю. По настоящему буйная фантазия – это у националистов. Вы дальше слушайте…

Прошло немного времени и вскоре Хрющу за его активную гражданскую и патриотическую позицию дали должность в Министерстве культуры - небольшую, но ответственную. В его задачу входило выискивать русские вывески на магазинах, предприятиях и просто улицах и докладывать о нарушениях. Больше всего Хрющу нравилось срывать рекламные объявления, которые не на мове. Он все ночи напролет занимался этим патриотическим делом. Хрющ заметил одну любопытную особенность, что все официальные рекламы (на билбордах, в залах подземки и на городском транспорте) – как и положено, написаны  на украинском языке, а все рекламы нелегальные (на столбах, на стенах, наклейки в метро и тому подобные)  – непременно на русском.

- Вот видишь, - говорил Хрющу доктор Борменталь, надеясь его вразумить, – это говорит о  том, что людям удобнее на русском. И когда вешают нелегальные наклейки, то уже заодно игнорируют и языковые требования. Нельзя людям запрещать родной язык.
- А вот и нет, - не соглашался Хрющ. – Это доказывает, что все украиномовные бизнесмены работают цивилизованно и легально, а русскоязычные – подпольно и укрывая налоги. Русские вообще – отстой.
- Ага, - подтвердил иронично Борменталь. - И в киевских лифтах писают исключительно учителя и врачи  из Донбасса и Крыма. Они же и на стенах нецензурные надписи царапают. Приезжают сюда, заходят в лифт и одной рукой шкрябают слово из трех букв, а другой держат то, что это слово означает, и писают. Пишут и  писают…

- Очень возможно, - ответил Хрющ,  хлопая себя по карманам и вынимая сорванные объявления на русском. - Русские, они на всё способны. Смотрите, что я сегодня отодрал прямо со стекла вагона метро - целый стишок. А это уже не объявление - это уже антидержавная деятельность. И тоже, естественно, на языке потенциального противника.

«Кушаем мивину,
Колой запиваем,
Славим Украину,
А за что, не знаем.

Не берут нас в НАТО
И не ждут в Европе,
Разом нас багато,
Только все мы в …опе.

Нас любой окрутит,
Нас любой обидит,
Нас не любит Путин,
Нас Китай не видит.

Русский, как полову,
Всюду отвергаем,
Изучаем мову,
А зачем, не знаем.

Дети ходят в школу
И зубрят Тараса,
С каждым его словом -
Ближе к Гондурасу…»


- Ну и что здесь антидержавного? - спросил доктор Борменталь. – Это просто констатация бедственного положения страны и ее граждан. Причем выраженная довольно хлестко и точно.
- Да что с ним говорить! Свидомый свин-националист… – подал сокрушенный голос профессор Преображенский. – Как только  правду где увидит – тут же слепнет, а когда правду услышит – то глохнет. С ним аргументировано спорить бесполезно -  националисту факты в лицо всё равно, что слону дробинка в задницу…

Шло время, с каждым днем Хрющ становился всё матерее. Однажды, придя домой под Рождество, он, не разуваясь, прошел в комнату, схватил маленькую наряженную елочку, росшую в горшочке, и выкинул ее прямо с балкона, а вместо нее водрузил соломенного дидуха. «Теперь будет так! - сказал он, потирая руки. – Пора возвращаться к традициям предков». Мало того, он тут же потребовал от профессора-киевлянина, пытавшегося ему возражать, ехать в Россию, раз тот не хочет говорить на родной мове.
- Учите мову, -  посоветовал Хрющ, - а то придется вам учить расписание поездов. На Север.

Профессор только покачал головой – он был в ужасе от того, что из милой доброй свинки он своими руками создал такую мразь. Пора что-то предпринимать. И с помощью Борменталя и лаборантки Зины профессор закрыл упиравшегося  Хрюща в своем кабинете – пусть посидит, может, задумается. Но Хрющ (не зря же его учили грамоте) написал электронной почтой доносы на профессора, что тот взял и держит в заложниках свидомого украинца и ограничивает его титульные права, проводя с ним античеловеческие опыты по принуждению его к миру и уважению к людям.  И профессору вскоре пришла повестка - явиться в СБУ к майору Швондеру.

Профессор вызов Швондера проигнорировал. И зря. Органы работать Преображенскому всё равно не дали, они сами явились к нему домой, долго стучались, ушли, пообещав вернуться с ордером на арест. Выбора у ученого теперь не осталось. Подопытному Хрющу сделали укол, срочно провели обратную операцию и когда через несколько дней в дом профессора Преображенского вломились силовики в масках – их встретил, кроме удивленных хозяев, только веселый розовенький поросенок. Он весело повизгивал, терся о ноги, хрюкал и вилял закрученным хвостиком…


НАШЕСТВИЕ  ХРЮЩЕЙ

- Так что, по-твоему получается, – недовольно сказал пузач-литератор, выслушав рассказ Карпухи, - что все свидомые украинцы и есть шариковы, вернее теперь – хрющи?
- Ну да, - подтвердил Карпуха. – Раз они считают себя титульными, требуют себе всяческой форы во всем и не считаются с другими. Вообще, шариковы и хрющи у каждой эпохи свои. Но их легко распознать по двум общим для них качествам.
- Вот как! Ну и каким же?
- Первое: они все всегда уверены на сто пудов, что именно они знают, что нужно другим и в чем заключается счастливое будущее для всех. И второе: ради этого «счастливого» будущего, ради «великой» идеи, будь-то коммунизм или соборность Украины, они готовы катком и бульдозером ездить по правам простых людей.  Для них и право на жизнь, и право на свободу совести, и право на родной язык – вторичны по сравнению с Идеей. Вот и всё.

- Значит, ты хочешь сказать, что украинцам в Украине не нужно обязательно знать украинскую мову?
- А вы не путайте слово «знать» со словами «обязательно использовать». Это, кстати, третье качество, свойственное всем хрющам. Лгать и перехлёстывать. Вы ж от граждан Украины не знание мовы требуете, а ее применение. Вы не мову развиваете, вы другие языки уничтожаете. Только вдумайтесь. За рекламу на уличном щите на русском – штраф. За фильм в кинотеатре на русском – лишение лицензии. За попытку сдать на русском экзамен в вуз – двойка. Чем не геноцид?

- Так ведь украинский - государственный…
- Ну и что... Мы ж ведь – те, для кого русский родной, - не приехали сюда. Мы тут жили. А только потом появилась Украина. Не мы в ней родились – а она родилась в нас и при нашем участии. И не ей нас учить … а тем более не  вам, сдуру посчитавшим, что вы это и есть - она. Она - это каждый человек, и если человеку хорошо, то хорошо и ей.

Дядька задумался.
-  Ну вообще-то Украина была завжды, тыщу рокив была… Просто вона не была державою. Украина – вона, як Солнце. Даже если на небе тучи, и Солнца не видно, воно все равно есть.
- Правильно сказали, - похвалил  Карпуха. – Только  Солнце вот не спрашивает с людей перед тем, как их обогреть, на каком они языке говорят, оно светит всем – одинаково, независимо от национальности. О чем, кстати, ваша книжка?

Литератор сразу просветлел:
- Ну, мой роман о будущем Украины, что не пройдет и четверти века, як все в Украине будут говорить на мове - и стар и млад… основная идея, что нужно проводить не быструю, а мягкую украинизацию. Щоб не перегнуть и не отпугнуть.
- Мягкую? – переспросил Карпуха. - Это как в анекдоте про водку. Одни говорят, что пить нужно больше, другие, что пить нужно меньше. Но и те и другие едины в главном - пить нужно!

За дверью на лестничной площадке послышались шаги и голоса – судя по всему, пришли мастера-ремонтники.
- Эй, вы там, пассажиры! - крикнул кто-то. – Живые еще?  Сейчас будем вызволять…
- Живые, - ответил Карпуха и кивнул дядьке-пузачу: - Ну вот и - свобода.

Дядька посмотрел на часы и невесело хмыкнул:
- Поздно… Моя презентация уже как раз должна была закончиться… А я вот тут проторчал, как последний Хрющ… А вообще, не знаю, может ты в чем-то и прав, только скажи, почему ты так не любишь Украину?
- А Булгаков любил?
- Булгаков любил… Он не любил только оборзевшее быдло - шариковых и швондеров…
- Правильно, – согласился Карпуха. – Он и сейчас бы их не любил - малообразованных, да еще и с этническим привкусом. Пришло ведь то же быдло, что и тогда, но под другим флагом и другим цветом, и поэтому люди их не узнали. Булгаков спокойно относился к простому люду, но когда кухарки стали управлять, а лакеи руководить – они получили от него свое. Я тоже нормально относился и к этническим пристрастиям части украинцев, и к мове, и к вышиванкам, но когда село и Галичина прилипли к власти и стали нас учить жить, как они, то появилась и неприязнь к ним.  И сколько лет, а то и поколений должно пройти, чтоб они стали уважать права других людей и понимать, что мир состоит из личностей, а не этносов?

Снаружи что-то застучало, кабинка дернулась. Дядька-пузач тревожно посмотрел на Карпуху, мол, еще грохнемся вниз. Но не грохнулись. Двери вдруг полуоткрылись, и показалась усатая улыбающаяся голова лифтера:
- С вещами на выход!
Пленники выбрались, поблагодарили спасителей,  и поспешили вниз – по ступенькам. Уже внизу у литератора зазвонил телефон.
- Что? – переспросил он, остановившись. – Презентация книги перенеслась на два часа? По техническим причинам? Хорошо, я сейчас буду... Отлично, есть же Бог на свете – моя презентация таки состоится!

Пузач обрадовано посмотрел на Карпуху, но, отхлебнув немного колы, скривился:
- Песец! Теплая уже стала… как эта… как урина. Короче, я побежал, а насчет нашей дискуссии - хоть ты, может, и говорил складно, но ни сказочка твоя, ни ты сам меня  ни капельки не убедили.
Карпуха усмехнулся.
- А это просто лифтеры рано приехали,  - сказал он. - Если б хотя бы на недельку позже, то всё было бы окей - на одного хрюща в Украине стало бы меньше...
- Ну  за неделю я бы наверно уже и коньки отбросил.
- Так и я ж об этом… Убеждать хрющей бесполезно. Кстати, я заметил, что  люди делятся не только по национальности, языку и вере. А еще и по восприятию этого мира. Одни, например, входя в реку, скажут про воду: «Теплая, как парное молоко», другие скажут: «Теплая, как моча». Одни считают, что песец - это симпатичный пушистый зверек, другие уверены, что песец - это когда «всё пропало!» И внутренний мир человека Михаил Булгаков и, скажем, Джек Потрошитель тоже всегда  будут раскрывать и видеть  каждый по-своему…

Tweet