Жыли стариг са старухою. Причом интенсивно таг, сцуко, жыли – дочко даже с сынком децельным пад старость лет заебенили. Поскребет бывало стариг бапке по сусекам, йобнет лопатой по бестолковке – и ф койку. А бапко и не знает – радоваццо ей или чо, патаму каг с адной стороны вроде и духовко ат паутины пачистили, а с другой – ф скваречнеге чо-то после таких сеансов гудит.

И сабралесь они каг-то в город съебаццо – хуле, вотка у деда кончаеццо, лопата фся погнулась – новая нужна, да и бапку психиатру показать не мешало бы – а то хуле она за диваном уже фтарые сутке валяеццо и глозаме па очириди моргаед каг дурабля? Зопряг короче дед бапку в телегу – и дочку зовёд. «Слы, - гаварит – кагтибятам, подь-ко сюды. Мы ща па лабазам па-быстрому прашвырнемсо, а ты тут вроде каг па хазяйству останешсо. За братегом там следить, штобы он апять в шчи не носрал, да и в пытошной убраццо не мешало бы. А я те за это сала кусог привезу, мотыгу и платок сцуко ф сеточку. Усекла?» - и по макушке ласково так сапогом её йобнул. Ну та, панятно – «Усекла батюшко» и фсё такое, а сама глазом косит, куда бы съебаццо пока фтарой глаз не окосел. Тока пронесло её в этот раз, забыл про неё дед сразу же – бапку патстегнул, и в город лихим галопом съебалсо.

Долго ли, коротко дед в город ехал – похуй апсалютна, ни пра нево сказко. А дочко хуле – музыко на фсю въебала, косяг самопальный ис-пат сарафана вытащила и сидит, огнивом ап кресало щолкает, а на братега хуй апять забила, тем более што он ф кануре привязанный сидит. А тот не буть Иванушкой – верёфко перегрыз па-быстрому, пока сестричко с лыбой ебанутой слюну в светлице пускала, и – к кастрюле бегом. Тока не добежал нихуйя, патамушта не в ту сторону, еблан, ломанулсо, и к лесу выбежал. А там каг раз гуселебеди бомбардирофке кавровые на коровах атрабатывают… Увидели мальчонку, и к нему: «С каково района, чо грязный такой тут ходиш» и фсё такое. А тот хуле, па гусячьи-то не панимает ни хуя (а па-лебединому тем более), отвечает им борзо таг: «Хули гогочете, мутанты блять пернатые. Съебалесь нахуй, пака я вас тут всех на гусепитухов не пириделал нах!».

А гуселебедей этих сама Бабояга - костяное очко вроде каг крышевала. Обидно им, ясен хуй, речи такие от песдюка сапливово слышать, ну и навешали они ему приборов осветительных под очи сцуко чорные. А патом подхватиле его клюваме острыме за части тела выступающие  – и к Бабояге панесли, на самогон менять.  А дочку в это время каг раз на «папиздеть» пробило. Кинула кирпичом в будку, а оттуда хуяк – тишына бля… Кинула ещо один – заматюкалсо братец. Тока аткуда-то с неба пачиму-то. Павернула дочко кверху рубильнег свой веснущатый, а там – йебать! То ли глюке аццкие, то ли в натуре братца за хуй нипайми куда волокут… «Слы, - говорит – птицы бля нипанятные, вы куда это Ебланушко моево тащите?» А у тех хуле – клювы делом заняты, ответить не могут, тока крыльяме хуйни фсякой кучу насемафорили – и на сйобке поднажале.

Пригорюнилось дочко – прибьет веть батюшко теперь, каг есть прибьёт. Хуле делать – заправила сарафан в штаны исподние, штобы бежать посподручней было – и за ними ломанулась. Тока вот не успевает нихуя, гуселебеди-то тягой себе реактивной пособляют – а у неё рейтузы плотные все усилия на нет сводят… Съебались мутанты вместе с братцем короче. Идёт дочко, слезами горючими умываеццо, сопли рукавом вытирает. Смотрит – печко стоит. Ога, в лесу. Ну, дочко, к ней: «Слы, печко, ты туд птичег странных таких с мальчегом в клюве не видела случайно?» А печко возьми и ответь: «Ни скажу нах. Купи пирожог с мясом за рупь двацоть – тогда пасмотрим». Дочко тут руки в боки ваткнула, и в атвет ей: «Ахуела штоле, духофко блять гаварящая? Я ж вегетарианко нах!» - и тут же много нового о себе узнала. И куда ей идти, тоже узнала, тока засомневалась чо-то, што если нахуй пойдёт, то братца там отыщет. Таг и ушла ни с чем.

Хуйивознает, скока она там по лесу бродила: пока с яблоней и речкой за жызнь папесдела, пока за йожегом гонялась, пнуть ево штобы – но наткнулась в канце канцов на лисаруба каково-то, каторый ей практическе бесплатно путь указал. Правда, пока показывал, чуть не захлебнулась девочко, но эт таг, мелочи жизни. Нашла она таки избушку на ножках Бушевых, орет ей значет: «Избушко-несушко, павернись ка мне лесом, к заду передом нах!». Избушку хуле – перемкнуло от таково монолога, на бок ебанулась, лежит ногами дрыгает. А дочка па-пластунске к окошку пробралась, сморит –  бардак в доме, все горшки с полок попадали, в углу ступой придавленная Бабояга лежид, а из-под юбки её ноги братцевы виднеюццо. Хуле, схватила дочко братца за ноги – и об угол ево, штобы не сйобывалсо в следующий раз. А потом домой с ним побежала. Бежит значит, ломиццо, токо скваречнег братцев аб коряги стучит. И тут чует – догоняет кто-то. Обернулась – ну йоптваюмать! Гуселебеди сцуко успокоиццо не могут никаг.

А тут и йаблонько навстречу стоит, ветками машет каг йобнутая.  Девочко репу почесало – и к ней: «Слы, йаблонько, дай мы пат табой атсидимсо децл, а?». Ну йаблонько ей: «Ясен хуй, прячьсо, тока, пока сидите, яблочки с земли подъеште чутог, а то воняют сцуко, стоять нивазможна». Хуле делать, пришлось соглашаццо. Гуселебеди мимо йаблони клюваме каг ебланы пращолкале, а девочко с братцем дальше побежали. Бегут значет, дрищут на ходу – хуле, яблоки-то помыть не догадалесь нихуя, а тут и птички на запах подтянулесь опять… Хорошо речка навстречу попалась – и спряталесь, и помылись, и киселька наебнуле… Дальше бегут… Гуселебеди их из виду уже полчаса каг проебале, а девочко всё каг ломилась, таг и ломиццо. Хуле, косяг какой-то аццкий попалсо: мало тово не атпустит никаг, таг еще и на измену пробило…

Прибегают вопщем к печке. Хуле, девочко опять за своё – спрячь там пажалуста, хуё-маё и фсё такое. Печка видит – кроет девочко нипадеццки, и давай к ней снова с предложенияме своиме каммерческиме приставать. Тока цену раз в десять подняла. Обобрала детишег до нитки, внутрь пустила, и говорит минут через пять: Всё, съебались птичке ваши, вылазьте нахуй. А то я чо-то чесаццо из-за вас ночала. И выгнала их фпезду. Вернулись девочко с братцем домой, прибрались хорошенько, и сели родителей ждать-дожыдаццо. А батюшко приехал и один хуй девочко ремнем атпиздил. Далбайоб патамушта. Хотя, с другой стороны, мог ведь и цыганам продать, таг што вроде каг и хэппи-эндом закончелось всё.

Туд и сказочке канец, кто асилел - кросавЕц.

Мораль: Оставили на хозяйстве – нехуй ебалом щолкать, а то дровосеки выебут.