Как-то раз, осенью, я с приятелем были в небольшом московском кафе, мы сидели на пластмассовых стульях, курили, разглядывая непритязательную обстановку, заказ не сразу принял усатый мужчина. Поднос с графином и салатами принесла официантка, дамочка лет тридцати – тридцати пяти. Она составили всё на стол, положила вилки и ножи, замешкалась с салфетками, взглянула на нас и глаза её стремительно округлились. Мы тоже с интересом на неё уставились. Официантка радостно улыбнулась и шмыгнула за матерчатую ширму, на кухню, что ли…
Потом в зальчик зашел седой парень с девушкой, они заняли столик в углу, и принимать заказ к ним выпорхнула наша загадочная официантка. Чирикая в блокнотике огрызком карандаша она, то и дело поглядывала на нас, и всё так же неопределённой улыбалась. Женщина она не была особенно симпатичной, мутновато-светлые волосы, серые глаза, острый носик, прыщ под ухом - не в моём вкусе, но её странное поведение, естественно, чрезвычайно нас заинтересовало. Через какое-то время мы уже весьма повеселев, разговаривали и смеялись довольно громко и решили не оставлять это любопытное поведение просто так, до конца не выяснив его или её, мотивов.
Но нас опередили.
Вернее, нас опередила официантка – подошла к нашему столику, встала, держа руки за спиной и …
- А я вас знаю! – радостно воскликнула она, - она смотрела мне прямо в лицо.
- Хехехе! Любопытно, так кто же это я?
- Вы – писатель Иван Охлобыстин!
- !!! А как вы угадали?! – мне вдруг почему-то стало не по себе, и я смалодушничав, быстренько примерил на себя личину какого-то писателя Охлобыстина. Она бодро подсела к нам за столик, посетителей кроме нас никого не было, мы с приятелем стали быстро говорить, мне пришлось несколько раз соврать о нелёгкой моей писательской жизни. Отчество, помню, я придумал себе весьма своеобразное – Никитович.
- А знаете, я тоже пишу рассказы! – воодушевленно заявила она.
- Неужели! И, что же, печатались где –ни будь?
- Нет, я только начала, но у меня есть уже три рассказа, они правда про любовь все… женские такие, но я давала почитать маме, они ей понравились. И у меня один рассказ есть прямо здесь, на работе!
- Очень интересно, а может быть, вы дадите нам почитать?
- Конечно, - весело согласилась она – а если вам понравится, напечатайте его, пожалуйста, в вашем журнале.
- Конечно, конечно, - загалдели Охлобыстин с приятелем…
- Только вы уж подправьте его, на своё усмотрение, или добавьте какую-нибудь сильную, драматическую сцену, хорошо?
Я пообещал.
P.S. Если ты сможешь прочитать эти строчки, откликнись, Лика!

Женский роман.

Сегодня поздним, осенним вечером у Лики была ее смена в ресторане. Посетителей было мало, за двумя столиками сидели местные, гарнизонные офицеры, степенно и лениво потягивающие сигареты марки "Ява". Офицеры, как всегда, заказали для себя бутылку водки, один на всех набор мясного ассорти и по одной порции салата "Столичный".
За первым столиком сидели два семейных капитана и случайно снятые ими на вечер две местные девочки, неопределенного возраста, да и те с соседнего района.
За вторым столиком сидели два майора и один подполковник. Набор их блюд не отличался от набора первого столика. Офицеры были одеты в служебную форму, по-видимому, они не пожелали переодеться дома, чтобы их жены не знали, где они выпивают в этот вечер, то ли на службе в кабинете, то ли в собственных гаражах, то ли еще где-то.
За третьим столиком восседала гражданская молодежь лет семнадцати-двадцати, два парня и две девушки. Ребята были одеты в молодежные джинсовые костюмы с одинаково аляпистыми футболками, купленными на местном рынке. Молодых ребят сопровождали две молоденьких девушки одетых в черненькие резиновые мини-юбочки, едва облегающие пятую точку и тоненькие юные ножки. На девушках прелестно смотрелись белые блузочки со смелым вырезом на груди. У одной девушки были свои от природы белые, длинные до пояса волосы, только совсем недавно сплетенные в тугую школьную косу. В данный момент волосы девушки были распущены и уложены в крутые вьющиеся локоны. Ее личико чем-то напоминало "Золушку" из Диснеевского мультика. Эта девушка мило улыбалась на хохмы своих друзей и молча слушала своих спутников.
Вторая девушка видимо была ее близкой подругой. Она была крашеной блондинкой, с аккуратно уложенной стрижкой "Каре". Ростом она была повыше и покрупнее своей подруги. Внешность ее была яркой и выразительной, с подчеркнутым макияжем, она чем-то напоминала голливудскую актрису Мерлин Монро.
Лика засмотрелась на третий столик, где радовалась - и веселилась юнность. Она в душе позавидовала этим молодым людям, сидящим за счастливым столиком и ей захотелось вернуться в свою так незаметно промчавшуюся юнность.
Эту молодую компанию в данный момент могла понять только Лика и больше никто, ни благополучная официантка Инга, ни хронически спившийся и закодированный администратор ресторана Николай Александрович, ни сидящие поодаль местные офицеры с их временными спутницами. Лика завидовала и радовалась за этот веселый квартет, сидящий за третьим столиком и пьющий в большом количестве "Шампанское". Молодые люди настолько выглядели естественно и счастливо, что больше всего в этот момент Лика пожалела о том, что она не может уйти опять в свою юнность, к своим институтским подругам, в свои любимые московские улицы, родные дворики, где любила бродить и веселиться со своими друзьями. Лика с друзьями собиралась в тесных московских квартирах когда не было родителей дома, слушали магнитофон и втихую понемногу пили сухое белое вино, заслащенное сахарным песком. Тогда казалось, что веселье никогда не кончится, что все будет вечным: эта юнность, веселая компания, пьющая сухое вино. Вечными будут эти вечерние Московские улицы с родным воздухом улиц Тверской, Арбата, Лефортово. Все будет вечным: эти двадцатилетние девчонки в длинных свиторках, пьющие сухое вино и не думающие, что юнность имеет свое место и свое время. Но все это куда-то ушло, так и не успев побыть еще дольше и дольше.
Лика так и продолжала смотреть на столик, за которым разместилась дружная и веселая, совсем еще юнная компания, которая не чувствовала как медленно и постепенно уходит их юнность. Звучала спокойная мелодия без слов. Бармен протирал бокалы с привычной ему ловкостью. Народу в этот вечер так и не прибывало, лишь к стойке бара подошли два молодых человека, забежавшие на часик повертеться у барной стойки, выпить без закуски чего-нибудь крепкого. Музыканты ресторана в этот вечер ленились играть, так как народу в ресторане почти не было, и они спокойно пили пиво в одной из кабинок ресторана, оставив на сцене свои инструменты.
Офицеры за первым столиком пили водку, а их временные спутницы ждали когда они через пару часов уйдут к своим вечным женам, оставив их для следующего случая, что бы где-нибудь уединиться на чужой квартире или зайти еще раз в этот ночной ресторанчик.
Лика вспомнила, чтo сегодня был последний концерт гастролирующего солиста рок-группы “IDEM”, Адама со своей группой. Как раз сегодня эта легендарная группа выступала в гарнизонном клубе, а Лика так и не посетила концерт ни в городе, ни в горнизонном клубе. Лика жалела, что не пошла на концерт где выступал кумир молодежи, талантливый музикант-человек, мачта Ликиной молодости. Адам был моложе Лики на семь лет, ей валило уже к тридцатнику, а юному Адаму было всего около двадцати двух лет. Внешность Адама напоминала героя американской киноленты шестидесятых годов, он чем-то напоминал ей Джефри Конрада из Санта-Барбары. О таком герое можно было только мечтать. Он был для Лики недосягаем, молодой человек, которого можно безумно любить только на расстоянии, как героя телеэкрана, так как для неё он был тем, чем не мог быть. Таких мужчин любят тайно и вечно, о таких только мечтают, таких мужчин всегда ждут душой и от таких мужчин сходят с ума. Лика отвлеклась от своих мыслей, у неё было предчувствие, что сегодня ночью что-то случится в её жизни. Она на всякий случай принесла на четвёртый столик салфетки, скрученные в виде белой чайки, поставила большие фужеры из чёрного стекла на светло-зелёную скатерть. Не успев поставить последний бокал на стол, Лика услышала как открылась дверь ресторана и в зал вошёл кумир молодежного времени обаятельный и до неимоверности красивый солист группы IDEM – Адам. Лике не верилось, что ей на встречу идёт её тайная любовь, её несбывшаяся мечта, кумир уже чужой юнности но её грёз, боль её души, её страданий и безумий. Он шел к ней, к Лике, к официантке этого ресторанчика, она не верила, что он идёт к ней. Под ногами у Лики тронулся паркет, закружилась на столе посуда, замерцали в глазах настенные фонарикиподстарину, подвешенные на бамбуковых панелях. Он подошёл к ней, в нём было всё, что может быть в парне которому стукнуло недавно двадцать два года: юнность, талант, красота, легкость ощущаемого времени и желание жить всей жизнью. Адам подошел к Лике и попросил сесть за столик который она только что сервировала. Она стояла на месте и не произнося ни слова держала в руках всё тот же пустой бокал для шампанского.
-Да. Да. Садитесь пожалуйста. Чтобы Вы хотели заказать? Вот место. Может вам принести что-нибудь из бара?
-Спасибо. Я бы хотел всего-навсего заказать шампанское и пару порций фруктового мороженого.
Он улыбнулся, сел за стол, поднял глаза на Лику, достал пачку сигарет с изображением верблюда, разжег из металлической зажигалки маленький огонек и прикурил сигарету. Он был высок, худощавого телосложения, с аккуратной модельной стрижкой и серыми глазами, которые выражали хорошее настроение. На Адаме была одета бежевая финская молодежная рубашка и строгие коричневые брюки, аккуратно выглаженные в стрелочку. Наверное его жена или девушка, или еще кто-то, мог его нагладить и надушить приятной туалетной водой. Правда Лика не любила когда мужчины пользовались туалетной водой. Но все в этом человеке сочеталось: не броский наряд, приятное его настроение.
Лика быстро принесла "Советского шампанского" обвернутое в белую салфетку и пару порций фруктового мороженного в хрустальных кремонках. Она медленно расставила шампанское и кремонки на столике, а ее герой ненавязчиво оглядывал ресторан и ее ночную служительницу, одетую в спецодежду данного заведения с подносом в руках. Но эту идиллию нарушил шум входящей компании из нескольких человек и Лике пришлось заняться новыми визетерами. Обслуживать шумную компанию Лике пришлось очень долго. Они сделали очень большой заказ и повар долго готовил горячие блюда, и ей некогда было смотреть на героя своей мечты.
Давно сидевшие за столиком офицеры не один раз приглашали к своему столику столь знаменитого певца, но он их благодарил кивком головы и мило отрицательно махал ладошкой в ответ.
Лика суетилась у столика шумной кампании, а тем временем герой ее романа вышел на сцену, подозвав из кабинки пьющего пиво тапера к роялю и запел песни из старых кинофильмов америки, италии и испании 30-60-х годов. Адам пел песни чужих стран и был погружен в творческий экстаз не видя ни кого перед собой, а слышал только свой голос, а вдалеке у барной стойки стояла она - Лика в белом кружевном передничке, держа в опущенных руках свой вечный ресторанный поднос. Она уже не стояла у барной стойки, она уже не видела ресторанных посетителей, она была уже среди огней ресторанной сцены, где пел мужчина ее мечты, того которого ждут всю жизнь, тот который приходит когда его перестают ждать, его любят не телом и желанием, а безумной нечеловечной страстью души, безумием мозга и сердца, так не любят мужей и детей, от такой любви хочется бежать. Не дай бог заболеть ею.
Лика стояла у барной стойки все с тем же подносом в руках, словно со спасительной веткой в руке. Ее герой пел старые песни из черно-белого пожелтевшего с годами кино. На сцене когда поет твой герой его еще сильнее хочется любить. Адам закончил петь свои песни, а она не сводя глаз со своего героя осторожно положила на барную стойку свой поднос, быстрым шагом подошла к Адаму на встречу, обходя столики где сидели местные офицеры, большая часть которых с недолюбием относились к Лике, к ее личному миру и образу жизни. Она поднялась на сцену, как героиня актрисы Риты Хайнворт. ее пышные волосы колыхались при ходьбе, а движения стали легкими, плавными, словно булгаковская Маргарита, помолодевшая от крема Азозелло. Лика подошла близко к Адаму, улыбнулась, ей так давно по-неземному не было хорошо. Она бросила вызов этим меркантильным и хамоватым офицерам, от которых несло лицемерием. Она подняла свои руки, обвила ладонями лицо артиста и прижалась к нему в длительном поцелуе.
Изумленные офицеры не могли поверить в правду происходящего, что же будет сегодня в гарнизоне и узнает ли первым об этом ее муж?
Поцеловав Адама, Лика с легкостью вздохнула, посмотрела в зал и улыбнулась. Офицеры сидели за столиками в онемении, а молодежные компании зааплодировали происходящему. Девушка стояла рядом на сцене с Адамом и ее рука слегка касалась его руки. Между ними была связь, как между Лаурой и Петрарки, как между космосом и землей. Он взял Лику за руку, как маленькую девочку и осторожно спустил со сцены по ступенькам, отвел ее к барной стойке, уплатил по счету за шампанское и мороженное, улыбнулся и как школьницу поцеловал на прощание в щеку, не забыв на последок махнуть рукой словно старый друг Лики. Он уходил к выходу, а Лика не могла придти в себя, она не могла понять где она находится в данный момент и что же произошло. Офицеры продолжали смотреть на нашу героиню с удивлением и ерничеством, у них был козырь для нового гарнизонного скандала. Но немая сцена оборвалась, когда Лику позвал на кухню шеф по-
вар для проверки счетов, так как смена подходила к концу. После смены она побежала домой, не забыв взять в долг у бармена бутылку ликера и коробку конфет. Придя домой, Лика быстро разыскала в шкафу свое черное скандальное платье, которое было слишком высоко от коленок и имело вырез на груди и спине, да и еще сзади разрез. Натянув черные в крапинку колготы, одев на ноги черные туфли на тоненьких шпильках она поглядела в зеркало. Нужно было придумать что-то с прической, чтобы выглядеть хоть на 5 лет моложе. Лика на бок зачесала свои волосы, заколов их шпильками и прикрепила черный блестящий бантик. Намазав губы своей единственной светло-перламутровой помадой, попшикав себя туалетной водой, не забыв обмакнуть запястья рук, подрисовав поярче тени и черные стрелки на глазах карандашом "Художник".
Наряд ее был готов, а на столе дожидались своей очереди бутылка ликера и коробка конфет. Лика взглянула на часы - было 10 минут второго ночи, а потом она взглянула на себя в зеркало и увидела себя в том любимом образе американской героини 50-х годов безумно любящей и идущей в большую жизнь.
Лика легким движением побросала в пластиковый пакет бутылку ликера и коробку конфет. Душа ее ликовала, дыхание было быстрым и легким, быстро застучав каблучками по бетонной лестнице, она разбудила соседских собак, которые начинали заливаться непрерывным лаем. Она была вся в своих мыслях и надеждах, в предчувствии чего-то нового и главного. Лика выбежала из подъезда словно не женщина которой 27 лет, а помолодевшая за один вечер сразу на 10 лет, словно семнадцати летняя девушка.
- Стой, милаха – вдруг от куда-то из темноты тихо произнёс приятный, смутно-знакомый голос. И в тоже мгновение, что-то горячее и длинное сзади пронзило её под левой лопаткой.
- А как же, я так… – прошептала Лика и пошатнулась, умные руки подхватили из её рук пластиковый пакет.
- Вот так, вот так, ничего, давай, ай деточка, на бочёк, на бочёк… вот так, вот так… этот жаркий шёпот Лика дослушивала уже в сладкой дрёме, которая так внезапно так нежно и ласково обволакивала её и звала в вечное лето в деревню к бабушке, в юнность…
На блестящем, новеньком лифте, Лика медленно поехала вверх, где её ждали не совсем трезвые, усатые архангелы в привычной военной форме. Они видели как в маленьком городке, в сырой подворотне, двое мужчин кряхтят и постанывают над чем-то тёмным и безвольным, в кулаке одного из них тот, что в бежевой рубашке, зажат черный бант.

Tweet