Мнение, что я умён, успешен и прекрасен, в этой семье должны разделять все. Жена. Сын. Кошка. Иначе, зачем мне эта компания? В первую очередь, так должен думать я сам. Получается не очень. Останавливает то, что из здорового аутотренинга можно уехать в нездоровый нарциссизм.

— Ты долбоёб? — спрашивает меня жена.

В нашем мире всё относительно. Оценочные суждения могут иметь место, конечно.

— Как можно купить бананы, которые зелёные и гнилые одновременно? — интересуется супруга.

О! Я способный.

— Какой же ты непутёвый! Что бы ты без меня делал? У тебя до меня даже чайника электрического не было. Что у тебя вообще было?

Алкоголь. Наркотики. Беспорядочные половые связи. Одну связь решил упорядочить и получилась семья. С чайником. Микроволновкой. Энергосберегающим экологически чистым туалетным ёршиком. В туалете вообще от старой жизни осталась только дешёвая туалетная бумага. Да, у нас там два рулона — один серый для меня и другой, «попкина радость», для остальных. Кто увидит, решит, что у нас дискриминация по сортирному признаку. Но если бы это было так, то я рыскал бы по почтовым ящикам в поисках бесплатных газет, а листы нормального рулона были бы пронумерованы. Просто для меня пафосная бумага — как есть щи с освящённым куличом. Невкусно, неудобно и вандализм.

— Па-па-ааа, можно кричать тише? — орёт из своей комнаты сын, — ты мне мешаешь.

Обязательно передам твоей маме, чадо. Как только она закроет свой прекрасный рот. Над опухшей верхней губой видны следы уколов косметолога. Формируются синяки. Лучше бы она не шевелила такими губами — на работе скажут, что я её бью.

— М-мир? — спрашивает кошка. Отирается о штанину, оставляя на брюках полосу дымчатых волос.

Вполне вероятно. Даже уверен, что так и будет.



На работу завтра. Я пойду добывать мамонта. Своего персонального. Жена пойдёт добывать свою мамонтиху, надев на лицо марлевую маску — не так страшен грипп, как губищи модницы. Сын пойдёт заниматься непорочным зачатьем мамонтёнка, которого потом тоже будет добывать всю жизнь. И всё для того, чтобы в старости совет старейшин племени выделял мамонтинный хвостик, от всех пидрот. Как альтернатива — дадут понюхать под хвостом.



***

Когда подойдёт мой автобус, меня уже не интересует: в картах телефона я не стою на остановке, а мчусь по трассе из Рязанской области в сторону Москвы. Вот моя скорость девяносто восемь. Шестьдесят три. Тридцать один. Тринадцать. Два. Встал. Что это за место? Просто светофор, наверное. Стартую и очень быстро разгоняюсь до ста пяти. Интересно, на какой машине я еду? Резвая. И, кажется, жена права — у меня не всё в порядке с головой. Всю зиму не было снега, и потом за два дня навалило. Сейчас на дорогах области не погоняешь, а у меня уже сто тридцать восемь, и скромничать не собираюсь. Сто шестьдесят два. Там что, нет камер? Сто восемьдесят один. Может, у меня самого «люстра» на крыше? Сто девяносто три. Подъезжает мой автобус. Убираю телефон в карман.



— Помнишь, как называется наша компания? — спрашивает меня директор.

Ещё бы! Мне иногда стыдно произносить название. В переписке указываем на английском — «Second head» — чтобы не путали со старьёвщиками.

— На самом деле, перевод «вторая голова» означает не то, что думают у нас, — в сотый раз просвещает меня руководитель.

— Это не про «одна голова хорошо, две — лучше», — говорит он.

— Англичанин, и тем более американец, сказал бы «секонд брейн», — важно поднимает палец.

— А вторая голова у них — это второе управление. То есть, мы в какое-то время берём у клиента управление его компанией на себя. Конечно, не явно, но, по сути, это так. И управление у нас на все случаи жизни: твой отдел Внедрения, я его называю «Интегрейшн», отдел Сопровождения, — «бизнес-эскорт», ну и отдел решения проблем. Так как слово «проблема» употреблять нельзя, называем его «пи-ар».

Эти положения я слышу каждый раз перед тем, как получить заказ. Обычно воспринимаю речь начальника, как шум. Ну да, интегралы, эскортницы и пиардуны. Каждый занят своим делом. Мы запускаем проекты, — в основном продажи, — и некоторое время курируем их, пока не встанут на ноги. Пиарщики убирают головняк в этих проектах. Это наш спецназ, настоящие звери маркетинга. Многие из них начинали в MLM — проектах, лично продавая пылесосики на батарейках и косметику для похудения. И только эскорт и является эскортом — стайка девок среднего прайса для походов на выставки, конференции и семинары с минет-брейком. Минимум мозгов и разборчивости, максимум жизнелюбия.

— Ребята купили линию по производству прокладок, — бос задумчиво отводит взгляд. В такой момент он напоминает прапорщика, стянувшего с армейского склада какую-то ненужность. Впрочем, он полковник в отставке, и куда как опытнее младших по званию. Ненужных вещей у него быть не может.

— Нет, не автомобильных. И не сантехнических. Тех самых, пиздотечных. Сделали всё по уму. Там цех — с пола есть можно, стерильный. Денег вгрохали немеряно. А потом ум у них закончился — не знают, что делать и куда всё это девать. Там производительность линии — на роту в минуту. Набили склад и выгнали всех рабочих нахуй. Вернее, в простой. Девать некуда — сбыта продукции нет. Обратились к нам.

Взгляд директора становится совсем загадочным — один глаз смотрит на меня, а второй — мне за спину.

— Ставлю задачу: раскидать их склад в максимально сжатые сроки. Тебе день на знакомство с предприятием, день на знакомство с темой, и три дня на поиск каналов сбыта. А со следующей недели — в поля. То есть, по командировкам. И не стесняйся, очень тебя прошу. Твоя задача — отгрузить склад. Если где чего и застрянет, поручим пи-ар отделу. Там другое волшебство понадобится.



***

— Блядский хуй! — говорит заказчик.

Пытаюсь осмыслить заявление. Зря: в богатой русской идиоматике бывают и не такие выкрутасы.

— Понимаешь, я ведь поверил этому опездолу, — жалуется мне клиент, — он так конкретно всё разложил. Сказал, что за полгода бабки отобьются, а потом сплошной профит, Майами и сосновый воздух.

Пациент действительно похож на человека, который верит на слово: он как будто вынырнул из девяностых. Тот же избыток драгметаллов в облике, та же манера говорить с помощью пальцев, то же недоумение по поводу недостоверности информации. Судя по росписи на руках, он был некоторое время законсервирован вне общества. Он не знает, что такое бизнес-план и его главная часть — «кеш-фло», не знает о реалиях рынка. Не знает, что откат теперь называется ретро-бонус, а в измельчённой форме — кэш-бэк. Если ему сказать, что его партаки теперь называются «тату» — взбесится. Если ему сказать, что бульонные кубики не еда, а приправа — удивится. А то, что теперь стрелки забиваются в тихих кабинетах — убьёт его.

— Братан, — говорит он, — сделай всё красиво, а? За добрецо пацановское. Ну и отслюнявлю тебе мимо твоего коммерса необидно так. Сделаешь, братан?

Подмывает спросить, не западло ли ему такая тема? Воздерживаюсь.





Иду от Маяковской по Большой Садовой. Вернее, сижу на унитазе, дома. Смотрю в навигаторе телефона, как я гуляю. На моём маршруте — Концертный зал и три театра. У моих ног кошка, охраняет меня в минуты рассеянности. Останавливаюсь у театра Булгакова. Как же, как же... До начала всех времён, то есть до семейной жизни, ломился туда. Хотелось посмотреть их видение пелевинского «Чапаев и Пустота». Громко заявить, что «балтийский чай» — глупость. Покупкой билета в мини-театр я не озадачился, зато озадачился тем, что напился. Вернее, употребился. Многие вкладывают в понятие «никакой» другой смысл, неверный: вполне можно ответить на вопрос «какой?» — сильно пьяный. Состояние «никакой» достигается смешением практик — употреблением алкоголя и наркотического стимулятора одновременно. В этом случае опьянения от вискаря нет, но и нет той бодрости и эйфории, что вызывает кокс. Состояние решительного и лёгкого на подъём тупореза. Никакого удовольствия, кроме сознательного вреда здоровью. Но была в этом какая-то прелесть, и становилось понятно, про что писал Пушкин:

Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой. Сперва взаимной разнотой они друг другу были скучны; Потом понравились; потом съезжались каждый день верхом, и скоро стали неразлучны.

Вовремя я женился. Виски уже стало заменять пиво, а праздничный кокаин — повседневный фен. Недолго оставалось до настойки боярышника с растворимым кофе.

Кошка поднимает голову и смотрит на меня — долго ещё?

— Ты там что, уснул? — стучит в дверь жена.

— Смотри, не дрочи. У меня на тебя сегодня планы, — громко шепчет она через дверь.

Иду дальше по Садовой. Кофейня. Стоматология. Кофейня. Стоматология. Юридическая контора по освобождению от кредитов. Раньше была просто цепочка магазинов и пивных. Можно было встретить артиста Театра Сатиры, покупающего водку после спектакля, а чаще — до. Артиста Театра Моссовета за кружкой. Москвичи не стали относиться к своему здоровью трепетно, они стали глупее и легче: попил кофейку в долг, отбелил после этого улыбку в долг, повторил и списал долги. Сворачиваю на Малую Бронную. Отрываю ленту сероватой бумаги. Многозначительно смываю — люди, я возвращаюсь к вам...



***

Увеличиваю масштаб карты. Не могу понять, где я. Смотрю через стеклянную стенку ресторана гостиницы — там всё нормально: Челябинск, проспект Ленина. Через дорогу Комсомольская площадь, где стоит памятник танку. Смотрю в телефон — не нормально: точка меня находится в каком-то пространстве, где нет ориентиров. Увеличиваю ещё. Результат тот же. Добавляю овса в масштабирование — что-то появилось. Кажется, какая-то стена. Нет, берег. Давлю на минус до масштаба области. Ага, понятно: я в море. Очень похоже, что на пароме, идущего от материкового Китая на остров Хайнань. Где пальмы и солнце. Где тёплое море и толпы туристов. Где вкусная еда и дерьмовое пиво. Последний раз был в нормальном отпуске ещё до рождения сына. Потом все отпуска были кратковременными запоями в своём ареале обитания, прерываемые хозяйственными работами. Развернуться по-настоящему не давал персональный мамонт.

— Готовы сделать заказ?

Официантка смотрит на меня со смешанными чувствами — ненависти и надежды. Ненависть мне понятна — своим существованием я доказываю ей, что можно жить лучше, чем она. Надежда читается не мелкая — на чаевые, а крупная — её отсюда заберут. Нет, этого не будет — девушка недостаточно красива для этого. Можно сказать, совсем некрасива. Заказываю двести водки, кружку пива, стейк и овощи-гриль. Нет, триста водки и пиво сейчас.



Директор оптового направления — сухенький старичок. Смотрит на меня с отеческой любовью. Провизоры аптечной сети — исключительно женщины. Смотрят на меня со смешанными чувствами — ненависти и стыда. Ненависть мне понятна — очередной московский пестрожопый попугай приехал учить их, как им работать. Стыд понятен тоже — я забрёл на женскую половину дома. Рассказываю им о несомненных преимуществах нашей продукции над конкурентами. Наша продукция — женские гигиенические прокладки. Ежедневки. Софты. Гелевые. Ночные на восемь капель. Интересно то, что самая первая классификация степени поглощения влаги была до пяти капель. Потом их стало шесть — кто-то из импортных решил поднять ставки. Наши ответили тем же. Конкурент поднял до семи. Ответили и тоже подняли. Восемь. Не удивлюсь, если скоро их будет десять — расширение ассортиментного ряда до определённого момента увеличивает объём реализации, пока не упирается в эффект, который в психологии продаж называют «потребительский шок». Это когда покупатель просто не может сделать выбор и уходит пустым, зараза. Так что вариант «all in», когда вся упаковка в капельках, невозможен.

Всё это условности. Как и эта лекция, которую я читаю сердитым покрасневшим бабищам. Прокладки — это как сигареты, к какому сорту привык, такие и куришь. Софт или гель — лёгкие или крепкие. Если курильщик лёгких сигарет от крепких просто закашляется, то от геля пользователям софта может быть крайне некомфортно — прыщи по всему самому ценному. Изменить покупательское предпочтение могут только катастрофические события. К примеру, уход конкурента с рынка. К примеру, ограничение поставок. К примеру, резкое обнищание — снижение покупательной способности. В последнем случае теряют все: потребитель переходят на самосад и газету. Вату и стираную марлю. Орально-вагинальный минимализм.

Читаю лекцию потому, что в пакете коммерческого предложения — обучение персонала. Через полчаса мы разойдёмся каждый по своим делам, забыв друг о друге. Мои дела, в общем-то, закончены. Предложение было роскошным, его нельзя было упустить: консигнация с оплатой за проданное в течение пятидесяти банковских дней. Территориальный эксклюзив по области. Скидка двадцать процентов от базы. Пять кубометров продукции на промо-акцию, чтобы у последней грязнули слово «месячные» ассоциировалось с нашей прокладкой. Взамен — приём на склад двухсот кубометров продукции, поддержание товарного запаса и полного ассортимента. Оппонент сейчас думает, что он заключил очень выгодную сделку, и развёл меня по полной. Это не совсем так. Вернее, совсем не так. Такой объём на складе по сути — троянский конь. Он начнёт «жать», и придётся сначала сократить поставки от моих конкурентов. Затем ему придётся бодаться уже со своими конкурентами, выжигая поляну ценами. В конечном итоге это не у него будет эксклюзив на нас, а у нас на него. Назовём это финт ушами «коммерческий гамбит».

Осталось нажраться в сопли с коммерческим директором контрагента для закрепления подписанного договора. В кругах торговцев это называется «поужинать перед отъездом» — последний тест друг друга. Чтобы понять, как условия будут соблюдаться. Могу пить смело — до того, как захочу продать товар ещё кому-то в этот регион, я закончу этот проект.



***

— Колись, снял с прокладок левачок?

Директор смотрит обоими глазами мне в левый глаз. Потом в правый. Испытывает их по очереди. На губах вежливая полуулыбка, означающая ревность и жадность.

— Впрочем, это не моё дело, — выдыхает бос.

Здесь он абсолютно прав. Сторонняя премия его не касается и налогом не облагается. Нет её в финансово-правовом поле.

— От меня тоже наличка тебе полагается. На поправку здоровья. Сколько ты за этот месяц в командировках провёл? Шестнадцать дней, вроде? Столько пить тяжело, понимаю.

Это не очень тяжело, когда есть цель. Ясный разум. Несгибаемая воля.

Но в том-то и дело, что у меня этого ничего не осталось. Даже сейчас меня подмывает достать телефон и посмотреть, где я и чем занимаюсь. Моя «вторая голова» живёт значительно интереснее.

Tweet