1.
На собеседование в агентство по трудоустройству я попал только с третей попытки. В первый раз я  проспал, потому что мы с Пашей пережрали ЛСД и сутки гуляли по Тель-Авиву. В следующий раз я не смог прийти, потому как умирал с жесточайшей похмелюги, упившись накануне в сопли на концерте "Gogol Bordello".
До этого я два месяца не мог заставить себя даже думать о том, чтобы выйти на работу. Меня выворачивало от самой мысли о том, что придется снова ходить на собеседования в бары, рестораны и кофейни, стараться понравиться хозяину, корчить из себя жизнерадостного идиота, обслуживать упырей-клиентов… Мне было страшно. Мне было страшно от безысходности. Мне было страшно, что к 30 годам я все еще работал лакеем на побегушках. Мне было страшно, что я все еще не знал, чем хочу заниматься в этой жизни. Мне было страшно, что мои друзья один за другим замыкаются в безопасном и понятном мирке бездумного потребления. Мне было страшно становиться похожим на них. Мне было страшно взрослеть. Меня пугало осознание того, что всю жизнь ты должен пахать, чтобы поддерживать свое биологическое бытие, чтобы затем стать биологическим удобрением. Меня пугал этот мир с его безумными законами. Страх затмевал собой даже инстинкт самосохранения; бег от реальности продолжался даже после того, как мне дважды пытались отключить за неуплату свет. Даже после того как из съестного остались лишь кукурузные хлопья и засохший кетчуп...

2.
Интервью проводила полная тетка с уставшим лицом. Записав имя, фамилию и возраст, она начала расспрашивать об образования и опыте работы.
- Я писатель...
- Кто-кто?
- Бармен, говорю.
- Для барменов у нас ничего нет.
- Я еще в телемаркетинге работал...
- К сожалению, без квалификации могу предложить либо салфеточную фабрику, либо ночные смены в столярной мастерской.
- Знаете,  я вообще-то в колледже полтора года учил экономику. Знаком с офисными программами, имею представление о бухгалтерском учете…
- У вас есть какие-нибудь дипломы или опыт работы?
- Нет.
- К сожалению, без квалификации…
- Хорошо, беру столярную мастерскую.
"Хотя бы одну неделю, а там посмотрим…", - подумал я, взяв направление на работу.

3.
Очередная стальная решётка вышла из-под прокатного станка. Режущий гидравлический пресс отрезал её от стального полотна, и та с грохотом упала на бетонный пол. Через несколько секунд процесс повторится. За эти секунды нужно вдвоём с напарником поднять упавшую решетку, оттянуть её на несколько метров и уложить в штабель.
В напарниках у меня был Обама, нелегал из Конго. Настоящий такой гетто-ниггер из фильмов про настоящих таких гетто-ниггеров: широкоскулый, огромный, с банданой на лбу и золотой цепью на бычьей шеяке. Вообще-то его звали Кристианом, а свое погоняло он получил с подачи Миши, начальника смены.
Квалифицированной рабочей силой были китайцы и русские: фрезеровщики, сварщики, монтажники. Остальные были ниггерами в прямом и переносном смысле. Те, которые в прямом, представляли едва ли не весь африканский континент: суданцы Дауд и Саадия, эфиоп Эли, здоровяк Межан с Берега Слоновой Кости, эритрейцы, нигерийцы, сенегальцы... Среди тех, которые в переносном, были я и Валера-Хэм, угрюмый дед, получивший своё прозвище за окладистую седую бороду, придававшую ему сходство с Хемингуэем. 
Смена начиналась в шесть вечера и заканчивалась в шесть утра. Двенадцать часов на осмысление ситуации, в которой оказался.
Мой отец по десять часов в день под палящим солнцем сваривал швы в нефтяных цистернах. Мама уже 15 лет смотрит за стариками в богадельне. Вся их жизнь состоит из работы, ссуды за дом, счетов и долгов. Так жили и их родителей. Так живут их друзья. И друзья друзей. И все их поколение. И с детства я слышу: "Если надо – будем пахать!" Где угодно. Сколько нужно. Они смогли – смогу и я.
4.
Двенадцать часов ада – и ты на свободе. За следующие двенадцать часов ты должен успеть приехать домой, пожрать, посрать, поспать – и снова бежать на тупую каторгу, и все это для того, чтобы просто продержаться на плаву. Похоже, мой бег от реальности закончился тем, что она меня настигла и вкатала в асфальт…
В станке что-то вышло из строя, и работа застопорилась. Воспользовавшись паузой, закуриваю. Коршуном налетает Миша:
- Какого хуя ты сел? Нет работы - бери метлу и подметай. Здесь пиздячить надо! Если что не нравится - завтра не приходи.

Выкидываю сигарету, беру метлу. Мне нужна эта работа. Нужна. Этот пидор не заставит меня её бросить…
- Бросай всё нахуй, пошли обедать! – хлопает меня по плечу Хэм.
ПЕРЕРЫВ!
5.
Разбившись в столовой по этническим группам, трудяги с аппетитом наебывали хавчик, смеялись и, в перерыве между работой и работой, говорили о работе...
Запихиваю в себя сухой бутерброд. Проходящий мимо китаец-сварщик угощает китайской сигаретой. Говнище редкостное, кстати. Сигарета, в смысле. Хэм, задумчиво ковыряясь в зубах спичкой:
- Вот смотрю я на тебя, Рома, и удивляюсь. Вроде руки-ноги на месте, вроде и не глупый… Нахуя тебе этот Освенцим? Ладно я – алкаш, но ты-то что тут забыл?
- А я здесь на самом деле не работаю.
- Это как так?
- На самом деле, я преуспевающий экономист, а складывать в штабеля железки это мое хобби...
- А если серьезно?
- Если серьёзно, то я и сам не знаю, какого хера я здесь делаю. Карму отрабатываю, наверное…
- Карма-хуярма… Ты по-людски скажи. А то взяли моду…
- Ну, это что-то типа наказания за бессознательную жизнь.
- А, ну эт как у всех. Я вон тоже раньше  поваром в "Хилтоне" работал. Тогда я еще на человека был похож… Пятерка в месяц, плюс социальные условия, плюс сверхурочные, плюс пищеблок дважды в день. И на людей хоть посмотрел, не то что эти хари здесь… Мадонна, помню, приезжала. Банкет на двести рыл накрывали, на всю ее свиту. Капризные все, как бабы. Этот не жрет то-то, тому недожарено, тому пережарено, этот аллергик, тот вегетарианец... Тфу! Да и не люблю я ее, Мадонну эту. Таланту – ноль, и пизда как шляпа… Потом эти приезжали, как их, блядь… Ну пидоры эти, что-то с модой связанное…
- Депеш Мод?
- Ага, точно. Их тоже кормили. Внучка просила автограф взять, но какой там! Охрана не подпустила, только морды мельком увидел.  А за концерт аж пятьсот шекелей содрали! Пидоры и есть. Ну я внучке билет все равно купил, подарок на тринадцать лет... Пусть добрым словом меня поминает.
- А сюда ты как попал?
- Да пробухал я работу-то. Сначала пил только дома по вечерам, потом начал вмазывать на смене. Поймали, пожалели, сделали предупреждение. Я сначала держался, а потом в запой ушел на неделю. Ну и выпиздили меня к ебаной матери, само собой. Теперь я железяки таскать буду, пока не сдохну или пока на пенсию не выйду. Тоже, стало быть, наказание мне такое Бог послал, за непутевость мою…
6.
В обоссанной кабинке туалета взрываю припасенный косяк. Не самое мудрое решение, если твоя работа связана с тасканием железяк. Да и насрать.
В цеху Хэм о чем-то совещается с Мишей. "Забери меня, блядь, отсюда, дедушка…" – вспомнил я чеховскую классику, глядя на старика. "Как штырит-то! Зачем же я так накурился?"

Закончив переговоры с начальством, Хэм подошел ко мне.
- Пойдешь со мной на прокатку стальной арматуры. Смотри в оба, не зевай... Если трос порвётся и тебя заденет, ебанёт так, что мама не горюй. Да, и еще опилки хуярят во все стороны, так что глаза береги. А следующий этап нашей воспитательно-трудовой терапии - галеры и урановые рудники! Гы-гыы…
Хэм запускал станок. Вспомнив емкое двустишье о мудиле, который клал болт на технику безопасности, я нагнал Мишу и попросил выдать защитные очки и респиратор. Мишу просьба позабавила.
- У нас очки и респиратор из дому приносят вообще-то...
"До конца смены", - пообещал я себе, - "Несколько часов, и всё, завтра не вернусь. Пошло все в пизду…"
Моя работа заключалась в том, чтобы поправлять ломом стальной трос, наматываемый на катушку. Почти сразу глаза, ноздри и рот набиваются стальной стружкой.

Я положил на землю лом, снял рабочую куртку, повесил ее на станок и пошёл в сторону раздевалки.

- Ты куда пошел?! – нагнал меня Миша.

- Домой.
- Или ты сейчас возвращаешься, или завтра можешь не выходить.
- Ты меня, конечно, извини, Миша, но на хую я вертел такую работу…

7.
Я шел домой, встречая рассвет. Эйфория временной свободы. Я испытывал это чувство каждый раз, когда меня увольняли или когда  я бросал работу. Не будет больше мучительного подъема с постели, переполненных автобусов, работы, к которой не испытываешь никакого интереса, начальников…
Навстречу мне шел заспанный рабочий люд. Белые, черные, желтые, смуглые, женщины, мужчины…  Они спешили занять свои места за конвейерной лентой, за кассой супермаркета, за станком, метлой,  лопатой, бетономешалкой… Движимые коллективным бессознанием, они смогли сделать то, что у меня никак не получалось – подавить в себе протест. "Работу любить надо, а не бегать от нее!" – сказал мне как-то один дедок, восемнадцать лет простоявший за конвейером на пластиковом заводе. Как и все дедки, простоявшие за конвейером четверть жизни, он был пизданутым на всю голову. А с точки зрения общества – нормальный здравомыслящий человек.
Очередная попытка сломать себя закончилась провалом. В борьбе за существование, Завод выиграл очередной раунд. С точки зрения общества – я антисоциальная личность, неподдающаяся перевоспитанию.
Дома ждали неоплаченные счета, кукурузные хлопья, засохший кетчуп и туманное будущее. Опять просить денег у родителей? Гоню от себя эту мысль, хотя уже наперед знаю, что позвоню маме. Опять я неправильно живу, опять я не умею тратить деньги, опять из меня ничего не выйдет…
Мама, как всегда, права. Ну разве что рассказы пишу. Иногда даже неплохие.

Tweet