Старик ловил рыбу. Он был увлечен. Казалось рыба понимала его(с)Zenwriter
                                                                                             
                                                                                             
На одном берегу одного моря жил старик.
На берегу водились песчаные дюны, протяжённые и унылые, как вертикаль власти олигархического капитализма в отдельно взятом обществе.
В море попадалась медузы, рваные пластиковые пакеты  и разная другая мелкая сволочь.
Ещё в море жила рыба.
И рыба совсем не любила, когда её ловили.
                                                                                             
А старик всё равно её ловил. Выходил утром на отлив, истово крестился на северо-восток.
Гуняво произносил:  - Ээх, бляха-муха, полети на небо! И - ловил.
Он заходил в море ниже пояса, лишь немного намачивая свои ревматические коленчатые суставы.

Тогда рыба подплывала к его отдельным одиноко намокшим ногам и, стоя на месте,
бесшумно  шевелила губами.

А вокруг были дюны тревоги, сложенные из песка неравноправия. Охуевшие чайки  дружно сживали со свету одинокую самку баклана.
- Отьебитесь, суки! - по-птичьи кричала она, слабо отмахиваясь  анемичным крылом.
- Фкуп-фкуп-фкуп! - орали чайки. - Жа-жа-жа!

Старик молча наблюдал всё это безобразие, лишь изредка грозя узловатым дублёным кулаком блядским птицам.
Рыба всё стояла в воде, возле одиноких ног старика. Ему было хорошо видно  её толстую тёмную спину на фоне светлого песка отмели.

- Ну што, станешь уже ловить - или так, блять, и будем глазки строить! - неожиданно сказала рыба.
Старик почему-то не отозвался. Тогда рыба высунула из воды морду головы, чтобы увидеть мир ещё более лучше.

В первой руке старика был пожылой морщинистый хуй, а в противоположной руке была раковина,
к которой он прижимал выросшим справа ухом свою облезлую старую голову.

- А? - сказал старик. - Иди нахуй, мокрая поебень!
- Я слушаю! Я, сука, слушаю дивные песни моря! -  скрипуче крикнул старик.
  Его другая рука, держащая раковину, затряслась в приступе старческого психоза.
- А ты, блядь засратая, отвлекаешь меня от дао! - задыхаясь от злости, старик швырнул раковину в то место, где только что была рыба.

Вот, блять,  мудак - подумала рыба. Ненавижу рыбаков - подумала она, и пошла  обратно, к себе в глубину.
Начитаются свякой хуйни - думала рыба, - нет чтобы поговорить, сука, культурно, с девушкой.
Икринки в её животе зашевелились от нарастающего с глубиной давления.
  Кончают, уроды, в море, а потом гнушаются - думала рыба. - А ты бейся потом, как муха в гавно.
  Рыба была живородящая. Она уходила всё дальше и дальше в море.
 
  А старик бегал по берегу, маша мокрыми портками на пикирующих на него чаек.
  Паа-аа-длы... Ы-ыы.. ыы... - разносил ветер крик старика.
  Вечерело.