26 генваря 1904га года.       -Ну давай, бля, сука, давай!-разносилось над утренним Порт-Артуром. Поручик Борейко никак не мог кончить. Рива сердито покрякивала:
      -Опять сволочь пьяная притаранился. Вот расскажу все Андрюше…
      Поручик размахнулся и съездил ей по морде и тут же заохал, вынул и большая толстая порция малафьи смачно шлепнулась на нежное личико Ривочки Зальцман – одной из лучших блядей Артура. Та заплакала размазывая сперму со слезами по лицу. Борейко брезгливо поморщился и кинул ей свой носовой платок с инициалами:
      -Вытрись сука, а Андрюша твой давно с Акинфиевым трахается, педерас бля. Японцы концентрируют свои обдолбанные лоханки около порта, а эти мерзавцы в кают-компании члены друг другу сосут. Потом мы, артиллеристы, будем за них от Того пизды получать. Дать твоему Андрюше по шарам что-ли,-размышлял Борейко.
      Поручик скинул с себя красивую и длинную ногу Ривы, встал, подошел к забрызганному краской окну и задумчиво посмотрел на панораму крепости Порт-Артура. Уже начало светать, в предрассветных сумереках раздавался бой склянок на кораблях Порт-Артурской эскадры.
      -Во бля уроды, только пьянствуют и баб местных ебут, морячки мать их,-тихо ругался Борейко.
      Предстояли тяжелые дни. Не будучи в генеральских чинах, поручик артиллерии Борейко, прозванный друзьями медведем за свои гигантские размеры, хорошо понимал что вокруг происходит что-то неладное. В последнее время разом вдруг из города исчезли все японцы, поползли слухи о скоплениях кораблей эскадры адмирала Того в районе Корейского полуострова, международная обстановка тоже тревожила: Америка и Англия вовсю помогали Японии в постройке флота, снабжали самурев оружием и последними достижениями военной техники. А в это же время разложившаяся верхушка Российской империи пьянствовала и развратничала, народ стонал под гнетом распутинской клики, там и тут вспыхивало рабоче-крестьянское самосознание и тогда полиция и казаки кормили восставших свинцом пуль и сталью шашек.
      Все это проносилось в умной и большой голове поручика, брови его хмурились и кулаки сжимались. Бывало по пьяни на него находило и, приняв своего бородатого ординарца Николая за августейшего тезку, бил он его смертным боем. Но будучи натурой отходчивой, наутро он молча выставлял перед окровавленной мордой ординарца бутыль смутноватого самогона и давал пострадавшему отпуск на три дня.
            Между пьянками поручик занимался обустройством батареи Электрического Утеса, где он служил помощником командира. А работы было много. Старая, прогнившая система, идущая своими корнями в институт реакционной монархии, уже не годилась, старой закалки офицеры били личный состав, искренне думая, что тем самым они повышают боевой дух солдат, в то же время игнорируя новейшие достижения передовой мысли русской инженерии.
      -Русский солдат, мать ево туды сюды, далеко не дурак,- подумал вслух Борейко.
      А солдат, подавленно сидел в окопах, молился слабым православным богам, занимался в карауле тихой мастурбацией и мечтал вернуться в свою родную деревушку где-нибудь в Малороссии, к своей дуре Марфе, нажраться самогону и пойти дать пизды соседу-инвалиду за то, что тот в его отсутствие тихонько попяливал его толстую женушку. Поэтому ни о каком боевом духе и речи не шло, а шла речь в русской армии начала века о полном пиздеце и через полную же жопу. Борейко тягостно вздохнул и почесал волосатое пузо. А ведь сколько он сам отпиздел солдат и младших чинов практически по пустякам.
      -Вот засунут они мне как-нибудь винтовку в жопу – буду знать, как над солдатом издеваться,-подумал про себя Борейко.
      А мысль его тем не менее шла дальше: батарея требовала дальнейшего обустройства,- один из важнейших элементов обороны крепости практически был не защищен ничем кроме скалистых уступов Утеса. Лафеты пушек не были снабжены защитными щитами, укрытия едва ли выдержали попадание даже шестидюймового снаряда, в то время как даже у захудалой канонерской лодки имелись десятидюймовые орудия. А начальство обороны крепости, пидоры, утверждали, что отсутствие защитных щитов для нижних чинов не является, бля, фактором падения их морали.
      -Вот бы, бля, в по яйцам им картечью,- подумал про генералов Артура Борейко.
      Поручик плохо относился к начальству. И тому были причины. Все дело было в том, что к третьему году службы он переебал практически всех жен командного состава, что называется и в хвост и в гриву, и знал про генералитет крепости такие вещи, что попади он в Петербург, не один комендант крепости Стессель пошел бы под трибунал за пьянство, воровство и мужеложство. Неудовлетворенные жены охотно рассказывали любовнику о педерастии под прикрытием генральских эполет и аксельбантов. А тот, поёбывая их, думал о том, что ждет крепость в случае нападения врага. И все больше кипела работа на Утесе: не спрашивая начальство, Борейко мастерил укрытия, копал щели, удалял различные мелкие предметы с батареи по его мнению мешающие меткой стрельбе. А то бывало часами сидел в своей комнатушке над таблицами стрельб. За это сидеть бы поручику на гауптвахте, если бы не мягкотелый начальник батареи штабс-капитан Жуковский, спускавший все на тормозах, впрочем не из-за любви к Борейко,а исключительно по причине страха перед начальством артиллеристов, которое узнав про такое поведение подчиненного ему артиллериста, наверняка выебало бы его во все дыры. От етого батарея, вверенная Жуковскому все крепчала, солдат с энтузиазмом делал свое дело, чувствуя видимо полезность происходящего, чувствуя тако же верно что все это сказывается на сохранности шкуры его. Тем не менее столь полеэные для батареи работы периодически прерывались из-за набегов начальства, требующего, бля, согласованности всех действ с, мать его, заветами Суворова, светлой памяти, единственного генералиссимуса русской армии. Таким макаром и шла работа на Утесе.
            С такими мыслями и встречал поручик Иван Игнатович Борейко утро в городе Порт-Артур, форпосте русской армии на Дальнем Востоке, опорной базы Андреевского стяга на Тихом океане.
      Борейко подошел к буфету, открыл обшарпанную дверцу его, вынул оттуда бутылку коньяку, взял со стола большую рюмку с отпечатками пальцев, решительно налил полную, тяжело вздохнул и выпил все. Приятная судорога разлилась по членам его, в животе потеплело, затем тепло пошло вверх и приятно стукнуло в голову, убрав какую-то неприятность, начавшую тревожить его еще во сне. Взяв луку с хлебом, Иван пошел в кровать к Ривке, которая к тому времени уже успокоилась и лишь мерно посапывала, досматривая утренние сны свои блядские, нисколько не тревожась о судьбе скажем броненосца «Петропавловскъ». В сердцах Борейко хлопнул её по упругой белой заднице:
      -Ну что, сука, коньячку не хочешь ли ?
      Рива сердито заворочалась, запыхтела и перевернулась на другой бок. Борейко задумчиво взглянул на кусок селедки, валявшийся на полу, громко вздохнул и, икнув, завалился к теплому блядскому боку. Поручику снился броненосный крейсер «Ретвизан», залпы 12-тидюймовых орудий, родная деревушка под Арзамасом и дед Акакий в форме японского моряка.

Всё . Заипался песать .
Падонак ис Риги Твистер.