Про лог

Прежде чем начать вторую книгу о героях расхохотавших не одну сотню (скромничаю) человек, я сел и глубоко задумался. А стоит ли? Множество людей в каментах и привате хором сказали мне: - Жень, давай продолжение!
Понимаю, иногда в особо удачной книге начинаешь с горечью пересчитывать страницы оставшиеся до конца повествования. По-честному, так самому интересно узнать, что же было дальше?
Но, как человеку щепетильному трудно было справиться с врождённой тактичностью. Ведь это получается, что я, пытаюсь срубить аплодисментов «по следам Бременских музыкантов»
Наконец отбросив остатки старой сношенной целки за ненадобностью, решил, - пусть будет! Итак! Погнали!?

Глава-1

…и в любой земле враждебной, посредине горьких истин.
Как глоток воды целебной, помнил я твой голос чистый
Где меня совсем ребёнком, вдаль влекла седая Кама.
Где берёзы как девчонки, где жила когда-то мама.

А в милой сердцу Ебитеньевке снова весна. Снова горько плачут умирающие сосульки, мутный поток несёт по влагалищам канав грязь и дрянь, накопившуюся за зиму. Вливается шумно и грозно в раздувшуюся Ряшку, и победно взвизгивая на поворотах, устремляется в сторону наиболее вероятного океана. Деревня, сладко потягиваясь и умильно пукая, просыпается ото сна.

Прасковья уехала к маме, прихватив с собой подрастающее Фисино поколено, и мужик, в очередной раз, предоставленный самому себе тихонько как мышка грустил за накрытым столом. Бутылка самогона не могла в полной мере скрасить горечь утраты. Слёзы уже два часа  душили плотника, и не могли задушить.
- Прасковья, ну как ты могла? – уже в десятый раз обращался Егорша к портрету жены. – Как у тебя сердца хватило, как ты своей маме в глаза смотреть будешь? У живого мужа вышарить заначку и прикинуться девой Марией! Ведь здесь апартеидом попахивает…

Горестные стенания плотника прервал явившийся в гости друг, - Антоха Бармин.
- Здравствуй Егорша, всё празднуешь? – улыбнулся с порога Антон и перекрестился на висящего в красном углу Эйнштейна. – Я слыхал у тебя Поря опять к маме свалила?
- Свалила, как есть, и заначку с собой прихватила сучка беспризорная, - окрысился Фися. – А ты чё пришёл, на нервах поиздеваться? Давай, изгаляйся, друг тоже мне называется. Палач!
Антон озадаченно посмотрел на друга и пробормотал себе под нос: - видать, я не ко времени. Первый раз в жизни брагу из этого дома несу обратно….

Антон развернулся, и Егор только сейчас заметил в его руке пластмассовую канистру.
- Э, стой скаженный, - вскинулся плотник. – Ты чё как девка-то красная? Ну, подумаешь, человек немножко нервничает. Давай к столу, я тебе щас яишенку махонькую поджарю.
Через пятнадцать минут на столе в здоровенной артельной сковородке пыхтела и источала запахи «махонькая яишенка» изготовленная на скорую руку из двух десятков загубленных жизней. Друзья разливали по стаканам остатки самогонки и пока ещё мирно беседовали.

- Я ведь к тебе Егорша чё пришёл? – Антон залпом махнул стакан первача. - Проблемы у меня, и не малые. Вот скажи мне друг мой ситный, у тебя либидо есть?
Егор тоже выпил, занюхал кусочком хлеба, вымаканным в желтке, и с набитым ртом отвечал другу: - Да сколь хочешь. Особенно на крайних грядках, где я о прошлый год экскремент ставил. Ну, помнишь тот, с выращиванием озимых бананов? Там почитай с тех пор одна лебеда и растёт.

- Да не дурной, я не про то. Либидо, это тяга к женщинам, только по научному, понял?
- Дак чё не понять, чай не глупее тебя кузнечара. То есть ежели мне скажем после баньки восхотелось бабе лутонюшку под подол трудоустроить, так это, стало быть, лебедо? Забавно хххыыы….

Мужики допили самогон и теперь закусывали. Минут пять слышалось дружное чавканье и шкрябанье ложек по дну сковородника. За окном быстро темнело, а на столе у друзей упокоилась десятилитровая канистра с брагой.
- Ты Антошка точно от бабы трендюлей не получишь? А то смотри, ещё и я под замес попаду.
- Не боися Тоня, в задницу не тронем, - расхохотался захмелевший кузнец. – Моя в городе, раньше, чем завтре к обеду не приедет. Я ей пять тыщ денег дал ххааа. Так что гуляй Рассея, мочи кого ни попадя.
- Дал бы десять, вовсе бы не вернулась, - хмыкнул Фися.

Потом они пили ещё и ещё. Когда закусывали, а когда и не успевали. Примерно в половине канистры, Фисе восхотелось музыки, Антон был не против. Надо сказать, что со времени описанных ранее событий, Егор изрядно наловчился. Его левая культя, с двумя пальцами, резво бегала по басам, а правая, хоть и пьяная выковыривала соло на альтах.
Мужики спели «Ой мороз-мороз», потом «На побывку едет». Булькала в стаканы брага, за окном неспешно текла чёрная Ебитеньевская ночь.

- Вот скажи мне кузнец, - резко остановил песню Фися. – Ты свою бабу любишь?
- Так люблю, конечно, - пробасил Антон. – Только не кажон день, поди-ка уже не молодой?
- Да не дурак, я не про то. Ты вообще понимаешь, что такое любовь? Это не в койке, а просто не можешь без её жить и всё тут. Словно околдованный.
- Я не думал об этом Егорша, наверное, всё же смогу и без неё. Я ведь по жизни бирюк. Хорошо с бабой, слов нет, но и один не захвораю.
-Эх, жизнь моя залупоглазая! – дурным голосом вскричал Фися. – А я вот не могу без этой ведьмы. Уехала и словно что-то с собой увезла. Никогда ей суке ту заначку не прощу. Пить давай кузнец, наливай не мёрзни.

Участковый Шмаков задержался в кабинете, и теперь чертыхаясь пулькал щиблетами по лужам. Возле Фисиного дома, он притормозил. В окнах горел свет, звучала гармонь. Два пьяных голоса душевно и протяжно выводили песню. Шмаков задержал дыхание и заслушался. По ночной деревне неспешно и ласково плыли звуки гармони и слова. Какие слова!

Облакааааааааааааа, белогривые лошадки,
Облакааааааааааааа, что вы мчитесь без оглядки….

Глава-2

Всё в танце бешенном поёт,
И солнце жжет как за зарплату.
Кругом видны его стигматы,
Полёт! Безудержный полёт!

Просыпались друзья долго, тяжко, с хрипами, матом и стонами. Первым проснулся Антон. Проковыряв заплывшие глаза, он охнул и быстренько зажмурился. Сосчитав до девяти, он вновь, медленно исподтишка отворил веки и чуть не заорал. С похмелья такое лучше не зреть. На него, с расстояния пятнадцати сантиметров, смотрел чёрт. Настоящий!

- С нами крестная сила, - пробормотал кузнец и, насилуя тело, привстал на локтях. Лежал он на Фисиной кровати, как есть - в одежде и болотниках. А вальтом к нему лежал друг Фися. Форма одежды голый торс, в одних исподниках. Старенькие кальсоны давно пошли по шву, и через вентиляционную шахту на мир своим единственным озорным глазом взирала Егоршина задница. А рядом с ними, то есть с Фисей и его седалищем, улыбаясь чему-то своему, спал поросёнок. Но о нём после.
Антон чертыхнулся и, собравшись с силами, сел. В голове взорвалась небольшая водородная бомба. Ударная волна пошла по телу, зацепила рикошетом вестибулярный аппарат, и кузнец со всего маху грянулся с кровати на пол.

Неласково приняли Антонову тушку крашеные сосновые половицы. Грохот пошёл такой, словно где-то опрокинули самосвал с бигудями. Вставать или нет? И в это время ехидный и омерзительно знакомый голос сверху сказал: - С прибытием вас, товарищ Гагарин!
Антон кое-как поднялся на ноги, периферийным зрением срисовав шевеление на кровати. Ни слова не говоря, прошествовал к рукомойнику и долго с подвываниями плескался в холодной воде. Вроде бы немного отпустило.

Немного приведя себя в порядок, он подошёл к столу и опустился на лавку. Как и подозревал, из горячительного остался только уксус. В это время сзади сошлёпали босые ноги, и Егор, как ни в чём не бывало, уселся напротив друга.
- Здорово ночевали, господин кузнец! Чё рожа кислая, не заболел часом?
Антон хмуро посмотрел на друга. В голове пронеслись жуткие и необычайно реальные картины. Вот он хватает рукой Фисю за волосы, его кулак с мокрым хлюпаньем врезается в довольное хайло плотника. Брызжет кровь, Фися орёт. Хорошо-то как, господи!

Его взгляд зарегистрировал движение. Кузнец скосил глаза и временно лишился благословенного дара речи. Егор, эта бессовестная сука, преспокойно достал из-под лавки двухлитровую банку с брагой, налил себе в стакан и, глядя на кузнеца, сказал: - Ну, давай, Тоша, с добрым утром!
Пока Антон соображал, чем ударить наглеца, Фися уже выпил и, выдохнув, заметил: - Ни чё так пошла, с добром.
Глаза Антона стали медленно наливаться кровью, кулаки сжались так, что, наверное, даже на улице был слышен скрип дублёной кузнецкой шкуры.

Фися, видя, что в очередной раз перешутил, бойко скакнул в сторону и заорал: - Да ладно тебе, лешак, чё уж и пошутить нельзя? Вон наливай да пей. Ишь как его корёжит-то? Похмелиться не поднесли. Алкоголик ты, Тоша, как есть алкаш. Совсем не умеешь себя контролировать….

Минут через десять, когда друзья прикончили банку с брагой, встал самый актуальный из всех утренних вопросов - Где взять ещё?!
- Я пустой, как казна Российской Федерации, - грустно сообщил Егор. – Вот, пожалуй, и смертушка пришла, Тошка. Не думал я, что вот так она меня подкараулит.
- Да не стони, засранец, - пробасил кузнец. – Щас всё будет.

Порывшись в карманах, кузнец не без хвастовства вынул на свет мобильный телефон. Это была его особая гордость. Всего неделю, как наезжали сыны из города, и презентовали бате заморскую штучку. Фися так и вытаращился на друга. А кузнец гордо потыкал в кнопки вызова и внятно, так чтобы услыхал друг, сказал: - Слышь, Павловна, это Бармин. До вечера литру ссудишь? А то?! Да хоть две, бегу.

Через полчаса два друга, преизрядно захмелившись, сидели на лавочке в Фисином огороде и, покуривая, благостно болтали за жизнь.
- А чё я тебе щас покажу, Антошка, - плотник аж засиял от гордости. Я тебе говорил, что новое ружжо себе в городе спроворил? Ну, ты щас у меня умоешься со своим телефунькеном.

Егор метнулся домой и через пару минут таки, потея от гордости, показывал Антону приобретение.
- Это, Тошка, помповое ружжо, если проще - помповик. Всё как у нормальной оружии, но патроны вставляются вот сюды, как раз в помпу, а потом вот так дерьгаешь, оне в ствол и поступают. Круто?!

Егор пощёлкал помпой, затем с заметной неохотой передал ружьё другу. - Ремингтон экспресс Магнум, - прочёл Антон. – Да, крутая штучка. Как бьёт?
- Дак пока ещё не знаю, - кисло произнёс Фися. Патроны только вчерась привезли. А давай, Тоха, прямо вот чичас и спытаем?
Долго ли нам подпоясаться? Сказано - сделано. Буквально через пару минут друзья зашли за Егорову баню, выбрав оную в качестве полигона.

- Мишень нужна, - важно изрёк хозяин ружья. – Есть, придумал.
С этими словами Фися подорвался к верёвке, на которой, не думая о плохом, висело бельё для просушки. Гигантские Прасковьины трусы, нежно розового цвета, изрядно полинявшие в области серёдыша, безжалостной Фисиной рукой были сорваны с насеста и надеты как знамя на грабли возле бани.
Антон только покачал головой, но вслух ничего не сказал. Без толку разговаривать с дураком, ежели он чего-то решил.

Первый выстрел, произведённый плотником, угодил в левую штанину вышеозначенной галантереи, разворотив её необратимо. Потом была очередь Антона. Рука не подвела кузнеца, дробь угодила аккурат в самую серединку. Антон довольно захохотал, и передёрнул помпу, досылая очередной патрон. Случайно его взгляд упал на друга. На Фисе, что называется, не было лица. Пьяного плотника колотило.
- Так вот значит ты, Тоша, какой? Моей бабе, ну ладно, ейным трусам прямо в письку стреляшь? Нет, брат, я тебе этого никогда не прощу. Отдай ружжо и катись с моего двора гавно.

- Ты чё, дурак, вовсе что ли сбрендил? – пытался договориться Антон, но мимо. Фисю несло, останавливать его в таких ситуациях не удавалось ещё никому.
- Я сказал, дай ружжо, сука антифашистская, и проваливай в свою кузницу. Твоя баба из городу вернётся, вот ей в письку и стреляй сколь хошь, а мою не замай. Я с ей двадцать лет прожил, и в обиду всякому гавну не дам.

Видя, что уговоры бесполезны, Антон плюнул в сердцах и, протягивая ружьё стволом вниз, сказал: - Завтра очнёшься, скотина, сам приползёшь.
На этих словах Фися схватил оружие и потянул его к себе. Грянул выстрел, и плотник, заверещав, как зарезанная свинья, упал на спину. В его сапоге появились мелкие дырки. Антон бросил злосчастное ружьё и кинулся к другу. Быстро снял сапог, причём Фися в это время орал не переставая. Литая резина была надета на босу ногу. Дробь прошла мимо, и лишь одна дробинка ссадила кожу на указательном пальце Фисиной лытки.

Антон изругался и, вставая, сказал: - Сука ты, Фисин, видит бог, я тебе не друг и пошёл ты корове в хер.
Егор с недоверием посмотрел на ногу и извиняющимся тоном сказал: - Ну, не ори, чё я специально что ли? Ты бы не испугался? Я уж думал, что теперь навсегда инвалидом детства останусь. Прости, Тоша, а?

продолжение есть...