Уединившись во время ланча с вызывающе накрашенной, исполненной профессионального сострадания к одиноким мужчинам брюнеткой Джилли, Трот Нунан, бродячий торговец библиями, оказался застигнутым полицией штата Мичиган – в лице инспектора Макреди и его напарника, сержанта Хоббса – на заднем сиденье собственного «доджа».
Старенький «додж», набитый картонными коробками, был припаркован злосчастным владельцем к обочине 77-го шоссе, в двух шагах от бензоколонки в местечке Нью-Хейвен. 
Диспозиция парочки перед арестом не оставляла ни малейших сомнений в том, что Трот и Джилли планировали заниматься вещами, как выразился сержант Хоббс, крайне предосудительными. Джилли и Нунан были препровождены инспектором Макреди в местный полицейский участок, и вместо мягких подушек «доджа» им пришлось разместиться на длинной деревянной скамье, возле которой разлёгся какой-то бродяга...

Странный тип, подумала Джилли.
Ей было двадцать три, и многое в жизни продолжало удивлять её.
Бродяга, со своей стороны, ничуть не удивился их появлению – он только дёрнул плечом и продолжал дремать, вытянув длинные ноги в изодранных джинсах на всю ширину прохода. Оглядевшись по сторонам, Джилли вновь уставилась на бродягу, не скрывая недоумения, а её неудачливый спутник – столь же откровенной брезгливости.
Нунан, плотный, коротенький и лысоватый мужчина лет сорока, то и дело порывался подойти к барьеру, за которым, упёршись локтями в покрытый пятнами от кофе и хлебными крошками стол, пребывал сержант Джефф Сондерс, заполнявший бесконечные протоколы задержания.
Однако, чуть привстав со скамейки, Нунан тут же шарахался обратно.

– Привет, друг! Ты вроде как не из местных. За что сцапали? – окликнула, наконец, бродягу нетерпеливая Джилли. Бродяга вздрогнул и раскрыл глаза – слегка задумчивого, как показалось Джилли, серовато-жемчужного оттенка. Несколько минут девушка пыталась разглядеть физиономию незнакомца, но всё оказалось тщетным.
Пол-лица бродяги укрывала седая щетина, а всё остальное пряталось под обвисшими полями тёмной, утратившей форму и цвет широкополой шляпы.
– За что сцапали? За превышение скорости! – фыркнул бродяга.– Слишком быстро соображаю для здешних мест... Час назад для меня стало очевидным, что мысли – не более, чем отблески ощущений! Отсюда проистекало несколько важных следствий.
Потом я подустал и понял, что время прилечь. Потом появился этот чёртов Сондерс и спросил, какого лешего я разлёгся на самом пороге табачной лавки... Сожалею, сказал я, но эта сторона улицы гораздо лучше затенена! Он сразу же поволок меня в кутузку, заявив, что тени здесь будет навалом...
– Ха-ха-ха!! А ты явно в форме, приятель! – сказал Нунан. – Хочешь, я продам тебе переплетённое в кожу настоящее Слово Божье? Как тебя звать? Имя у тебя есть – или только прозвище, как у дворняжки?
– Я не покупаю резаную бумагу, приятель! – в тон ему отозвался бродяга. – Слова, записанные на всякий случай, бесценны либо бесплатны... Будучи истинной дворняжкой, мне нравится раскапывать тёмные стороны вещей! Ах, да... Леди и джентльмены: Бертольд-Кристобаль Расмуссен, к вашим услугам! Впрочем, чёрта ли вам в звуковой нелепице? Окружающие кличут меня Берти, а собутыльники – Заратустрой. На днях я понял, какую добрую службу сослужили сказки Перро и Братьев Гримм всем этим несчастным мелкопоместным княжествам! Бисмарка поблизости не случилось, он бы этих сказочников сразу повесил! Горожане читали сказки и верили, что власть королей незыблема, а настоящая жизнь бывает только задаром. Что королем или князем нельзя стать, но можно родиться! Это не сказки, а учебники по социальной адаптации. Взять, к примеру, «Кота в сапогах»: идеальное пособие по рейдерскому захвату...
– Перро? Это в Финляндии? Было бы здорово никогда больше не слышать об этом... – разочарованно сказал Нунан.
– Было бы здорово, если бы на свете не существовало коммивояжёров, торгующих молитвенниками, а также блудливых девок и грязных бродяг! – откликнулся изнурённый нескончаемым зноем сержант Сондерс, вытирая пот с подбородка.
– А вот и нет! Перед вами, офицер, не личности, а социальные функции для разноски! – весело сообщил бродяга. – Разнашиваем, как обувь, меняем на другую... В том-то и состоит прогресс цивилизации!
– Заткнись, Берти! Ты и мечтать-то забыл о новых ботинках! – фыркнул Сондерс, ничего не разобравший в этой странной риторике.
– Зато вся обувная лавка Коннели не перестаёт мечтать обо мне... – туманно улыбнулся бродяга.
– Экая чушь! Шёл бы лучше вкалывать, Берти! – сказал Сондерс и бросил ручку на стол. – Тоже мне, философ... Умника строишь? Что может быть разумнее, чем полезные члены общества? Опора цивилизации, сила и мощь... Какой прок от тебя и подобных тебе отбросов?
– Не хвалите праведных, офицер. Льстить добродетели – один из злейших пороков! – бродяга зевнул и, отвернувшись в сторону, закрыл глаза.
– Чтоб ты сдох, Берти! Сколько писанины оттого, что ты валяешься и дрыхнешь где попало, – проворчал Сондерс, вновь хватаясь за шариковую ручку, словно в порыве вдохновения. – Где оно ночует, твоё человеческое достоинство? Ты же просто живой мертвец!
– Неоспоримое достоинство мертвеца в том, что смерти для него уже не случится, – неохотно пробормотал Берти. – Нет никого храбрее мертвецов...
– Можем ли мы к вам обратиться, сержант? – умоляюще проговорил Нунан.
– Можете, – проворчал Сондерс. – Мне две страницы осталось заполнить, и упеку вас в окружной суд! В соседнем местечке Тоттенхем живёт судья Грин. Получите от него квитанцию на уплату штрафа, заплатите и проваливайте.
– Это не послужит оглаской для моей репутации? – осторожно поинтересовался Нунан.
Сондерс поднял глаза, с минуту молча смотрел на Нунана...
Хмыкнув, покрутил головой и снова уткнулся в свою писанину.
Джилли прекратила подкрашивать блестящие розовые губки, вздохнула и отодвинулась от бывшего спутника на край скамьи:
– Ну что ты, пупсик! О нас с тобой и так уже полно шума в газетах... 
– Молчи, вертихвостка!! – прошипел Нунан и испуганно глянул на Сондерса.
– Задай ей жару, красавчик! – прохрипел бродяга. – А то тут некоторые считают, что торговать собственным телом куда честнее, чем краденой мудростью!
– Тихо, вы! Не то получите ещё один штраф! – крикнул Сондерс.
В комнате воцарилась сонная тишина.
Лишь снаружи, за окном, забранным частой металлической сеткой, не смолкая, жужжали мухи. Казалось, вечер не наступит никогда.
Но вечер всё-таки наступил.

Троица, конвоируемая Сондерсом, не спеша уселась в красный «плимут»-кабриолет сержанта и помчалась в деревушку Тотенхем, лежащую в сорока милях от Нью-Хейвена.
По краям шоссе плотной стеной стоял мокрый лес.
В зарослях всегда темнеет почти мгновенно...
Размытый ливнями участок дороги, тронутый встречей с колёсами кабриолета – Сондерсу очень хотелось попасть к судье Грину до темноты! – внезапно дрогнув, заскользил и обрушился, отчего «плимут» вылетел на обочину. Затем машина дважды перевернулась и исчезла в темноте, смяв дорожное ограждение и мелкорослый кустарник...

...Кряхтя, Сондерс поднялся на ноги. Скрипнул зубами от боли и заметил воровато озиравшегося Нунана. Другие пассажиры кабриолета пока что не объявлялись.
– За мной, Нунан, – рявкнул Сондерс и охнул от боли, принимаясь карабкаться наверх. – Где остальные?
– Не знаю, сержант... По-моему, все сбежали! – отозвался Нунан и поспешил, скользя и срываясь, выбраться на шоссе следом за Сондерсом.
Видимых повреждений у торговца не обнаружилось.
– Вы их видели... Берти и Джилли? – угрюмо спросил Сондерс.
– Да! Да... я, кажется, видел их здесь, наверху! – порывисто откликнулся Нунан.
Наверняка врёт, решил Сондерс. Но в такой темноте всё равно ни черта не отыщешь...
Сержант поискал на поясе фонарик. Похлопал по карманам в поисках телефона – тоже безрезультатно. Махнув рукой, Сондерс произнёс:
– Рация осталась в машине! Я возвращаюсь за помощью. Сидите и не рыпайтесь, иначе придётся объявить вас в розыск и пошарить даже под кроватью у мамочки! Пару шнурков, и ту в Мичигане не продадите...
Нунан испуганно кивнул, принимаясь очищать пиджак и брюки от налипшей грязи. Сондерс повернулся, снова охнув от боли – похоже, у него были сломаны одно или два ребра – и зашагал, прихрамывая, обратно в Нью-Хейвен.

Измученная, вся в синяках и кровоподтёках, Джилли так и не смогла подтащить бродягу к краю каменистой осыпи. На слабый зов о помощи темнеющие стены оврага ответили столь причудливым эхом, что кричать девушке сразу же расхотелось.
Опустившись на камни, Джилли уткнулась подбородком в колени, вздохнула и с облегчением зарыдала.
– Не плачь, девочка! – прохрипел бродяга, задыхаясь от боли во всём теле. – Оставь меня здесь и ползи за помощью... Во всех проблемах женщины, начиная с грехопадения, виноват мужчина: какого чёрта он разыскивал в то время другую Еву?! Возвращайся, куда захочешь, но только домой – например, в Чикаго! Родишь там сына... ох, назовёшь его Сид-Завоеватель, и он больше не даст тебе подсаживаться в машины к заезжим торговцам. Не понимаешь? Со смертью ничего не кончено, Джилли! Не пачкай жизнь, и она останется бесконечной, как магнитофонная лента. Правда, будущее не отвечает нашим заботам о нём, а прошлое осознаёшь, только повернувшись к нему спиной... Снова не понимаешь? Это ничего. Не стремись к тому, что называют мудростью. Никчёмное достояние! Мудрость нужна отверженным лишь для того, чтобы примириться с отсутствием разума...
– Какого чёрта ты мелешь, Берти? – спросила Джилли с усталой яростью в голосе.
Но бродяга уже затих, закинув голову назад, словно пытаясь увидеть что-то, подступавшее к нему сзади из темноты. Джилли схватила его за руку и почувствовала, что кисть мертва. Давно мертва. Сына родишь, как же, подумала Джилли и почувствовала, что эта мысль запускает в неё тугие, невидимые коготочки... Она наклонилась к бродяге и припала ухом к его груди. Затем выпрямилась, всматриваясь в неподвижное тело, словно пытаясь его запомнить. Холодный свет звёзд падал Берти прямо в лицо.
На шоссе послышался шум мотора, затем перепуганный крик Нунана.
Блеснули переливы полицейской мигалки, и машина остановилась.
От неё отделилось четыре тёмных фигуры.