Вновь висит на главной чьё-то крео,
В каментах замечен странный лепет,
Ладно бы косяк укажет Лео,
Нет же, ПТУ цензуру лепит.

Ладно бы зашёл пиит известный,
Или жизнью пизженный прозаик.
Но в каментах вновь от флуда тесно,
От совхозных пупсиков и заек.

Хуй бы с ним зашёл бумажный критик,
Где-то там по-легкому срубивший.
Но стихи здесь кАментит политик,
Лиру хает физик перепивший.

- Ах, какой кошмар, держите трое,
Он же не умеет двоеточить.
У него смеркается порою,
Надо бы нетленную отсрочить.

- Это же колхозник, сиречь чмушник,
Жопоебли нет (с говном и рвотой).
Ох, как недоволен пэтэушник,
Разорвавший хавальник зевотой.

Журналист, вампир чужого горя,
Строящий свой имидж на несчастьях.
Между строк хуйню привычно порет,
Разбирая автора на части.

Да ещё пожарник с длинным шлангом,
Пыжится в надежде на лаврушку.
Мореман спешит с другого фланга,
Как Хрущёв к Каплану с раскладушкой.

Так они хоть сами могут что-то,
Их понятны речи и подсказки.
Но какого хуя лезет бОтан,
Не читавший в детстве даже сказки?

С Волги что-то булькает невнятно,
Мадмазель, уже сглотните сперму.
Вы в своём наличии попятны,
Эдакая типа Даздраперма.

Кухонно-посконные монархи,
Офисных Белинских батальоны.
Лимита. Сермяжные Плутархи,
Скушные, как рваные гандоны.

Пыжатся с базукой и рогаткой,
Лобик атрофированный хмуря.
Чуют слабину. Наверно маткой,
Типа тоже автора культурят.

Ну и в заключенье, на заметку,
(Вроде как инструкция бурятам)
Вспомните-ка басенного предка,
Зеркалом воспользуйтесь, ребята.

Хватит, как попало шебутиться,
Не базар друзья мои, а пренья!
Дайте же поэту раскрутиться,
Есть такое слово, как ТЕРПЕНЬЕ!