Мой папа был офицером и каждые пару лет мы переезжали по новому месту службы. Потом была уютная казарма. И полные грациозных аллегорий задушевные беседы со старшиной. Потом полное огня институтское общежитие — сладострастная порнография бедности и отсутствия своего жилья. С гранитным аскетизмом нерушимой волнообразной отчуждённости группового секса. Когда вновь и вновь собираешься жениться. Напоенные восхваление монотонного однообразного труда политинформации, изобилующие заблуждениями и местечковыми мифами. «И как один умрем в борьбе за это», — звучит оптимистически, не правда ли? Но тут генсек разбушевался, за что я ему чрезвычайно благодарен. То было суматошное время, когда грабили так, что пропадали пятитонные станки.

День прошел в суматохе явлений,
«Хуй» написан на белой стене.

Я же не стал размениваться на мелочи и перебрался в Израиль. Израиль — это Гусь! То есть та же Русь, только кагтавая. По-русски говорят, что называется, «со словарем», но зато много. Ребе и президент. «Моше Даян твердо и уверенно смотрел в завтрашний день одним глазом». Ничего удивительного — многочисленные БУНД-КПССы борются за место в Кнессете. Охотнорядского вида бородачи из «Хабад-Любавичи». Хасиды, мирно ожидающие пришествия Шнеерсона. Песчаные пляжи, восемь месяцев в году наполненные томными, не стесняющимися своей наготы девушками с влажными глазами лани, щиплющей куст левкоев…
Как известно, человек слаб. И еврей — не исключение… Моя тяга к проживанию если не в родовом поместье, то в доме, где все дышит стабильностью, после переезда поближе к Иерусалиму только усилилась. Со временем я сделал в своей квартире ремонт в стиле «Коммунизм победит». Что внесло в мою душу некоторое успокоение, но томление на сердце до конца не улеглось.
И я купил кабинетный рояль, старый и безнадежно поломанный. Возле такого рояля когда-то грудным голосом пели о паре гнедых. Или красиво и печально стенали, как Ярославна по князю Игорю. После чего он стоял в квартире десятилетиями, если квартира не меняла хозяев. Еще никто не придумал лучшего символа стабильности, чем старый кабинетный рояль. Когда-то целью организаторов тотального ограбления и холодно-голодного террора являлся, не в последнюю очередь, этот символ непроходимой буржуазности. В результате беспомощный музыкальный инструмент широкой рукой Сталина и Кагановича был занесен в Красную Книгу. Но некоторые экземпляры выжили, и один из них поселился в моем доме.
И теперь я сижу дома удовлетворенный и расслабленный полностью. А вокруг дворяне с пейсами все также зевают и пьют компот в поместьях, чиновники в ермолках все также худо-бедно управляют и приворовывают, купцы в лапсердаках — торгуют, на барыши напиваются, бьют зеркала и сервисы.

Ты бесшумно надень свои валенки,
Тихо выйди из дома во двор,
Покури на просевшей завалинке,
Осознай проститутки позор.

  Стихи Бориса Абрамовича Березовского, между прочим. Круг замкнулся. Именно об этом мечтали обрезанные комиссары в пыльных шлемах, с проклятиями на идиш сметающие все на своем пути. Что уже и неважно. Ибо с такой квартиры переезжают только в семейный склеп.