Из очередного запоя Лёха выходил тяжко, как всегда с потными простынями, зубовным скрежетом и болью в груди. Пытаясь перевернуться удобнее, он обнаружил некую странность. Тело его, словно смирительной рубашкой, было спелёнато какой-то тканью. И если ноги шевелились худо-бедно, то руки были туго прикручены к торсу и скованы как у психа. Вдобавок ко всему, мужик обоссался.

В ближайшем рассмотрении «оковы» оказались именно той пресловутой смирительной рубашкой, о которой была первая мысль. На всякий случай, активно вспотев от страха, Лёха начал судорожно вспоминать вечер пьянки. Обрывки, роящиеся и совокупляющиеся в голове, привели его к ещё большим подозрениям. Пьянка, раздоры с женой, встрявшая в разговор-скандал тёща. Псих, напавший на него и…. Дальше следовал провал.
Взяв себя в руки, Лёха стиснув зубы, принялся ждать развязку. И она не заставила себя ждать. Открылась белая, дурно окрашенная дверь и в палату?.. вошла молодящаяся старушка-гномик, в белом халате врача и лицом презерватива из сэкондхенда.

- Доброе утро больной, - мелодичным голосом произнесла докторица. – У меня для вас две новости и обе прекрасные. Первая хорошая, - вы, не в вытрезвителе. Вторая отменная, - вы в психбольнице закрытого типа, если помните такой географический термин «Банная гора». Доставлены вчера поздним вечером, в состоянии закосившего от революции Артура Монтанелли. Лечить мы вас не будем, разве что прокапаем, выведем токсины и выставим жизнеутверждающий счёт.

- Кстати, если вам интересно Алексей Трофимович, то к нам вы попали по звонку гражданки Мешалкиной. Да неужели это ваша тёща, какой кошмар?
Безусловно, я не говорила вам ни слова. Диагноз ваш прост до изумления. Белочка! Нет, не та, что орешки Салтану  чесала, а «белочка» сопровождающаяся топорами, угрозами и мочеиспусканием в холодильник, в сковородку с омлетом.

В течение следующего часа Лёху допрашивали два разных доктора, делали записи в журналах, били молоточком по нервам и вообще глумились, как могли. Рубашку с него сняли, поскольку мужчина вёл себя адекватно и рассуждал исключительно здраво. Например, на вопрос, как он относится к «Дому-2», Лёха с чистой совестью ответил, что лично он к пидарасам не относится. Ответ порадовал доктора и тот, смеясь, как ребёнок, велел освободить «узника».

А дальше начались странные вещи. Велев подождать выписки и соответствующих документов, Лёху прикрыли в палате. Прикрыли, да и забыли напрочь. Сначала он тупо ждал, потом робко стучал в двери, затем, когда его терпению пришёл конец, он кидался на эту дверь как похмельный Клинтон на Вашингтонскую блудницу. После часа попыток, поняв тщетность усилий, мужчина сел и приготовился к длительному ожиданию. Одна мысль не давала покоя, сегодня восьмое марта. Праздник весны и женщин!

Бездарно прослонявшись по шестиметровой комнатушке битых два часа, Леха, наконец, лёг и незаметно для себя уснул. Снилась ему оперативка у шефа, доклады руководителей подразделений и секретарша Риточка, выщипывающая пинцетиком курчавые волоски на пизде.


В очередной раз, вынырнув из сна, Алексей обнаружил склонившуюся над ним личность мужского пола. Лохматое, нечесаное существо, ростом метра под два и худое до крайней степени истощения. Мужик, мутным взглядом карих глаз рассматривал Лёху и что-то прикидывал в уме. Наконец, когда молчание затянулось, мужик, откашлявшись, на удивление писклявым голоском спросил: - Новенький, ты в праздник ввариваешься или как?

- Какой праздник? - промямлил не проснувшийся Лёха. – Ты кто вообще такой?
Гость хитро улыбнулся и, достав из кармана увесистую связку ключей, изрёк: - Ты уо видно в школе не учился, раз не знаешь Мишку Шолохова? Ладно, после разберёмся с твоими знаниями. Сейчас Гильгамеш с Крупской подтянутся, и мы тебя проэкзаменуем. А праздник сегодня женский, восьмое марта. Ну, ты не бзди алкоголик, держись меня, не пропадёшь. Помнишь мой «Тихий Дон»? То-то!

Через полчаса Лёха уже знал, что все врачи психушки уехали на пикник, что дежурная смена бухает в столовой и уже ползает рачки. Что ключи от палат неведомым способом перекочевали в карман «Шолохова» и будет пьянка.

В коридоре спешным образом накрывались столы. «Тянувшие спичку», уже прибежали из ближайшего магазина и выставляли немудрёную закуску. Киндзмараули, произведённое местным совхозом из отборных яблок, пиво, водка и консервы.

Начали подтягиваться «больные». Впрочем, автор совершенно напрасно взял это слово в кавычки. Большая половина точно была поражена самыми разнообразными недугами-отклонениями. Вторая половина, как и сам Алексей, состояла из алкоголиков, «закосов» и прочей некондиции.

Наконец все уселись за столы. Слово для выступления взял тамада, Мишка Шолохов.
- Друзья мои, уёбки всех мастей. Сегодня мне хочется поздравить лучших представительниц человечества, наших дам-недам, хе-хе. Товарищ Мордюкова, прекратите жрать, а то я вас удалю. А вы товарищ Скуратов следите за порядком, иначе я перестану проигрывать вам в поддавки.
Вобщем друзья, давайте выпьем за этих милых, порой немотивированно пидарастичных, но таких нужных особей, за женщин!

На старые дрожжи Лёху моментально развезло. Водку он запивал пивом, закусывал плавленым сырком, обмакивая его в сливовый конфитюр. Пригубив бокал Киндзмараули, и отрыгнув «антоновкой», он решил выйти на лестницу покурить. На лестничной площадке уже сидели двое курильщиков. Паровозя забитую папироску, они, отчаянно жестикулируя, спорили. Прислушавшись, Лёха внутренне усмехнулся.

- Вы Иосиф Виссарионович в корне не правы. Так войны не выигрываются.  Вы просто тупо подъебнули меня со вторым фронтом. А ваш Зорге меня совсем из колеи выбил. Понимаю, война, стратегические замыслы, но подлость рядится в разные одежды…
- Адольф Алоизович, нэ нужно дэмагогии. История расставила акцэнты, и парад победы был в Москве, а не Берлине…

Дослушивать Лёха не стал, скушно. Здесь каждый при деле, у каждого своё амплуа, история и роль в ней. Затягиваясь сигаретой, он поднялся на два марша выше и, услышав странное пыхтение, оглянулся. На диванчике в коридоре самозабвенно трудилась пара. Женщина лежала на спине, широко раскинув ноги. Мужчина пристроился к ней в развилку и, вогнав своё орудие абонентке глубоко в межпиздье, совершал страстные фрикции. При этом мужчина материл свою даму, на чём свет стоит.

- Вот вам Лев Давидович за Совнарком, вот вам за Реввоенсовет…
- Глубже Владимир Ильич, глубже милый, - кричала женщина, извиваясь всем телом. Её полные белые ляжки под углом сорок пять градусов торчали вверх, пышные груди развалились в стороны.
А её партнер, содрогнувшись всем телом, вдруг слез и приставив мокрый, довольно таки крупный хуй к губам любовницы сказал ужасно картавя: - А теперь товарищ Бронштейн сосите хуй. Сосите-сосите, нечего здесь революционера-расстригу разыгрывать. А ещё раз увижу, что с Мартовым в коридоре шепчетесь, не хуже Меркателя въебу. Хуем, в лоб, без всяких ледорубов!

Лёха отвернулся и стал спускаться обратно, как из ниши в стене вышел ему навстречу человек. Худой, высокий, с длинными скомканными волосами. Таким же длинным и скомканным голосом человек спросил: - Добрый вечер синьор, вы случайно моего Росинанта не встречали? Ушёл, понимаете ли, десять минут назад за шмалью и нет его.
- Извините, я здесь новенький, ещё мало кого знаю, - ответствовал Лёха, продолжая движение.

На первом этаже группа психов из пяти особей прямо на паркетном полу развела костёр. Чёрный дым от разбитой крышки фортепиано вздымался к белёному потолку и там змеясь, рассасывался по тёмным углам. Один из придурков, пошевелил прутиком угли и выкатил дымящуюся картофелину. Оглядев присутствующих грозным взором, он промолвил: - Не дай бог гопники кто-то картохе ноги приделает, четвертую бля. Мне Заенька Космодемьянская за три печёнки обещалась, сегодня минет по-партизански изладить.

Постояв неприкаянно и не примкнув естественно ни к одной из групп, Лёха побрёл к выходу. Мимо него, ужасно грохоча коленями по дощатому полу пронесся эскадрон идиотов на карачках. На их спинах, конечно же, восседали закутанные в простыни кавалеристы. Одна «лошадь» приотстала, и, задрав по-собачьи ногу, жидко насрала на плинтус. Радостно заржав, она пустилась мощным намётом догонять всё стадо. Кавалькада завернула за угол, и грохот стал удаляться. До ушей мужчины донеслась песня, - «усталость забыта, колышется чад»…

Выйдя на крыльцо, он нос к носу столкнулся с группой душевнобольных, волокущих на руках связанного человека. Узник не вырывался, но громко выкрикивал странные вещи: - Черноморскую эскадру подвести к Кабулу и залпом, к ёбаной матери разметать этот блядский вертеп. Легче суки, у меня мама юрист, однозначно, быдлотаа… 

- Восьмое марта, а как, однако подмораживает, - подумал вслух Алексей. Ночь, до дому не добраться. Денег нет, курево кончилось.
Ирреальность происходящего заворожила мужика настолько, что мозг его по сопротивлявшись для приличия, плюнул на всю эту суету и поддался. Запрокинув голову к небесам, Лёха долго и протяжно провыл и тут же ему откликнулись несколько таких же голодных голосов.

Из кустов перед заведением выломилось человек десять придурков. Радостно повизгивая, они окружили Лёху. Старший группы подойдя вплотную и обнюхав серёдыш Лёхиных брюк преданно взлаял и отрапортовал чётко, по-военному: - Слава Вельзевулу, ты вернулся, о Повелитель! А мы тут на сафари собрались, в корпус для лежачих. Веди нас граф!

Лёха представил, как его зубы с хрустом вгрызаются в обнажённое горло жертвы. Брызжет терпкая, алая кровь. Мешалкина хрипит, её блядские глаза закатываются…. Рот его наполнился голодной слюной, и он скомандовал старшему: - Веди, сегодняшнюю ночь одноразовые людишки запомнят навсегда. Скоро нас будет много, весь мир будет наш. Вперёд суки, я замыкающим!

25.11.07 г.  Е.Староверов.