Было 14 ноября, когда я в первые увидел этого маленького человечка.
Решая дела компании, я оказался возле странного места. Странного тем, что его окружала роскошь и насыщенность жизни. Это место казалось инородным в суете спешащих людей, сверкающего бизнес-центра и гомона дворов спального района.
Ветхость осени и пасмурное настроение будней придавало ему еще больше отторженности и неуместности. Вокруг не было зелени, не было слышно птиц и земля застывшая в ожидании зимы, казалось специально покрыла себя лужами и грязью, чтобы скрыться от всеобщей неразберихи и тягомотины.
Посреди ульев пятиэтажек, подпираемый с одной стороны красавцем бизнес-центром, с уже облупившейся штукатуркой и мутными стеклами, стоял детский дом. Он и казался детским – нереальным, сооруженным как макет, для проекта архитектора –алкоголика. Его стены, дворовые строения, скомканные деревья и потресканные асфальтовые дорожки мирно спали в осенней паутине. Единственное, что нарушало общую картину и веселило глаз – это гурьба детей, всегда находящих чем заняться, и чему порадоваться.
- Апч-хи,
- Будь здоров,- бормотнул я под нос, окруженный своими бизнес-затеями и только спустя секунду, обернулся посмотреть на возбудителя моего спокойствия.
На земле стояли видавшие виды резиновые сапоги, и если бы не возраст их обладателя, я мог бы спорить, что примерно в этой обуви Моисей водил свой народ по пустыне, в поисках блага.
Из сапог поднимались вязанные колготки, заботливо заштопанные чьей-то профессиональной рукой. Ножки были чрезвычайно тонкие, даже скорее тонюсенькие, такие тонкие, что возникали сомнения, а есть ли внутри колготок ноги?
Эстафету от колготок принимал розовый, огромный пуховик с капюшоном-парашютом. Шарф, очевидно предназначавшийся для укутывания шеи держала грязная варежка, а из пуховика на лебединой шейке смотрело очень любопытное, розовое от ветра и несмотря на чумазость, прекрасное детское личико.
Личико пыталось протиснуться сквозь прутья забора, в попытке рассмотреть окружающий мир поближе.
Потом оно очнулось от созерцания, приподняло вверх носик, и взглянуло на мое потустороннее лицо бескрайними зелеными глазами.
Глаза светились ярким светом шалостей, мармелада, веселых прыжков на батуте и энергией несквика.
Она смотрела на меня, я смотрел на девочку. Девочку, потому как из под шапочки, торчали в стороны, увенчанные разноцветными бантами две огненно-рыжие косички, придавая ей  еще большее сходство с чертенком, у которого есть пару маленьких дел в нашем мире, после чего в нем станет значительно веселее.
Человечек моргнул, улыбнулся, и задал вопрос, серьезно контрастирующий с серой действительностью:
-    Дядя, а у вас мандарины есть?
Вопрос оказался неожиданным и не вписывался в геометрически размеренный, окружающий мир, но полностью соответствовал детской непосредственности и искренности, с которой был произнесен.
-    Нет, - растерянно произнес  взрослый дядька, зачем-то похлопав себя по карманам куртки, словно в поисках мандарина с прошлого рождества, - но я принесу.
Почему-то захотелось помочь человечку, оказаться ближе и не отпускать его от себя, как что-то важное, необъяснимо важное. Еще полностью нераспробованное, но безумно притягательное, как первый фрукт, искрящийся росой на фоне упитанных листьев, спортивная машина  оставляющая мечтательный запах сгоревших покрышек, американские фальшивки так прочно нашедшие приют в нашей настоящей жизни, как новая любовь, таинственная и всепоглощающая.
-    Я принесу, - с уверенностью повторил я.
-    Я вам верю, вы такой…. Она снова улыбнулась и, моргнув своими потрясающе чистыми глазами, добавила, – настоящий.
-    Как это? -  меня давно не выводили из равновесия комплименты, по-правде сказать я и не помню когда их слышал, все чаще я отводил это на сторону лести или дружеских подколок.
Она не ответила, а лишь дернула плечами:
-    Мандарины  - это самое вкусное, что есть на Земле.
-     Ты уверена? Ты же не все пробовала? Может ты хочешь что-нибудь еще? - я боялся что разговор закончится так же внезапно и безсознательно, старался поддержать наше зарождавшееся взаимопонимание.
-    Нет, только мандаринов. И…, она не отрывала от меня взгляда, чуть потянулась на ручках ко мне, - еще папу.
Произнесено это было так неожиданно и так близко, что у меня сжалось горло. Я много видел в этом мире горя и нуждающихся, видел как умирала надежда и люди ее теряющие. Видел как выкарабкиваются из долговых ям, безнадеги развода и петли суицида. По-возможности я помогал людям. Но так близко, и так лично меня не просил еще никто. Только я это слышал, и только мне было понятно, насколько тяжело было сказать это девочке.
Она секунда посмотрела на меня, не грустными, но какими-то спокойными глазами, снова поджала нижнюю губу, сморщив носик.
-Ты обещал, я буду ждать,  - совсем по-взрослому она подвела итог разговору, повернулась и умчалась к копощащимся в куче листьев друзьям.
Добирался до машины и ехал по намеченному маршруту я уже на автомате, по привычке объезжая ямы и предусмотрительно спасаясь от автомобильного секса.


Остаток дня  я провел со смутным покалыванием где то в глубине мозга, словно в голове зарождалась блестящая идея, пугающая своей необычностью для моей обособленной жизни.
После офиса я навестил тренажерный зал, пытаясь отвлечься от наваждения. Но ни качание железа, ни выяснение отношений с боксерским мешком не останавливали навязчивые идеи. Массируя голову под душем  и сливаясь со струями воды, я приводил мысли в порядок, выстраивая их по кирпичику. И уже дома, перебирая на ночь глядя клавиши верного эппла, я спокойно достиг уверенности  в сердце и трезвости в голове.
Чтобы ничего не забыть я даже набросал план, саркастически подумав, что сердечное дело решаю  с педантичным эгоизмом.


Утром я обзвонил людей причастных по моим сведениям к такого рода вопросам и решив, что с родной бюрократией все равно все дела делают зеленым рублем и ласковым нажимом сверху, отправился на рынок.
Сначала думал в магазин, но потом набрал номер Азира:
-    Азир, здравствуй дорогой.
-    Здравствуй брат, как дела?
-    Спасибо, стараюсь работать с горским упрямством.
-    Тогда все получится, какой вопрос?
-    Да, мне фрукты нужны.
-    У тебя свадьба, или решил подвинуть горцев с рынка?
-    Ну да , вас только вместе с земной корой сдвинет. Подарок хочу сделать.
-    Банан подружке, или арбуз в качестве признательности своему парикмахеру, что он с честью ухаживает за твоей лысиной?
-    Нет, мне просто нужно кило 100 мандарин, так можно?
-    Дорогой, - пауза, достойная настоящего тамады,- у тебя авитаминоз?

Азир был хорошим торговцем, и скучал по тем временам , когда сам стоял за прилавком и восхвалял божественность гранатов из южной Осетии. Поэтому любой разговор он переводил в ненавязчивый торг. Справившись с добрым осетином,  я заказал сто новогодних подарков, превратив тем самым свой джип в сани сантаклауса. Запаху мандарин и шуршанию конфетных оберток в коробках не хватало только оленей и … снегурочки.


Маргарита Викентьевна преподаватель старой школы, выглядела элегантно и с достоинством, несмотря на бедственное положение учителей последние 100 лет в нашей стране. А если добавить, что она была не директором элитной гимназии или чукотского национального лицея им. Челси, а директором Детской школы-инерната для детей до 10 лет, то видевший ее впервые человек, понимал: и школа, и дети держатся на энтузиазме и любви этой женщины. Увы, ни энтузиазм, ни любовь не греют и не кормят, потому предложение подарить интернату фрукты и конфеты, а так же получить список необходимого для школы, было воспринято крестным знамением и благородным причитанием. Правда спустя мгновение, она взяла себя в руки и с подозрительностью начала меня пытать, что мне надо от школы, может я террорист или сутенер, а может торгую детскими органами.
Жестокое влияние действительности и всеобщая любовь к шоковым новостям по телевизору заставило педагога встать на защиту детей и собственности. После получасового диалога, которому позавидовал бы «Адвокат дьявола» - Киану Ривз, а так же звонков в исполком о существовании моей фирмы и демонстрации моего паспорта, истерзанного штампами пограничников дружелюбных стран, Маргарита Викентьевна сдалась и приняла подарки.
Я отказался выходить к детям, и вежливо попросил, чтобы нянечки много не воровали.
Уже в дверях меня остановил спокойный вопрос человека предлагающего помощь:
-    Кого вы хотите усыновить?
У меня перехватило дыхание, и показалось что в душе есть сомнения, но я твердо знал, что я хочу  и я знал кого люблю:
- Рыжая девочка, лет восемь, может семь, вчера была….
    Меня перебили: - Саша, ее зовут Саша.
Она молчала, и смотрела на меня испытывающим материнским взором:
-    Как быстро это можно оформить?
-    До полугода занимает время, но для вас  можно и по - другому. Она вчера рассказывала про вас, говорила, что вы обещали мандарины. Честно говоря, я давно не верю в сказки. А тут вы с этой кучей мандарин. Когда вы хотите ее забрать?
-    Завтра, а если она не согласится?
-    Я верю в вас, и, по – моему, она тоже. Документы я помогу пропустить быстро. Только не предлагайте мне деньги и подарки, если вы хотите отблагодарить, отблагодарите детей.


Сквозь мутное стекло внутренней двери в спальню были видны миниатюрные кроватки, белье пахло крахмалом, а над спящими цветами жизни витали их любимые сны, где есть невероятные игрушки, мандарины и сказки на ночь голосом настоящей мамы.
Саша спала клубочком, разметав рыжие волосы по подушке. К груди она прижимала пенсионера среди игрушек, ветерана-медвеженка, с пуговичными глазами и оптимистичной улыбкой. Они улыбались вместе. Наверное такие медведи помогают создавать детские сны.
Мне хотелось верить, что в моем доме она будет такой же счастливой, как в своих снах.


Мы смотрели глаза в глаза друг другу. Молчание породил этот бесконечный разговор глазами. Ее зеленые, мои серые. Ее детская внимательность и недоверчивость, мешались с любопытством и необъяснимым хотением быть чьим-то ребенком. Она снова закусила губу и, не опуская глаз, спросила:
-    Ну что ты молчишь. Я буду хорошей дочкой, забери меня с собой.
-    Когда ты хочешь уехать, может тебе нужно попрощаться с друзьями? -я  чуствовал, что несмотря на ее симпатию ко мне, мостик между нами очень шаткий и я не должен ее спугнуть.
-    Я буду их навещать, забери меня сейчас.
Тяжело принимать решения, когда сталкиваешься не просто с новым занятием в своей жизни, а с собственным ребенком, даже если он приемный. Привык жить один, привык к острым ситуациям и резким поворотам событий. Привык к одиночеству, как к части собственного я. Даже друзья, такие верные и старые, не всегда могут рассчитывать на полную прикосновенность. Привычка, такое ложное слово, оно как-то страннно произносится, словно напоминает человеку о его слабостях и договоренностях с собственной ленью.
Но появление ребенка, как продолжение моего Я, это абсолютно ново, неповторимо и непредсказуемо. У меня есть племянники или дети друзей. При встрече я дарю им подарки, катаю на плечах, рисую их мечты обгрызенными карандашами, позволяю кормить себя малиновым вареньем, с ужасом замечая, как малина становится неотъемлимой декорацией рубашки от RittO K.
Я играю и учу, кормлю и рассказываю сказки, делюсь опытом и с интересом прослушиваю рассказ взахлеб о том, как Петька из параллельного класса украл у училки ноутбук и пытался установить на нем любимую стрелялку, чтобы за время большой перемены на спор пройти самый трудный и густозаселенный монстрами уровень игрушки.
Но я отчетливо понимаю, что все это временно, я исполню свои взрослые обязанности, получу заряд детской непосредственности, отстираю пятно на рубашке и за ворохом взрослой жизни отдалюсь от детей ровно до следуещего уик-энда, дня рождения или Нового года.
Иногда я задумывался о том, почему я один, и пытался смешно отшутиться на этот каверзный вопрос от неуемного собеседника. На ум не могло придти какое-нибудь веское  и всеобъемлющее оправдание. Нельзя было высказать словами то, что ты не можешь ощущать. Нельзя дать оценку таким индивидуальным отношениям, как любовь, семья, отцовство. Каждый человек это принимает по-своему, как каждый по своему ощущает вкус вареной колбасы.
Многие люди навязывают себе эти отношения, они верят в то, что могут вложиться в какие-то хромированные рамки быта современности и разместить себя вместе с приобретенными чувствами и отношениями согласно порядковому номеру по дороге к великому счастью. Словно это не жизнь, а очередная кинофантазия братьев Вачовски.
Мне не хотелось быть искусственным, и раз так складывалось по жизни, или наоборот не складывалось, что совместимость моя с какой-то новой первоначально невероятно оригинальной и особенной персоной скатывалось в ящик для бракованных деталей, согласно моей непереносимости ее поведения или ее несовместимости с моим мироощущением, то на данный момент я был один.
Поэтому странная встреча с огненным ангелочком, по совместительству предводительницой отчаянных сорвиголов интерната, раскрутившая во мне двигатель любви и родительского голода, была новым витком в моей энергичной, разбавленной нервной работой, экстремальным спортом, рваным отдыхом и полярными взглядами, жизни одиночки. Или, бывшего одиночки…
Ночи напролет в борьбе с желанием и ответственностью, стекляннный взгляд в окно днем на работе,  постоянная смена маршрута, так чтоб он пролегал рядом с интернатом, все это было не признаком новой игры, а каким-то острым нечеловеческим голодом, голодом отца, голодом, разбуженным невинной фразой про мандарины.
Я точно понимал, я хочу чтоб эта девочка искренне называла меня отцом, я хочу, чтоб она этого не стыдилась, я хочу чтоб наша семья была для нее тем стеблем сильного растения, на котором распускается невероятный по красоте и неповторимости бутон новой жизни. Жизни девочки Саши.
Моей дочери Саши.


-    Пап, ты о чем думаешь?
Несмотря на бурное прошлое меня не посылали в нокаут ни разу, а вот когда она меня назвала папой, я потерял ощущение реальности, меня охватила волна эйфории, но через секунду ее брызги вернули на место счастливчика – теперь ты отец, а это в первую очередь очень тяжело, во вторую невероятно увлекательно. Я не менял своему ребенку памперсы, но вот снять молодого козлика прилипшего к очаровательному носику пришлось.
-    Ну что, принцесса, пойдем к машине, постараюсь познакомить тебя с моей  жизнью. Теперь он наша.
-    

Адаптация – дело серьезное. Адаптация дело очень многогранное и применимое ко всей сфере соприкосновения живого и неживого действа.
Адаптация это масса ощущений, сил, переживаний и эмоций. Адаптация это слоеный пирог, винегрет, солянка в одном флаконе.
Адаптация- это твой первый осторожный шаг на парапет многоэтажки, это первый осознанный поцелуй, это нежный круассан, смешанный со светлой страстью каппучино, это три педали твоего автомобиля, это вдох, когда выныриваешь из толщи воды на поверхность утреннего озера, это вкус крови в драке, зараждающий в тебе уверенность берсеркера, это твой первый мазок кистью, проигрыш на гитаре и шоколадно-вишневая фраза 'je teme на французском твоей девушке из Коста-Рики.
Адаптация зарождает в нас страсть путешественника, желание бежать вперед, желание поймать горизонт, желание вытащить пирог из духовки, желание построить дом, желание вдохнуть жизнь.
Адаптация – это не способность подстроиться под обстоятельства, это понимание того, что тебе удобно, хорошо и страшно интересно в сложившихся обстоятельствах.
Адаптация – дарует нам веру в себя, веру в то, что ты давно уже забыл на дне комода, густо полив кетчупом, порножурналами и одинаково диаметрально противоположными анекдотами о борьбе зятя и  тещи.
Адаптация –твое настоящее я.
Адаптация – это первый ноябрьский мандарин, предупреждающий своим оранжевым облаком вкуса о приближении Нового года, самого главного праздника адаптации… Адаптации к новой жизни.


Джип плавно шел через снег, не заостряя внимание на завалы, гололед и замаскированных белой поземкой  лежачих полицейских. Минуя пробки, я забывал о правилах и проходил затор автомобилей, людского терпения и времени, через бордюр по тротуару.
Очень не хотелось опоздать на встречу к моему маленькому чуду.
Остановившись возле салона, я напомнил окружаещему миру пищалкой сигнализации о надежной защите моего колесного друга и перепрыгивая через ступеньки, не боясь растянуться и сломать ребра, влетел в салон.
Дела меня заставили опоздать на десять минут, и меня волновало то, что девочка начнет беспокоиться и переживать. Однако першагнув порог салона и моргнув пару раз, приводя глаза в порядок, я заметил, что Саша не скучала.
Окруженная заботой жриц храма красоты, она, с присущим только ей озорством и внутренней любознательностью, рассматривала пирамиды бутылочек с зажатой в них мечтой о вечной молодости, гоняла ручным феном остриженные волосы по полу салона, стараясь их украсть у ворчащей уборщицы и с упорством фанатика загнать под ближайший шкаф. Она отстригла кусочек парика одной влиятельной тетки и намазала гелем уши пуделя, ожидающего в холле свою хозяйку – влиятельную тетку.
Девочки молчали, они знали, кто привел Сашу, не задавали вопросов, хотя в глазах Татьяны, хозяйки этого холеного заведения, и застыло немое воспрошение, откуда у затворника, одиночки и мужчины без определенного прошлого, маленький ребенок. Я подарил Татьяне одну из своих самых загадочных улыбок, накрыв ее сверху туманным взглядом.
-    Это сикрет, на французский манер ответил я ей. - Сделай из моего маленького чертенка, маленького ангела …. Хотя бы внешне.
-    Только внешне , встретила меня Татьяна, - она очаровательна, несмотря на то, что чуть не разнесла мне пол-салона.
-    Просто я очень люблю тебя, поэтому оплатишь только работу девочек, а разбитый флакончик с лаком, поцарапанное зеркало и ремонт шейвера, я возьму на себя.
Татьяна лукавила, любить не любила, просто я спас ее от разорения и надоедливых злых людей пару лет назад, превратившись тем самым из хорошего постоянного клиента в неофициального ангела-хранителя этого чудесного заведения.
-    Пап, тут классно и очень здорово,  и я стала такой красивой, - Саша просто излучала сто миллионов частиц радости.
Наверное не всякая взрослая женщина могла окунуться полностью в руки мастеров тела, а что говорить о маленькой девочке, которая ни разу в жизни не нежилась в ванне с ароматной пеной и волшебными мыльными пузырями.
-    Привози ее почаще, она у тебя … особеная, сказала на прощанье Таня, кутаясь в палантин на крыльце салона.


Я видел перед собой только счастье. Мой маленький огонек стал для меня пламенем моей жизни. И я холил и лелеял его, поддерживая, как только мог.
Мне пришлось растрясти часть дел по подчиненным, чтобы освободить больше времени для своего ребенка. Так хотелось наслаждаться мгновениями своей полноценности. Меня словно вырвали из забвения, показав еще одну сторону жизни, ту ее часть, которую нельзя создать исскуственно. Отца можно сыграть в кино, или придумывать эту роль, восхищаясь первой любовью в восемнадцать лет, строя планы на будущее. Но реальное чувство, оно приходит вместе с твоим слиянием с ребенком. Ты становишься с ним одним целым.
Мы были неразрывны. Я водил ее по магазинам, покупая целые вагоны нарядов и игрушек. Кормил до отвала всем, что хотел, этот жадный до всего невиданного чертенок.
Она смешно втягивала спагетти моринале, не переставая улыбаться, кормила меня с ложечки мороженым, рисуя клоунский рот на моей щетине шоколадными разводами, и, конечно же, просто упивалась своей любовью к мандаринам, пряча их в карманах, рюкзаке, под подушкой и в бардачке машины. В связи с этим нас постоянно окружало оранжевое настроение, и мой парфюмер заявила, что ближайшие пару лет мне не зачем приходить к ней за ароматами, лучшего оформления жизни, чем облако свежераспечатанного мандарина и не придумаешь.
Саша с интересом изучала мою фильмотеку, убивая меня наповал тем, что практически безошибочно выбирала для просмотра мои любимые фильмы.
Ей было интересно абсолютно все. Возвращаясь домой, после недолгих рабочих отлучек, я встречал рыжего ангелочка в громадных студийных наушниках, лежащую на полу в окружении конфет, журналов, дисков, карандашей и книг, или танцующей в ритме Гуэтто под рев 400-ватной системы. Соседей от смертельной звуковой атаки спасали специальные глухие стены.
Ей очень понравилось в зоопарке, особенно кормить зверей. У девочки не было никакого страха ни перед травоядными, ни перед хищниками. Но была все таки особая любовь. Возле этого вольера мы задерживались надолго.
Пони нравилось мягко снимать теплыми и влажными губами сахар с ее ладошки, а рыжик в это время нежно обнимала ее за шею, зачарованно глядя в бездонные агатовые глаза. Они могли так стоять долго, пони довольно фыркая и медленно моргая, стряхивая с густых ресниц снежинки на ресницы моей девочки, а Сашка мечтательно улыбаясь, спрашивала у меня:
-    Пап, а давай ее заберем себе, купим дом и она будет жить во дворе.
Я соглашался, я был готов на все для нее. У меня был дом за городом, но необустроенный, так как я не испытывал большой нужды в нем, мне хватало квартиры, а дом до этого момента был всего лишь капиталловложением.
Сейчас же я всерьез задумывался о ремонте, и обложившись журналами об интерьере мы вдвоем наперебой спорили , выбирали, соглашались и отвергали, то или иное решение.
У Саши был очень хороший вкус, это отмечалось во всем, она не разменивалась на посредственности, и, не смотря на юный возраст и небогатую на яркости жизнь, она выбирала самые интересные и достойные решения. Согласие у нас достигалось всегда, подкрепляемое крепким прижиманием к моей небритой щеке и градом поцелуев.
Когда я забирал ее, то спросил у директора о родителях, но все что было известно, это что девочку в полтора года забрали, когда ОМОН захватывал цыганский притон. От цыган ничего не добились о ее истории. В итоге девочка получила новое имя  в интернате, а со мной и новую жизнь. Не знаю чьи гены она в себе хранила, но видно ее родители, расставшись с дочерью, смогли ей передать по какому-то незримому каналу все самое лучшее, что в них было.
Несмотря на то, что я выделил комнату под детскую, Саша не спала в своей кроватке. Даже днем , когда меня не было , она снила только на моей кровати, завернувшись в шотландский плед. Она не боялась спать одна, она боялась меня потерять, и каждую минуту когда мы были рядом, она прижималась или держалась за руку. Мы не страшились одиночества, мы боялись, что этот рай для наших душ, этот новый путь в жизни, это открытое окно в звездное небо, этот свежий воздух могут прерваться.
Она спала на боку, уткнувшись мне в грудь и обхватив мою руку. Однажды проснувшись я почуствовал, как она водит ладошкой мне по волосам. Заметив, что я проснулся, она с тревогой спросила:
-    Ты меня не бросишь? -  в ее глазах была тревога.
Как часто слышишь этот вопрос за свою жизнь от людей, которые рядом с тобой. Даже если все хорошо, он все равно сеет какое-то сомнение, заставляет мимолетно пропустить через себя ситуацию, а твое ли это, насколько ты любишь, веришь и живешь этим человеком.
-    Я очень тебя люблю, доченька. И я не брошу тебя, - я не думал над ответом. Все это время, когда я принял решение и взял ответственность за жизнь, настоящее и будущее Саши на себя, я не сомневался ни в чем.
-    Я тоже тебя не брошу. – через минуту она сладко сопела мне в шею, убаюканная моим дыханием и биением сердца.
В эту ночь нашей семье исполнился месяц.


В окне отражалась муть зимней ночи. Серо-розовый снег, на пол тона светлее небо. Паутина деревьев раскрашенных белой метелью, грустные брошенные машины и торопливые дневные следы человеческой жизни. За окном была не просто ночь, а остановка жизни, она рассматривалась как замаринованная в банке, готовая украсить праздничный стол сумеречного гурмана.
    Чай давно остыл и напоминал о своем присутствии тихим запахом земляники. Нос почти касался стекла, словно пытался принюхаться к темноте.
Хотелось устало закрыть глаза, моргнуть и получить ответы на вопросы. Саша спала, уставшая и влюбленная в свою новую жизнь. Мыслей не было, но в голове стелился прозрачный туман будущего, которое надо быть готовым встретить.
Школа, хобби, друзья, отдых, воспитание, забота и развитие. Слова из методички «Человек и общество», слова бесполезные без проекции на реальность. Как в партии в нарды, ты раскачиваешь кулак с зажатыми кубиками, гипнотически навязывая им свою волю, успокаивая порывы азарта и расставляя все точки над «и» броском судьбы. Бросать кубики можно научиться, мухлевать можно и в жизни , но только своей жизнью.
Рисковать чужим ручейком, халатно направляя его наобум нельзя, так можно расплескать всю воду, остановить течение, потерять скорость и полноводность ручейка. Он не станет рекой, а превратится в миллиардную среднестатистическую лужицу. Я не видел своего ребенка конкретной реализацией своих неудавшихся планов прошлого, я просто буду объяснять ему правила игры, а бросать кубики на доску будет она сама.
Чай запомнился терпкостью коры дерева и яркими пятнами земляники, раскиданной природой на естественно живой поляне леса. Захотелось спать, скрывшись в простынях и наплывающих снах, о чем-то хорошем и добром, например землянике, плюшевых медведях и детском смехе карусели.


-    Скавы, а фто мы бубем велать на Лафвество? -, вот уже целых пять минут я непринужденно вел беседу со своим ангелочком. Джип плавно перевалил через бордюр, и довольно фыркнув , замер.
Привыкая к машине, отождествляешь ее с чем-то живым. Настоящий военный Хаммер, перетянутый из штатов и растюнингованный от щедрой любви своего нового владельца, вот уже второй год уживался со мной.
Я вытянул ключи, посмотрел на мигающий праздничными огоньками козырек главного входа гипермаркета. Обернулся к лучшему шифровальщику настоящего времени. Вот уже целых пять минут Саша болтала со мной, одновременно не вытаскивая изо рта громадный чупа-чупс. Я всерьез переживал за ее молочные зубы, но рыжик только довольно улыбалась и, хитро прижмуриваясь показывала мне еще три таких конфеты.
- Поедем за город к дяде Сереже, там елка, каток, санки-горки, и целый пионеротряд таких же фанатов сластей-мордастей.
- Класс!-, Чупс все таки вылетел изо-рта. Подхватив сосульку с сиденья и запихнув в бездонную мусорку, она затараторила – а Чипа будет, а Стас? А Ванька с  Машей? А дядя Болдрик, а Либерзон? А мы в хокей будем играть?, а можно в покер я тебе буду помогать, а печенье тетя Лиза испечет? А чур в снежки играем в команде со Стасом, а можно мне, можно мне на санках покататься на Вавилоне? А крепость будет? Пап, а кто будет Дедом Морозом? Дядя Сергей? Он самый большой. У нас в детдоме Яков Ильич , завхоз, Дедом Морозом был, потому что он большой и добрый, а дядя Сергей тоже такой, только молодой и без живота. А карнавал будет? А кем мы будем? А давай костюмы вместе выберем? Пиратами?
- Пиратами? Хорошо, я буду Билли Бонсом, а ты попугаем.
-Класс, попугаем… Нннет, не хочу попугаем, хочу пиратом с пистолетом и  саблей.
- Нет с саблей буду я, а вот вместо второго пирата попугай будет смотреться очень здорово, тем более, что ты будешь пиратским попугаем… а впрочем, почему у пиратского попугая не может быть сабли и пистолета? Я буду курить трубку и пить ром, а ты… как  же назвать крутейшего в мире попугая?
- Толнадо! -, конфета была снова во рту.
- Круто, пусть будет Торнадо. Но вместо трубки и рома у тебя будет набор чупа-чупсов.
- Ты будешь носить меня на плече?
- Да, конечно. А сверху ты будешь стрелять во всех хлопушками.
-Ух ты! Здорово! Пап, ты самый-пресамый выдумщик на свете! Я тебя люблю. В мою щёку плюхнулся радостный детский поцелуй, - пап, я так тебя люблю, прошептала она мне на ухо.
Открытая дверь джипа впустила в салон легкое дыхание снежинок, которые касаясь морозом кожи, вернули нас на Землю.


Гипермаркет встретил тараторкой кассовых аппаратов, визгом тележек, борматанием человеческих голосов, павлиньими хвостами свисающей с потолка рекламы, армией запахов и слепящим светом товаров, раскинутых на полках, подвешенных на кронштейнах, скукожившихся в морозильниках, плавающих в аквариумах, моргающих лампачками электроприборов и желающих быть купленными именно сегодня, освобожденные от людской зависимости двадцатипроцентной скидкой.
Мы шли вдоль рядов, наполняя наш караван всякими вкусносями и необходимостями. Саша время от времени залазила на тележку и со смехом кричала на весь зал, пародируя грузчиков:
-    С дороги, с дороги, свежая рыба. Эй , свободное такси. Тетя вас прокатить? У нас сегодня праздничные скидки! Дядя у вас телега полная, отдайте нам свиную ногу. Все с улыбкой проважали наш чудный экспресс.
Спустя полчаса, основательно нагруженные, мы встали в очередь на кассу. Рыжик тараторила, задавая мне вопросы, и отвечая на них сама. Она приподнимала, сползающую на глаза огромную клоунскую шляпу с колокольчиками, размером с литровые кастрюльки, и подмигивая мне, трясла головой. Звон колокольчиков весело опережал шум магазина, поднимаясь вверх и вытекал струйкой вслед за затоварившимися покупателями.
Я выгружал на кассу все наше разнообразие, и случайно взглянув параллельно рядам, задержал дыхание.
Через три кассы напротив меня стояла она.
Та самая женщина, которая по сей день оставалась для меня нерешенной загадкой. Та самая женщина, ради благополучия которой, мне пришлось уехать за границу. Та самая женщина, которая по-настоящему любила меня, несмотря ни на что.
Нас разделяли три кассы и 10 лет молчания.
Похоже, она смотрела на меня уже минуту. Ее насмешливо-педантичный взгляд обволакивал своим вниманием. Хотелось выдохнуть и скинуть наваждение. Хотелось оказаться близко. Хотелось не дыша, коснуться своей грудью ее груди и сквозь листья одежды почуствовать ее тепло. Мне казалось я ощутил ее запах, он пробрался ко мне сквозь чащу окружающего мира.
Она машинально, копируя мои движения, собирала продукты и расчитывалась, все так же не убирая взгляда. Рядом с ней стоял мальчик с веселым чубчиком и огромным роботом в руках. Парень не выпуская игрушку, старательно помогал маме загружать тележку.
Внезапно я почуствовал, что Саша уже молчит достаточно давно. Я взглянул вниз и поймал ее вопросительно выгнутые бровки  и 20-минутный вопрос : «В чем дело? Кто она? Что мне делать?»
Я обернулся: увлекаемая толпой, она выходила из гипера, обернулась, посмотрела на меня еще раз, и еле заметно выдохнула…


На стоянке я нарочно долго выезжал, надеясь на случайность, с другой стороны, с тревогой думая о том, что я сделаю в следующий момент. Напряженность разорвал вопрос моей девочки, которая, несмотря на бурю любопытства, разыгравшуюся в ее фантазийной голове, спросила очень осторожно:
-    Пап, а у нас мама будет?
Пальцы сжали руль крепко-крепко, потом, родившаяся где-то в районе живота, теплота, обрастая уверенностью и смыслом будущего поступка, сухо и очень тихо обернулась коротким:
-Да.
Мобильник плавно скользнул в ладонь и пальцы, несмотря на обрыв времени, семизначным вихрем пробежались по клавишам , вместе с номером взметая в памяти ил прошлого.
Дочка тихо сидела рядом, с напряжением вслушиваясь в гудки. Стук наших сердец симметрично сливался со звуком сердца мобильника.
Самая долгая пауза в жизни и самое мягкое в мире :- Да, я слушаю…
Закрываю глаза, вдыхаю смысл новой жизни:
-… Здравствуй. Это я…


Воздух взорвался оранжевыми брызгами, и поплыл навстречу мандариновым вкусом. Саша протянула мне, довольный собой, ошкуренный фрукт:
-    Держи, тебе надо много витаминов, у тебя сейчас большая семья…


июнь – декабрь '05