Лежи да сморкайся, вот тебе и все развлечение.» (с)Приключение Незнайки


Иван Иванович был лентяем. С самого детства ему было все лень. Он лениво сосал грудь матери и лениво писал в горшок. Неспешно игрался с кубиками в яслях и поглощал гороховый суп в детском саду.

Школа была жестоким ударом по лени Ванечки. Хочешь – не хочешь, а родители будили его в семь утра и под звуки «Пионерской зорьки» ему приходилось тащиться в ненавистную школу. После первого класса Ваня догадался симулировать. Никто другой не мог так имитировать температуру, отточенным движением прикладывая градусник к батарее. Он тренировал горло и в любой момент мог разразиться кашлем, избавлявшим его от проклятых уроков, и позволявшим предаваться блаженной лени.

Кое-как закончив десять классов, Иван поступил в институт. Время гулянок, дешевого портвейна и поцелуев под луной он просто проспал. Но в институте приходилось напрягаться и это его просто выводило из себя. Сдав выпускные, Иван потребовал от родителей машину. Пешком на работу ходить было лень.

«Камаз», смявший его копейку как спичечный коробок, Иван Иванович даже не заметил. Удар. Темнота. Тишина. Неподвижность. Перелом позвоночника в трех местах. Повреждения головного мозга. Паралич ног. Слепота.  В довершение всего он перестал слышать и говорить. Три операции по восстановлению в Центре экспериментальной хирургии. Безуспешно. Слепоглухонемой. Паралитик.

Его положили в одной палате с Анной Аркадьевной. Жертва пьяного зачатия, она никогда не видела света, не слышала пения птиц и не могла говорить - в возрасте чуть менее года пьяный отец просто наступил на нее, как на кошку. Итог – полная неподвижность.

А теперь представь, мой читатель. ЧТО это такое. Двадцать четыре часа в сутки ты лежишь неподвижно. Ты не видишь, света, не слышишь шума за окном, не можешь даже закричать. Более того, ты не можешь встать с кровати, доползти до столика и тупым ножом вскрыть себе вены. Внешний мир для тебя это только запахи и прикосновения медсестер, меняющих под тобой белье.

А через месяц появляются пролежни. Невыносимая боль. И те же медсестры ворочают тебя, как бездушную чурку. А в мозгу начинаются видения. Ты представляешь, как знаменитый профессор приводит своих студентов, чтобы показать редкий случай обездвиживания. И те хихикают, говоря гадости которые ты не слышишь. А санитарки, пользуясь твоей неподвижностью и молчанием, становятся все грубее и грубее. Ты для них уже не человек. Ты мешок, который время от времени нужно переворачивать и подкладывать под него судно. И хочется закричать. А не получается.

А дальше становится хуже. От постоянной неподвижности и больничного рациона отказывается работать кишечник. И ты начинаешь ходить под себя. И ты часами нюхаешь собственную вонь. И лежишь в постепенно остывающем дерьме. А потом приходит грубый санитар и везет тебя в душ. Там он грубо бросает тебя на пол, и поливает ледяной водой из шланга. И никому до этого нет дела. Потому что ты пожаловаться не можешь.

Через некоторое время приходит человек из института психологии. И терпеливо учит тебя тактильному языку. Делается это так. В одну руку он вкладывает тебе алюминиевую кружку. А пальцы второй руки он складывает в особый узор. И так ты узнаешь названия предметов. Кружка. Ложка. Нож. Горшок. Дерево. Двести-триста слов вполне достаточно. А вокруг все та же темнота. Тишина. Неподвижность.

Кровати сдвинули на расстояние вытянутых рук, и Иван Иванович получил возможность общаться с Анной Аркадьевной. Это было единственным их развлечением. Целыми днями он прикосновениями пальцев рассказывал ей про окружающий мир.

Закройте глаза. И просто попытайтесь рассказать, как выглядит солнце. Человеку, слепому от рождения. Расскажите человеку, всю жизнь пролежавшему в больничной палате, что такое ветер. Про то, что чувствует босая нога, ступая на горячий пляжный песок. При этом представьте себе, что этого всего вы никогда больше не увидите, не услышите и не почувствуете. По утрам Анна Аркадьевна часто плакала. После рассказов Ивана Ивановича ей снились сны. Может быть даже цветные. А Иван Иванович продолжал терпеливо рассказывать несчастной женщине про цветы, про вкус яблок, про иней на стеклах. Про то, что он сам успел увидеть до того как стал таким же недвижимым, слепым, глухим и немым как она.

А по ночам, когда затихал шум больницы, Иван Иванович кряхтя поднимался с постели и долго смотрел через окно на отблески фонарей. После чего подходил к постели соседки и ебал ее во все дыры. Потому что, как я уже говорил, симулянтом он был отменным.