Если погода хорошая и организм не взъёбан вчерашним злоупотреблением бухла, то деревенское утро кажеццо красявым штопесдец – солнышко светит, синички чирикают, воробышки сидят на проводах - серют сцуки прямо на крыши, ветерок этак приятно ебальник щекотит. Пазетиф, бля! Красотишша!

Типа собираемсо с дядькой на рыбалку. Я уже пожравши-посравши-пропердевшись уазек завёл и жду, пока прогрееццо. Выходит дядько – весь такой пазетивный как по укурке, в приподнятом настроении, сияет, блять, как тульский самовар, лыба с рыла не сходит, широченная такая, от уха до уха.

У дядьки есть соседка – старая скандальная выхухоль, которую если какда-то (до революции, вероятно) и ебали, то, пахоже, только по ошибке слепые извращенцы в темном погребе безлунной ночью. Патамушта столько водки и в таких градусах ниасилит ни адин живой экспонат мужскова пола, если только он не кинг-конг и не гадзила. У этой выхухоли живут курочки, такие же йобнутые, как сама хозяйка. Или нет – сама хозяйка пастаянно таскает в черепной каробачке такой же моск, что и у её курочек. Вот так.     

Один из этих будущих акарачкоф пролез сцука через дырку в заборе и ходит, блять, по дядькиному двору, клюёт какую-то поебень и срёт нах прям тут же. Курицу моментально взял на заметку дядькин  пёс Турист из породы лаек, агромадный, страшно ебливый (все деревенские сучки апсцыкались нос или зад за забор высунуть, если чуяли поблизости запашок туристовых блохастых гениталий – поймает и оттрахает, даже не обнюхивая подхвостье; и хорошо, если не покусает во время йобли) и невъебенно зубастый барбос.

А неуместные ахотничьи поползновения кобеля заприметил дядько. И в тот момент, какда лайко с ахуенной скоростью, цепляясь когтищами за комья грязюки и навоза, атаковал безмосглое пернатое, дядько отважно ринулсо на перехват, на манер, блять, риактивнова истребителя. Естественно, не из гуманных вигитарианских саабражений типа «птичку жалко» (с), а для миротворчества, так сказать – неохота ругаццо с йобнутой соседкой.

Вместо перехвата получилсо аццкий таран, дядькин и барбосов маршруты пересеклись прям над стылой грязной лужей. Встреча саюзнекоф на Эльбе, блять. Дядько уебалсо фейсом и грудиной об махнатую сраку лайки, вся мощная энергия прыжка праебалась нахуй, дядькино туловище пиздыкнулось точно в лужу. А Туриста, блять, только занесло слехка, примерно как заднеприводный пепилац на льду нах, но направления упёртый пёс не сменил нихуя.

Чериз полсекунды курочка-мазохистка наслаждалась песдецом в виде, блять, вонючей слюнявой пасти, обильно оснащонной почти акульими зубьями в полпальца длиной. Совершив гнусное дело, Турист вдруг пришол в себя (типа инстинкты  охотничьи утихомирились, примерно как буйство гормонов после хорошей йобли) и вспомнил, что типа чёта сбоку такое странное его задело… и чёта хозяин его лежит, как свинья, в луже, по уши в говнолине… хотя вроде как бы утро и бухать рановато… да и не пахнет от хозяина бухлом… навозом только… 

Дядько из лужи вылазил, как морское чудище из пучины – страшный штопесдец. Всё ебало в чорных пятнах, как у леопарда, козырный дембельский фофан превратилсо в элегантное бомжовское манто, галоши богато зачерпнули навоза и слякоти, хлюпают при ходьбе этак странно, словно матеряцца на дядьку – хуяп-хуяп. Прохуяпал дядько до сухова места, посмотрел на пса этак похмурно, и говорит:
- Ну и сука ты, Турист.

P.S. А я потом уже, какда дядько отмылсо и атстиралсо в бане, подумал: вот ведь если бы курица и пёс сдуру в открытый сортир забежали – всё было бы намного хуёвее. Ачько-то в полу сортира широкое пропилено… штоп серить точна в цель, краев не задевая… дядько бы лехко туда поместилсо, если бы попыталсо лайку перехватить…

Есть такая зогатко старая:
что такое: в глазах тоска, в зубах доска – это мужик в деревенский сортир провалилсо.
Дядьке, пахоже, просто повезло.

P.P.S. А соседка сцуко в тот же день приперлась, блять: «Мишенько, родненький, а не видал ли ты моей курочки Изабеллы?» (она их, как бандерша, по псевдогламурным кликухам зовёт). А дядько, стыдливо затаптывая галошей белое пёрышко: «Дык йопт, Петровна, не видал. Кажись, хорь к тебе в курятнек повадилсо. Хочешь, я к тебе в огород кобеля своево пущу? Он этова хоря угандошит, как цыплёнка…»