Она рассказывала: - Позвонили, мол, ночью в 12 часов, не могли раньше в девять, например, раз он умер в 7 часов. А ночью то, знаешь как неприятно. Я прямо рухнула, хорошо по телефону успела соседке сообщить. Она медсестра. Хоть укол пришла сделала.
Я потом целый год из дома почти не выходила, почернела вся.

- Любили его, что ли очень?" - спросил студент.
- Да, "сказала она, слегка улыбаясь густо накрашенными малиновой помадой губами. Она — черноволосая, с сединой, смуглая, с большой несколько отвислой грудью под синей майкой. Сверху расстегнутая спортивная куртка.

- Врачи тоже черти, "продолжала она, "бляди крашеные. Думаешь, они лечат? Да ни в жизнь. Потом как умер, бабы пугали, что будет приходить, мол, является хозяин, а я не боялась, он мне даже не снится. Раз только было — лежу я поздно ночью и слышу, будто говорит: подвинься, мне тесно. Я глаза открыла, смотрю — дымок такой возле кровати. Узкая полосочка. И все. Исчезло. Бывает такое, а?

Молодой парень в черных таиландских джинсах и турецком желтом свитере с надписью "Бойс" сказал, что еще как бывает.

- Говорят, есть книга такая, - сказала женщина, задумавшись, - про это самое, хочу достать.
- Есть, - подтвердил молодой человек, - но дорого стоит.
* * *
За окном электрички линяла осенняя природа. Пожилая тетка ехала на дачу доделывать там последние дела, студент — случайный попутчик — в неизвестном направлении.

Сидевший рядом с ними мужик в штопаных штанах рассказывал всю дорогу тупо молчащей бабе в платке.

- Вот слушай. Поставил он двустволку себе между ног, да как шарахнет — полчерепа снесло сразу. Глаз один вырвало на хер, другой едва болтается. Неприятно было смотреть на него в гробу.

Баба тупо молчала, никак не реагировала на мрачное сообщение спутника.

Молодой человек спортивного вида рассматривал свою собеседницу. Она ему, в общем, нравилась. Не совсем старая. Одна губа у нее далеко выдавалась вперед, делая лицо слегка обезьяньим, ноги в черных трико тонковаты, зато грудь очень даже приличная и узкая талия. Для ее возраста совсем неплохо.

- Что я видела то в жизни, - жаловалась она, - работала ткачихой до самой пенсии, нервы как струна. Теперь бы только пожить, как он умер, а все, поезд ушёл, поздно.
- Ну, что вы, да вы ж еще молодая, вам только и жить теперь, "утешал студент.
- Брать кого попало, детка, не хочется, - улыбалась она, явно польщенная комплиментом,- ты Ленку не знаешь случаем из Петуховского магазина. Продавщица, худая такая девка? Вот. У нее мать взяла себе мужика на старости лет, так он ее зарезал. И еще две недели ж ил с ней мертвой. Издевался, как хотел над трупом. Утюгом ее прижигал. Ужасы! Нет, мне такого счастья не надо. И потом, я ж со своим столько лет прожила, любила его сильно. Какой никакой, а я за ним ухаживала за больным. Когда мне ясно стало, что умрет, я ему все купила — рубашку, тапочки. И бахрому. Только покрывала не было, не могла достать. Потом достала все-таки, детка, с большим трудом. Только ему не показывала, конечно. А рубашку давала примерить. Он спрашивает: зачем мне, я все равно лежу? Я врала, мол, пригодится еще.

- ... его с работы уволили и прав лишили за пьянку, - рассказывал рядом мужик в рваных штанах, разных туфлях. «На помойке, наверно, нашел, сейчас с обувью туго, - думала ткачиха, - «а у меня от мужа сапоги хорошие остались, они двести рублей теперь стоят».

—Вот случай, - обращался этот оборванец к все так же тупо молчащей бабе в стареньком платке, - а он переживал очень, поддал и бросился под электричку. Его долго-долго тянуло, перемололо всего, накрутило на колеса, понимаешь?

- Вы такая молодая еще, - говорил студент ткачихе.
- А что я видела в жизни, детка? 0н был следователь. Часто дома не бывал. Где пропадал, я не знаю. Может, по работе, а, может, гулял только где-нибудь. Приходил пьяный. Бил меня. Да так ловко, что фингалов не оставлял, как другие мужчины своим женам, а три-четыре дня после этого ходила, как контуженная. Сам то пропадал днями и ночами, а если я задержусь где, не дай бог, на пять минут, приставал как пиявка: где была, мол? А где я была? Кобеля принимала, вот что. Как будто не знает, что дел — море. Одни эти жуки на даче чего стоят, не справишься с ними никак, и выводить бесполезно. Бьюсь из года в год, а что толку?

- Слушай частушку новую, - говорила круглая как бочка контролерша в зеленой куртке своей подружке с корзиной для грибов: как многие той осенью женщина запасалась, так как зима намечалась очень голодная, "слушай, подруга, частушку — у Мишки Горбачева на голове проталина. Всю Россию развалил, а прет на Сталина.

- Это ж надо такое придумать — проталина, - смеялась грибница и замечала после глубокомысленно: - нет, Маруся, все-таки умный у нас народ и талантливый.

- Это, да. Только что толку, живем как свиньи, - говорила контролерша, давясь смехом и уходя вдаль вагона ловить безбилетников.

- Нервы как струна, - повторяла ткачиха, - вою жизнь до пенсии на этом льнокомбинате проработала. Никто нормальный меня теперь не возьмет, а какого-нибудь пьяного вечно черта мне не нужно, тем более что среди мужиков сейчас блядей. ты меня извини, детка, больше, чем среди баб.

- Вы меня извините, - обратилась вдруг к ткачихе женщина в грязном байковом халате и резиновых сапогах, - вы только что говорили, как нужно крыс травить, повторите, пожалуйста, рецепт, будьте так добры.
Оба они, студент и его пожилая собеседница, удивились, конечно, потому что ни о каких крысах у них речь не шла ни в коем случае. Лишь об умершем около года назад супруге ткачихеном и всяких перипетиях ее непростой жизни.

- Вот теперь дача эта, куда я сейчас еду, детка. Я ее не хотела. Муж настоял. Говорит: будешь меня хоть вспоминать. А легко мне одной теперь на ней пахать. Вспоминаю, конечно, делать нечего.

- Вот видите, - сказал молодой человек задумчиво.
- Правда, картошки хватает на участке, покупать не приходится. Наоборот, продала на триста рублей где-то.

- Насчет картошки, - обернулся к ним мужчина в штопанных полосатых штанах, разных туфлях, - был недавно случай. Мой сосед поехал на свою дачу копать картошку. Приезжает, а там двое уже во всю роют. Он подходит, говорит: ребята, что вы тут делаете? А они ему: не теряйся, мол, батя, становись рядом. Он видит: они здоровые оба как быки, драться с ними бесполезно. Стал, что ж делать. Капают втроем. Парни себе покрупней, хозяину помельче достается. Накопали себе ребята, сколько им надо, сели в Жигули и уехали. А соседу моему так, ерунда осталась. Мелочь. Вот что нынче делается.
* * *

Дня через два ткачиха встречала студента на перроне станции. Пригласила, застенчиво улыбаясь, зайти к ней. Мол, хочет показать хромовые сапоги, что остались от мужа. Они стояли теперь 200 рублей на базаре. У нее приличная двухкомнатная квартира. Хорошая мебель, всякие шифоньеры. Один шкафчик красиво вделан в стенку — это муж покойник, он любил мастерить, золотые руки. Вот и он сам, Коля - большая цветная фотография в милицейской форме на телевизоре.

Студент сидел на диване, не снимая кроссовок, поставив их прямо на дорогой ковер. Она волновалась: ведь он мог подошвы загрязнить о рельсы, а там мазут этот, потом не ототрешь ничем. Пригласила его на кухню. Он все спрашивал: где ж сапоги то? Сделала яичницу с салом. Он отказался, говорил, что сыт, не любит жирного. Потом все-таки съел все, исключая сала.

-  А Коля сало любил очень, - задумчиво произнесла ткачиха и начала рассказывать:- Однажды шли с ним от дочки после ее свадьбы. Мою дочь, кстати, Сказка кличут. И вот возле самого дома, он, муж мой то есть, раз меня в подыхало. Их там, в милиции, детка, учат, как бить, что б следов не было. Сапогом врезал, а после и кулаком, но не в рожу, а по голове сверху /после три дня болела, гудела вся. Тут я озверела просто, схватила его за галстук и стала давить. Задушить могла запросто, если б не сосед, такой кучерявый, весь черный, пьянь последняя и ворюга, не видно его что-то, верно, опять посадили. Он еле-еле оттащил меня, а то б задавила точно, как пить дать.

- А вы его любили?- спросил студент, потягивая горячий кофе.
- Еще как, детка. Не поверишь. Я после его смерти чуть с ума не сошла. Похудела сильно, еще сейчас не пришла в норму. До сих пор вон грудь дряблая, ты заметил?

Он протянул руку и дотронулся до вожделенной сиськи под халатом.

Потом они сидели на диване перед телевизором, смотрели какой-то итальянский фильм. Он не въезжал в сюжет. Мужчина целовал женщину, уткнувшись ей лицом между ног. Чувиха явно балдела, ахала, закатывала глазки.
- Почему нам в свое время такого не показывали?" - спросила ткачиха чисто риторически, от делать нечего.  - Кстати, через неделю у Коли день рождения, пойду на кладбище, некоторые говорят, что не надо ходить, не положено, но я навещу все равно. А во сне он мне не снится. Я в церковь сходила и землю с его могилки осветила. Так нужно, детка, что б мертвец не беспокоил. Хочешь водки, а? давай налью что ли.

Она притащила бутылку, налила по стопке. Выпили.

- Где ж сапоги - то обещанные?-  спросил он.
- Погоди. Я после Колиной смерти пить было начала. Хотела водкой отравиться и умереть. Соседка ко мне стала ходить, алкоголичка. Но раз прогнала ее, и пить бросила. А то у меня в ванной и петля была приготовлена.

Он обнял ее за шею, пощекотал за ухом.

- Между прочим, - сказала она, - в окно все видно, что мы с тобой здесь делаем. Я тут, расскажу тебе, от нечего делать, одной то вечерами скучно, за одним мужиком наблюдаю. Он на кухне у себя голый ходит, а в комнате у него черные шторы, ничего не видно, не знаю даже, есть ли у него баба или нет. Хочешь, покажу тебе альбом с фотографиями?

Сна принесла альбом с плюшевыми крышками темно-бордового цвета.

- Это на кладбище. Вот он Коля в гробу, на первом плане та рядом, смотри, одни алкоголики стоят, видишь какие рожи, как специально подобрались, бичи просто. Меня здесь, слава богу, нету. Я валялась где-то. Откачивали. Плохие фотографии, да? Его дружки снимали, милиционеры. Пьяницы. Вот он перед строем стоит, Коля. Видишь, какой высокий, здоровый. А это моя дочка, Сказка. Ей четырнадцать лет здесь. В пионерлагере с подружкой загорают в одних купальниках.

Он смотрел на эту Сказку. Большая грудь, крутые бедра, симпатичная мордашка. Думал напряженно: "где ж эти сапоги чертовы, почему не несет она?»

- Сними ты кроссовки,- сказала ткачиха неожиданно.
- А где сапоги, вы ж обещали показать?"
- Потом. Куда они денутся?

Пока он развязывал шнурки, она достала из дивана подушку и простыни. Сказала хрипло: - Снимай штаны тоже.
Он скинул джинсы, прилег с ней рядом. Она вытерла с губ жирную помаду. Студент поцеловал ее, потом еще раз по ее просьбе. Помял с удовольствием эти огромные сиськи, которые так понравились ему еще в электричке.

- Давай согрешим, детка, а?- попросила ткачиха.
- Нет, - отрезал он, - показывайте сапоги, я из-за них пришел.
- Согрешим, а? Ну, пожалуйста. Я чистая, не подумай. СПИДа нету. Как Коля умер, я ни с кем, честное слово. Ни разу. У тебя же было ко мне желание, я чувствовала.

- Где сапоги то?- он крикнул. Натянул быстро джинсы и уставился на экран, где итальянец целовал итальянку. Завязал кроссовки и выскочил из ткачихеной квартиры.
* * *

Он уже неделю жил на кладбище, после того как поругался с женой. Она там бляданула где-то, с кем-то. Он расстроился. Психанул. Ушел из дома, некоторое время занимался онанизмом среди могилок. Однажды почувствовал сильнейшее возбуждение при виде фотографии женщины на памятнике. Разрыл могилу руками, вскрыл гроб и оттрахал молодую еще в принципе бабенку, не выходя из ямки.

Студент весь истрепался, изорвался. Модный недавно еще прикид - черные таиландские джинсы и желтый турецкий свитер - стали грязные, рваные, все в сырой земле и глине. Рожа не бритая, пожелтевшая. Хотелось жрать постоянно и ебаться. Каждую ночь почти он разрывал себе могилку.

А однажды, ближе к вечеру, таясь в кустах, увидел ткачиху, свою знакомую. Она сидела возле красивого надгробья из черного мрамора, над которым памятник со звездой. Перед ней стояла бутылка водки, лежала всякая закусь. Сало, яички, пирожки, колбаска. Он неслышно подкрался поближе и как вампир набросился на женщину. Бешено сорвал с нее куртку, кофту, лифчик... Бросил ее на черное надгробье. Содрал с нее черное трико. Навалился всем дрожащим телом, вставил ей. Она вскрикнула, но негромко. Студент заебал по ее смуглой роже, расквасил сразу же нос. Кровь хлынула на могилу. Опрокинулась банка с цветами, помялись венки. Он передохнул малость, выпил водки, заторнул пирожком и салом. Разбил бутылку о памятник и тем, что осталось в руках, перерезал ткачихе горло.