Who Янсон: Я вот хачу напесать пра шахтйора. Па имени сигизмунд маисеич малафьянеко. как иму атбойный малаток упал на ногу и он страдал. и эмигриравал. громка стеная.
а умир он от компрессионной болезни на красном море, спасал дильфинёнко. к тому жи он исчо захлебнулси рвотныме массами. Проклятыи спецслушшбы!
Требуеццо ридактар(ша).


Сигизмунд Моисеевич Малафьяненко был подземным шохтёром.
Соблюдая заповеди стахановцев, он целые дни проводил в своей любимой шахте и так увлекался долблением забоя, что оправлялся прямо не сходя со своего рабочего места.
Сигизмунд иногда забывал даже жрать, и с голодухи перманентно глючил, пугая других шохтёров криками о том, что уже почти превратился в крота, и вот-вот прокопает туннель к своему любимому дядюшке Изекиилу в Израиль.

В эти нелёхкие моменты его жизни, в шахту спускалась доктора и Малафьяненко ширяли прямо сквозь обосранные портки (чтобы не мешать рабочему процессу) глюкозой и прочими полезными витаминами. От этого он становился очень сильным, тихим, бдительным, начинал видеть подземных гномиков и громко пердел, создавая в забое неблагоприятную газовую обстановку.
Поэтому в шахте, где работал Сигизмунд, запрещалось пользовацца спичками и пугать героя посторонними звуками.

Как и всяких настоящий шохтёр, Малафьяненко обожал кротов.
Нет, канешна, собак, кошек и йожыгов он любил тоже, но кротов – особенно. Причиной его большой любви к этим игривым зверькам был случай, произошедший с ним в раннем децтве.
Как-то раз юный Сигизмунд нёс пирожки бабушке, живущей на другом конце леса. То, что лес был круглый – его нимало не ебло. Паэтаму он ходил по нему кругами до тех пор, пока не наталкивался на свою бабушку.
Вот и сегодня он, как обычно, третьи сутки шароёбился среди деревьев. Запас пирожков уже подходил к концу, а лесная живность была опытной и на глаза голодного Сигизмунда на всякий случай не попадалась.

- Вероятно, бабушка подохла. Обычно она всегда попадалась где-то на второй день пути – подумал йуный Малафьяненко и грустно вздохнул. Он любил свою бабушку.
Сигизмунд ещё раз вздохнул и, вытащив хуй, начал вяло анонировать на родные просторы. Настроение было ни к чёрту.
И тут у него под ногами зашевелилась земля. Он опустил свои грустные глаза долу и увидел, что в земле появилась дырка, а из неё, весело хуяря мозолистыми лапками, показался дружелюбный ебач чёрного зверька с ленинским прищуром.

Сигизмунд попытался подстроиться в такт кротовьим усилиям. Его рука заработала существенно веселей, и красный друг Малафьяненко резко воспрял. Настроение стремительно улучшалось.
- Я драчу на крота – осознал Сигизмунд и кончил.
С той поры он очень полюбил кротов и стал специально ходить анонировать на них в лес.
Вскоре, Малафьяненко начал ебать дупла и норы. Удовольствие от этого процесса было несоизмеримо выше, чем от дрочки и Сигизмунд целыми днями зависал на природе. Наступила зима, в лесу похолодало, кроты ушли под землю, а хуй начал примерзать во время процесса к деревьям и сугробам.
- Жестокое время года – подумал Малафьяненко, но сдавацца не стал.

Именно в то время у него и начал воспитываться характер истинного шохтёра.
Любовь к дуплам и норам со временем переродилась в любовь к шахтам и отбойному молотку, но иногда летом Сигизмунд брал отпуск, отращивал пейсы и уезжал на две недели куда-нибудь в лес, на природу, дабы предаться светлым воспоминаниям своего детства.
Поностальгировать на кротов.
Оставшиеся две недели отпуска у него уходило на то, чтобы замазать зелёнкой свой покусанный обрез, и снова войти в рабочий ритм.

Как-то раз в шахте случилось страшное. Молодой и неопытный шахтёр Шалва Георгиевич Бахчапараштапуридзе, не зная особенностей поведения Малафьяненко после инъекции витаминов, неосмотрительно произнёс вслух свою фамилию, чем дико напугал Сигизмунда.
- Гойские происки! – закричал Сигизмунд. – КГБ не спит! Шлимазлы! Меня голыми руками не возьмёшь! – после чего встал в третью боевую позу Камасутры «огненный нефрит касается пяток партнёра, заложенных за уши при помощи правой руки», и выронил отбойный молоток.
Тот упал ему прямо на ноги, и оставил героя труда инвалидом на всю жизнь.

Это трагическое происшествие случилось в первые годы перестройки, когда только-только рухнул железный занавес и первые потоки иудеев ломанулись из Союза на историческую Родину.
К величайшему изумлению Сигизмунда Моисеевича вспомнил в то время о нем столь почитаемые им дядюшка Изекиил. Не став терять понапрасну времени безногий ударник-шахтер моментально мигрировал на землю обетованную, где его тут же пристроили в реабилитационный санаторий для жертв советского режима.

Там то и произошло у Малафьяненко знакомство, координально изменившее всю его дальнейшую жизнь. Когда наш герой лежал на санаторной койке, убитый печалью, что никогда теперь не сможет зарыцца в глубину земли, к нему вдруг подошол древний, вполне ортодоксального вида жидок.

- Шалом, уважаемый. - негромко приветствовал он.
- Шалом. – сухо ответил Сигизмунд Моисеевич.
- Г’азг’ешите пг’етставицца. Абг’ам Маг’кович Войтман, г’авин Евг’ейского АО. Вот гляжу я на ваше бедственное положение, молодой человек, и никак не могу понять, чему вы так сильно печалитесть?
- Но ведь я же безногий, не на инвалидной коляске же мне теперь в забой спускацца… - проскулил бывший шахтер чуть ни плача.
- Успокойтесь, пг’ашу вас, успокойтесь. Не все еще потег’яно. Специально для вас я выписал из Тельавивской библиотеки вот эту книжецу. Человек-амфибия. Здесь г’асказываецца о мужественном латиноамег’иканском евг’ее Ихтиандг’е, котог’ый не поког’ился пог’азившему его недугу, а заместо больных легких пег’есодил себе г’ыбьи жабг’ы, выбг’ался из душных застенков их латинского КГБ и уплыл к своей давней мечте – в г’адной благословенный Изг’аиль.
- Так то же у него легкие больные были, а у меня ног нету. – начал немного воодушевляясь Сигизмунд Моисеевич.
- А мы пг’ишьем вам вместо ног ласты! Вы сможете! Ведь вы же наш изг’аильский человек! И вы станете пг’еносить пользу Г’одине, обезвг’еживая в Кг’асном мог’е глубинные бомбы, оставшиеся еще после войны с Египтом.

Сигизмунд Моисеевич Малафьяненко воодушевился окончательно. Скоро ему уже действительно пришили вместо ног ласты и он начал усиленные тренировки.
Через некоторое время он уже был зачислен в команду военных ныряльщиков, где порой ему даже разрешали бурить прибрежный шельф. И наш герой был счастлив. На смену глубине подземной пришла глубина подводная.
Но за сбывшуюся мечту всегда приходится платить, и расплата зачастую бывает необратимой, ужасной, бесчеловечной.

Однажды, на одном из боевых погружений, он увидел, как КГБ-ешная подводная лодка-шпион охотилась на меленького беззащитного дельфиненка, щедро херача по нему гарпунами из торпедных аппаратов.
«Хуй вам мой обрезанный на все ваше гэбэшное рыло, а не дельфиненка!» - пробулькал Сигизмунд Моисеевич и ринулся в атаку на врага с глубинным отбойным молотком наперевес. Сыкливые КГБ-ешники тут же забыли про дельфиненка и обратились в бегство, держа курс в самую глубокую глубина. В этом то и заключалась вся их подлая хитрость.

Отважный еврей-дайвер продолжал преследование сколько мог, но еще не достигнув глубины полкилометра его начало дико плющить. С давлением, знаете ли, не поспоришь, даже если ты патриот родной земли, с крепким телом, крепким духом, крепкими ластами и крепким отбойным молотком.

Израильский катер разведчик нашел бесчувственное тело Сигизмунда Моисеевича Малафьяненко, плавающее в огромном пятне блевотины, широко разтекшимся по поверхности священного моря.
Герой умер, но память о нем останется в веках! Память о шахтере-ударнике со сложной судьбой, воплотившего свою мечту о глубине, пойдя служить в израильские подводные войска.
Именно ему мы и посвящаем эту Повесть о настоящем еврейском человеке.