- Слышь, Серёга. Если пилить его нельзя, то что ещё можно с ним сделать? Ну-ка подумай… - сказал Володя.
- Хуй знает… Кислотой, наверно, стравить.
- Э, нет. Химия отменяется. Если ему на хуй попадёт – мало не покажется. Лучше уж сразу взрезать. Ещё какие мысли? Ну вот, скажи мне – что можно сделать с калёной сталью?
- Да хуй знает. Я радист, а не сталевар.
- Узкий специалист флюсу подобен. Знаешь кто это сказал? Великий русский писатель Козьма Прутков. Запомни. А теперь слушай сюда. То, что нельзя распилить или вытравить, можно разбить. Такая мысль в голову не приходила?
- Вов, это фантастика. Чем и с какой силой надо уебать по подшипнику, чтобы он разлетелся на куски? Не молотком же?
- А вот это пусть пока тебя не волнует. Приходи послезавтра. Увидишь. Всё будет заебись.
Я потопал домой в крайне заинтригованном состоянии. Володя явно знал, о чём говорил и уже выработал определенный план действий.

Следующий день прошел, как будто я сидел задницей на горячих углях. Любопытство жгло изнутри и не давало покоя. В итоге, не выдержав, я позвонил одному знакомому по институту челу с металлургического и задал вопрос “чем таким можно разбить автомобильный подшипник, чтобы он раскололся на куски”?
На что получил простой и банальный ответ: “раздавить гидравлическим прессом или стукнуть промышленным молотом”.

Этот ответ меня слабо удовлетворил. В моём понимании, если давить прессом – так раздавишь всё к чертям. Если бить молотом – так это те же яйца, только видом в профиль.
На следующий день мне позвонил Володя.
- Приходи в гости. Жив твой одноклассник и, так сказать, физически здоров. Только транквилизатором его пришлось обжахать, а то его тут чуть в дурку не забрали. Бугага! Подробности при встрече. И ещё – мне тут за блатную палату твоему дружбану начальство ввалило пиздюлей, так что с тебя причитается.
- Не вопрос. Сейчас подъеду.
Захватив с собой денег, баттл водки и нехитрую закусь, я едва ли не бегом ломанулся в больницу.

Отдельно взятые камрады уже явно подзаебались читать сиё многобуквенное повествование и имеют полное право сказать: “Слышь, Палыч. Уже подзаебал со своими интригами. Давай, колись, в чём тут дело!”.
Ну что же. Момент истины, как говорится, настал.

Есть в Нижнем Новгороде такой славный завод. Называется он “Красное Сормово”. Известная кораблестроительная верфь царского режима, в которой в 1905м году началась нехилая буча. В более позднее советское время, на нём выпускали дохуя всяких плавающих пепелацев, включая корабли, суда на подводных крыльях, подлодные водки и даже знаменитые военные экранопланы разработки беспесды гениального конструктора товарища Алексеева.
И работал на этом заводе простой русский мужик, слесарь шестого разряда. Назовём его просто: Семёныч.
Семёнычу было примерно под полтинник. Он был известен несколькими вещами. А именно:
тем, что всю жизнь он проработал на этом заводе,
тем, что был ниибацца ударником соцтруда и членом компартии,
тем, что пил по-чёрному,
тем, что из-за этого вылетел из цеховых мастеров и сказал руководству “да ебитесь вы в рот с таким комунизьмом”,
и ещё тем, что на спор аккуратно разбивал куриные яйца (типа как чайной ложечкой) при помощи электрогидравлического молота новейшей конструкции, на котором, собственно, он и работал.

Как оказалось, этой зимой Володя по личной просьбе начальника цеха, принял Семёныча на излечение от махрового запоя, в который тот ушел примерно на неделю и, не пожалев времени, успешно вырвал стахановца из обьятий зелёного змия.
Костяну был оформлен посетительский пропуск на завод, а с Семёнычем была достигнута договорённость о размере денежной компенсации за избавление Костяна от несвойственных человеческому организму артефактов отечественного автопрома.
На завод они пришли под конец смены. Когда Костян увидел агрегат, который должен был избавить его молодой организм от излишней металломании, он сказал: “Нахуй. Лучше кастрация”.
- Гавновапрос. Поехали обратно, а хуй отрежем. Семёныч, извини за беспокойство. Видишь, парень не согласен.
- Нет! Нет! Не надо! Стойте! Я согласен!
- Семёныч, клиент согласен. Приступай.
Как оказалось, Семёныч перед визитом запасся практически аналогичными подшипниками и уже апробировал свой агрегат на них, рассчитав глубину опускания молота и силу удара.
Костину залупу положили на станину сурового агрегата, способного за один удар в тонкий лист раскатать автомобиль “Запорожець”, поставив хуй ребром подшипника вверх.
- Слышь, Костик, а как зовут твоего отца? А то что-то морда у тебя больно знакомая… - спросил Семёныч.
Костян только было собрался ответить, как тут сработал электромолот.
Хрустнул металл, разлетаясь на куски. Семёныч, действительно, был асом высшей квалификации в своём деле…
Бессознательного Костю оставили с полчаса отлежаться прямо в каптёрке при заводском цехе. К счастью, практически, обошлось без травм. Отчасти спас надетый Костяном гандон.
Порезы промыли спиртом, который Володя предусмотрительно захвалил с собой, а затем влили в Костяна два полных стакана водки.  Дальше Володя самостоятельно вытаскивал его сомнабулическое тело через заводскую проходную.
Когда они доехали до больницы, Костян немного отошел от шока и у него начался психоз, который пришлось срочно гасить транквилизаторами.

Иногда я захожу к ним с Натальей в гости. Костик купил двухкомнатную квартиру в одном из районов родного города. У них уже двое детей.
Костян никогда не вспоминает тот случай, а Натаха со времени ихней свадьбы больше мне не даёт. Это, безусловно, грустно.

---
Вашъ Йохан Палыч.