Мне тяжело жить. На душе лежит даже не камень – многотонная скала, обросшая мхом воспоминаний.
Медленно убивает чувство вины за совершенное мною по жизни зло. Ад для меня уже начался.
События и люди, о которых я пишу абсолютно реальные, изменены по понятным причинам только имена. И ник.

Город, в котором я учился, был небольшой, даже правильней сказать – крохотный, тысяч пятьдесят населения всего.  Наверное, каждый знает такие городки – неровные ряды частных домов, в которых местами еще живут от земли, пять десятков блочных хрущевок, парк с поломанными скамейками и неизменным памятником героям, пара заброшенных заводов, да два – три кабака, как центр культурной жизни. Нравы в таких русских селениях царят самые простые, без столичных изысков. Молодежь слушает шансон и дешевую попсу, копается с мотоциклами, доставшимися в наследство от старших брательников, учится в одном из двух ПТУ, порет телок и дерется между собой на воскресных дискотеках. А потом пацаны уходят в армию или на зону и возвращаются совсем другими людьми.  Как я, житель областного города попал в это захолустье? Сейчас сложно сказать. Наверное, свободы захотелось. Как бы то ни было, но я, наверное, единственный за всю историю  миллионного города N отправился учиться в  ПТУ городка, названия, которого даже нет на карте.

Так сложилось, что я сразу влился в одну из местных гоп - компаний.  Мы сутками напролет пили дешевую водку, курили траву и поебывали непритязательных поблядушек - птушниц. Еще одним развлечением было рубить капусту с лохов.  В роли лохов выступали неместные учащиеся, компактно проживающие на съемных квартирах неподалеку от путяги. Должны нам были все. В день стипухи мы ходили по дворам и снимали бабло. Разводка была простая как мир – плата за свет. За белый свет. Один раз отдавший деньги отдавал потом всегда.

Танька училась на втором курсе, на бухгалтера. Стройные ножки,  небольшие аккуратные грудки, смазливое личико. Блядь, а какая попка! Короче шикарная телка, на которую дрочили все пацаны бурсы. Она была приезжая, деревенская девочка-целочка. Я подкатывал к ней как-то, цветочки как мудак купил, бутылку взял, но был категорично послан на хуй и оставил попытки до лучших времен. Кругом было огромное количество более легкодоступных пёзд и заморачиваться на принцессу не хотелось.

И был у Таньки младший брат, учившийся на первом курсе. Насколько сестра была красива, настолько брат был убог. Вечно грязный, слюнявый, не умеющий сказать слова в свою защиту почти двух метровый тощий жердяй сразу стал обьектом наших унижений. Не пиздошил его только ленивый. И вполне естественно, что этот мудило попал на неподъемную капусту к моему кенту Русику. Что там было, сейчас сложно вспомнить. Вроде с кулаками это чмо на Русика кинулось. Бровь рассек кенту.  Короче, косяков напорол не по детски и плотно сел на счетчик.

Разбивали физически и грузили морально чертилу каждый день. С неделю гандона прессовали.  А потом в училище, на перемене, я подошел к Таньке и прямо сказал, что если отдастся, я поговорю с людьми -  и долг брата простят. Она промолчала тогда, только глянула с такой ненавистью, что аж не по себе стало.
Сказал, что если что надумает, пусть приходит ко мне на хату вечером, там и поговорим. Я тогда снимал частичку частного дома с отдельным входом.

Мы втроем сидели на кухне за столом и пили водку. Под потолком переливались в лучах лампочки клубы сигаретного дыма, негромко напевал из динамиков старой «Соньки» Ваня Кучин.
-Танька пришла, щас ебсти ее будем – ляпнул Сашка,  мы переглянулись и заржали.
Я открыл, и пропустил девчонку в комнату.
- Садись, солнышко, водочки с нами выпей! – Русик был сама любезность.
Танька затравлено посмотрела на компанию, и села за стол, положив руки на колени. Ей налили рюмку водки, она ни на кого не глядя, морщась, выпила. Пальцы у неё дрожали. Немного посидели молча.
- Короче, слушай сюда родная – прервал затянувшееся молчание Русик – ты знаешь, зачем ты пришла сюда. Мы с пацанами перетерли и решили, что косорез твоему братишке забыть можно. Но для этого тебе придется доставить удовольствие нам всем. Сцать не надо, мы не звери, мучить не будем, все красиво будет.  Я тебя не тороплю, подумай.
- Я согласна, - выдавила из себя девчонка и стала расстегивать джинсики.
-Да, не спеши, не  здесь – Русик обнял её за плечи и повел в спальню.
Через  время он вышел потный и, ухмыляясь, сказал – «Следующий!»
Сашка пошел. Я накатил водки и пошел следом.
Танька, раскинув руки, голая лежала на койке, сверху уже возился довольный Сашка. Я никогда не забуду ее лицо…Она безучастно смотрела потолок, а из глаз текли слезы, смывая неровно наложенную тушь.  Стало жалко её,  и в тоже время, какое то брезгливое чувство появилось. Сашка бурно кончил ей на грудь и, вытерев член  об простынку, похлопал Таньку по ляжке и, одев трусы, босиком пошлепал на кухню. Оттуда донесся дружный гогот.
Я сел на кровать рядом с ней, и закурил сигарету. Я понимал, что ей больно, но мне, почему-то захотелось сделать  еще больнее.
- Ну, что дура, понравилось? – я выпустил дым ей в зареванное лицо. – Сразу было видно, что блядина ты. А мне тогда, когда я с душой подошел, по хорошему, не дала сука. Типа, западло тебе было овца? Западло, да?  
Танька,  зарыдала и, поджав ноги к груди, отвернулась к стене. Я рывком повернул ее лицом к себе.
-В глаза смотри сука! Наеблась тварь?!! Тебе же этого хотелось?
В комнату зашел Русик с вставшим хуем наготове.
-О, бля, братан, ты хуле тут воспитательные беседы проводишь? – заржал он. – Танюшка, а ты, почему плачешь котик? – а ну-ка дай я тебя утешу…Он подмигнул мне,  взгромоздился на Таньку и начал ее трахать.
В тот вечер я нажрался в хлам.
А на следующий день Танька порезала себе вены.  Повезло дуре, откачали. Приехали ее родители и забрали Таньку с братом домой. Больше я их никогда не видел.
Прости меня, Таня.
Прости меня, любимая девочка.