Дед заболел на следующий день после пятимесячного дня рождения Ильи. Еще вчера вечером он шумно и радостно возился с правнуком, расцеловывал его беззубым ртом в румяные щечки, с кряхтением пил холодную водку и помогал Семену затаскивать тяжелый куль с картошкой на пятый этаж. Утром следующего дня Дед не вышел на кухню на завтрак, сославшись на ломоту в спине, весь день бездумно смотрел телевизор, а к вечеру окончательно слег, не в силах даже поднести ко рту ложку куриного бульона, сваренного заботливой женой внука.

Деда в семье любили и берегли. Всю ночь Семен просидел у кровати родственника, почесывая его перхотную с залысинами голову (этот процесс действовал на деда, как обезболивающее) и говорил со стариком о прожитой жизни. Дед вяло с трудом бросал словами, вспоминая войну, коллективизацию и оттепель. Часа в четыре обоих сморил сон, и Семен вырубился в кресле, не выпуская из руки морщинистой, подрагивающей дедовой ладони.  Под утро Семена сменила жена, с ложечки покормила деда куриным бульоном и помогла оправиться. Вызвала врача.

Пожилой доктор, ощупав и просмотрев Деда со всех сторон, покачал головой и непонятным врачебным почерком исписал целый лист названиями дорогих медикаментов. Семен взял на работе три тысячи под зарплату, и весь вечер обзванивал аптеки в поисках нужных лекарств. Жена Семена наловчилась делать уколы. Перед сном деду всыпали в рот горсть таблеток и искололи весь зад острыми иглами одноразовых шприцов. Лучше ему не стало. Семен опять дежурил всю ночь у кровати старика. За стеной до утра ревниво орал младенец Илья, не понимая, почему в последнее время ему уделяют намного меньше внимания. Семен спал в кресле и не слышал Илью. Ему снились огромные руки деда, подбрасывающие Семена, как ребенка над головой, добрый суховатый голос старика, его влажные глаза и орденские планки на изношенном шерстяном пиджаке. Во сне Семен плакал.

Через две недели дед перестал разговаривать. В общем, он и до этого был не шибко болтлив, но сейчас не мог выдавить из себя ни слова. В доме же все шло, как обычно. Степан уже перетащил в комнату Деда свою кровать и по ночам, когда старик начинал кричать от боли гладил его по ссохшимся рукам, чесал немытую с начала болезни голову и рассказывал последние новости. Как правило, после получаса таких разговоров и укола обезболивающего Дед засыпал, а Степан спокойно переваливался на свою кушетку, чтоб забыться до перезвона будильника. Жена в комнату старика заходила все реже – ребенок, развивавшийся чересчур быстро, не давал отвлечься на старого и немощного, но все же постороннего для молодой женщины человека.

Спустя месяц с начала болезни Деда закупленные лекарства закончились, а улучшенья в здоровье старика, так и не наступили. Семен на зарплату купил сыну Илье маленькую дубленочку, отдал долги и нажрался с друзьями в дешевом баре. Пересчитывая оставшуюся мелочь, с утра он зашел в аптеку и на все набрал стандартов сорок анальгина и аспирина - на прописанные врачом медикаменты уже не хватало, а анальгин, хоть понемногу, но боль все-таки снимает.
Тем вечером, дома Семену было не по себе – ребенок орал, вычесывая обмусоленной пятерней ползущие из десен зубы, Дед безнадежно стонал в своей комнате, жена ворчала сквозь зубы «за зарплату». Близости у него и жены не было с того дня, как дед слег. После ужина Семен заперся в ванной, достал из-за подгнивших труб видавший виды порножурнал и минут двадцать остервенело дрочил.

- Сем, может седня к деду спать не пойдешь? – осторожно спросила жена – супчик я ему сварила, покорми, да возвращайся. Я по тебе соскучилась.
Ночью, изголодавшийся по бабе Семен был не на высоте, и кончил в считанные минуты:
- Завтра сил накоплю, и все будет ОК – успокоил расстроенную жену Семен. Дед пару ночей и без меня перебьется…
Жена молча встала с кровати и ушла кормить ребенка. В первый раз после болезни Деда Семен спал хорошо и спокойно. Снились ему голые женщины.

В следующие две недели у Семена все наладилось. На работе выдали невесть откуда появившуюся премию за прошлый год. Дома, жена, измученная еженощной ездой с препятствиями извивалась нежно и ласково, как загулявшая кошка. У ребенка, наконец, вылезли первые зубы, и он каждый вечер весело щебетал, делал попытки ползать по полу и даже научился сидеть. В общем, все налаживалось. Жизнь вновь обретала смысл. И смысл этот был в Илье.

Прошла еще неделя. И еще неделя. И еще неделя… Все оставалось по прежнему…

В этот вечер Семен пришел с работы, уставший, как собака. Сидя за ужином, он клевал вилкой остывшие макаронины, засыпал на ходу, и никак не мог вспомнить что-то важное, о чем собирался позаботиться еще с утра. Рядом на стульчике корчил забавные рожи Илья. В голову лезли рабочие темы, последний фильм Тарантино, Новый год с планом закупок на ближайшем рынке, зимние покрышки, картошка в подвале, последняя пьянка с институтскими друзьями. Все не то, все это было передумано на десять рядов, но ни одной зацепки на ту тему, которая неожиданно всплыла в голове с утра не было…
- Ирка, слушай – вот я что-то важное для семьи вспомнить хочу, но не могу. Но точно знаю, что важное – обратился Семен за помощью к жене – может ты поможешь?
- Хм… Илью, вот в поликлинику сносить надо.
- Да, нет, об этом помню.
- Брюки тебе новые к Новому году? За квартиру заплатить?
- Не то.
- Может запах в квартире? Кошка вроде в миску гадит, а дерьмом все равно пахнет…
- Запах…. Откуда же это запах? – Семен на минуту задумался, перебирая варианты – Господи! Дед!!!

Моментальная догадка сорвала Семена со стула. Прыжком он вылетел из кухни и с силой распахнул дверь в комнату Деда. По квартире разлетелся удушливое и отвратительное амбре человеческих миазмов. В комнату Деда никто не заходил уже больше месяца…

Старик лежал лицом вниз на продавленной кушетке. В лужу под кроватью, с матраца медленно капала бурая жижа. Рядом на стуле стояла миска с подернутой плесенью вареной картошкой. По комнате летали ворохи мушек-дрозофил. Пахло человеческой старостью, гнилью и дерьмом. Стараясь не прикасаться к деду, одной рукой зажимая нос Семен стянул с Деда пропитанное гнилью и поэтому потяжелевшее одеяло. Влажное, морщинистое, иссохшее, как скилет тело старика, похожее на один сплошной черно-синий пролежень не шелохнулось. Семена вырвало. Вытирая кислую блевотину рукавом и сдерживая нахлынувшие в горле спазмы Семен положил левую руку Деду на шею. Тонкой, едва слышной струйкой под кожей старика тек пульс.
«Живой» - отлегло на секунду у Семена.  

- Блядь! Какие мы суки! Что делать!? Что делать!? Бля… - выл Семен размазывая слезы отчаяния по щекам – как мы так могли!? Мы не люди. КАК МЫ МОГЛИ ЗАБЫТЬ!?
Отчаяние боролось с успокоительной, мерзкой мыслью, объяснявшей ПОЧЕМУ, они об этом забыли. Забыли, как забывают достать газету из почтового ящика, как забывают, намаявшись за день делами накормить кошку, как забывают позвонить матери на День рождения, как забывают все те посторонние, второстепенные, мелкие дела. Дела, которые можно отложить на завтра.
Жена оторопело смотрела на Семена, механически дергая вверх-вниз ревущего на руках ребенка. В глазах ее читались те же мысли которые сейчас рвали на части Семена.
- Слушай, ну надо же, что-то делать? Давай хоть умоем его. К ТАКОМУ даже «скорую» вызывать неудобно…

После часовых мучений старика удалось запихать в ванну. Дед открыл глаза и смотрел на Семена с женой потусторонним взглядом. Даже боль в нем была не видна. Глаза его казалось, уже остекленели. Пропарив и с брезгливостью протерев пролежни Деда мочалкой, Семен завернул живое тело старика в махровую простыню и отнес его в спальню. Кровать с Дедом решено было подвинуть поближе к батарее – чтоб он хоть не тратил энергию на согревание. Челюсти Деда не раздвигались, и Семену, чтоб всыпать в гниющий рот своего родственника аспирин с анальгином пришлось разжимать беззубые десны столовым ножом. Дед сглотнул таблетки и забился в агонии. На губах появилась пеня, из всех отверстий потекло. Это продолжалось больше часа. Потом дед затих, дыхание его успокоилось, глаза закрылись.
- Заснул – пробормотал Семен - Завтра с работы вызову скорую. Сегодня все равно поздно. Да и на телефоне денег нет. Пошли спать. Может еще оклемается.

Ночью Семен два раза просыпался и заходил к Деду. Старик дышал. К десяти утра тело его задеревенело. Семен с хрустом сложил мертвого старика пополам, и обернул двумя мусорными тридцатилитровыми пакетами. По дороге на работу он аккуратно положил пакеты в мусорный бак:
- Прощай. Дед. Прости.
Дома жена готовила завтрак и собирала сына в поликлинику. Сын у них развивался хорошо, и за его здоровьем надо было следить.

6 декабря 2004 года.
Психопатриев©