В один из опостылевших осенних вечеров я сидел за столиком в токийской забегаловке и небольшими глотками цедил асахи. В помещении тусклый свет, народу почти не было, не считая пары пожилых завсегдатаев, экстравагантных японских джентльменов в шляпах из далёких пятидесятых.

В кабак важно зашла крупная женщина, что не могло не привлечь моего внимания - японки всегда были миниатюрны и незаметны. Я присмотрелся. Надо же! Это была негритянка - среднего возраста, высокая и полная, с гигантской грудью и большим жизнерадостным задом. Он казалось жил своей жизнью, и неохотно, раскачиваясь, следовал за своей хозяйкой. Кожа её была иссиня-чёрного цвета; как мои туфли, невольно пронеслась мысль. У негритянки было усталое лицо, и щеки, в молодости видимо весьма пухлые и аппетитные, уже тронула безжалостная к возрасту сила притяжения. Аляповатые яркие бусы, лежащие на горизонтальной плоскости груди, указывали на ее африканское подданство. Мали? Танзания? Определённо континентальная Африка, слишком чёрная кожа, выдающиеся надбровные дуги и широкие губы. Тем контрастнее и выразительнее  были ее большие глаза, глаза полные напряжения, усталости и печали. Она быстро осмотрела заведение и присела за столик в углу. Табурет под ней казался маленьким и хлипким. Женщина сидела ко мне спиной, и я отчетливо наблюдал ее кустодиевскую фигуру. На негритянке были коричневые лосины, туго перетягивающие ее крутые бока, резко отделяющие их от пышных чуть сползающих с табурета ягодиц. На талии  лосины сильно спустились, были видны широкие белые трусы. Женщина  ерзала на табурете, не находя удобной позы, и тем больше сползали и лосины, и трусы, бесстыдно открывая моему взору полоску меж полушарий её чёрного африканского зада. Было в этом что-то животное. Мне хотелось думать, что она позирует именно для меня. Эта мысль завораживала, и я не отгонял её, напротив, прокручивал и нагнетал, развивая самые непристойные варианты. И вдруг женщина повернулась на табурете и совершенно беспардонно на меня уставилась. Я отвёл глаза и даже чуть повёл головой, но боковым зрением продолжал наблюдать за нубийской королевой.

- Азиана Грин, - вдруг отчетливо проговорила женщина.
- Это Ваше имя?
Негритянка отрицательно качнула головой.
- Не понимаю, - сказал я.
- Это сатива, трава. Три тысячи за косяк. Будешь?
- Почему бы и нет.

Мы стояли на заднем дворике бара и оживлённо болтали о городах Японии, её пикантных и порой диких нравах, вежливых японцах и наглых иммигрантах. Меня уже пробило на базар, и я гнал, путая английские слова. Женщину звали Юлали. О, Боже, какое мелодичное имя! Ю-ла-ли! И да, она и правда была малийкой.
Потом она спросила:
- Ну как?
- Отлично!
- Хочешь меня немного поебать? - (да, да, именно так и сказала.)
- Почему бы и нет, - сказал я. - А сколько стоит?
- Да нисколько. Ты мне нравишься.
- Хорошо.
И мы пошли в гостиницу - самую сраную в районе Роппонги.
- А откуда это название Азиана Грин? - я вдруг вспомнил странное словосочетание.
- Городок в Мали, - быстро ответила Юлали, - точнее деревня-плантация!
Она вдруг остановилась и задвигала мощным задом в такт своему бормотанию:
- Там что ни день справляется праздник. И барабаны стучат непрерывно. А блудницы в цветастых нарядах дарят  утехи и радость!
- Что это? - улыбнулся я.
- Гимн Азианы Грин. Нашего города-мечты. Там никто не работает,  магазинов нет. Мужики культивируют траву, бабы путанят. Раньше туда в поисках дешевых шлюх приезжали работяги из соседних копей. Но их стали грабить и убивать. Проституция сошла на нет, остался экспорт травы. Поэтому я здесь.
- Так ты курьер?
- Скорее всего да…
- Как это?
- Скоро узнаём.

В номере я снял с неё трусы, и меня обдало просто потрясающей вонью.
- Я в душ, - намекнул я. - Ты пойдёшь? Сходи?
- Послушай. Давай к делу? Выебишь меня в жопу?
- Окей.

В процессе Юлали громко выла и тужилась, дважды протяжно пернув. Я смутился, но продолжил ритмичные движения.
- Всё! - вдруг закричала Юлали, - быстро вытаскивай!
- Я ещё не всё…
- Быстрее!!! Вытаскивай!
Я вынул хуй. Следом из ее жопы  выскользнул туго свернутый чёрный пакет цилиндрической  формы размером с гранённый стакан, и сразу за ним второй, третий, четвёртый. Юлали тужилась и продолжала метать пакеты. Каждый высер сопровождался протяжным и громким выдохом со словами o my god и fucking shit. Я в полном ахуе наблюдал за процессом и по итогам насчитал пятнадцать пакетов.
Курчавые волосы Юлали были совсем мокрыми, по лицу стекали крупные капли едкого негритянского пота. Она лежала на боку, и розово-чёрное очко её зияло как клоака мечущей яйца ехидны.
- Поможешь промыть пакеты? - спросила Юлали. - Я совсем без сил.
- Да без проблем.
Собрав говнопакеты в кучу, я отнёс их в  рукомойник и включил воду.
- А сколько тут?
- Два килограмма. Отменной прессованной дури. Будто блять арбуз высираешь, - она сокрушенно покачала головой.
- И часто возишь?
- Второй раз. Первый пришлось совсем туго. Откровенно говоря, ты помог. Простым слабительным проблема не решается. Последствия блять перитонита.
Было однако видно, что Юлали осталась довольна. По крайней мере глаза её больше не излучали печали и напряжения. На прощание я по-быстрому дал ей в рот, а она подарила мне свёрток с веществом растительного происхождения буро-зелёного цвета. И свёрток, и его содержимое дурно пахли. Я накурил им повара той самой забегаловки, где узнал об Азиане Грин.

Шут
20.01.2023