Тед - банки с верхнего яруса. Он пробил колеса-депресанты через санчасть и теперь всегда спит. Рассказал доброму доктору, как его мучит закрытое пространство бывшей палаты для беременных зэчек. А доктору только поощрение за такую медпомощь — тюряга госбюджету счет за его колеса выкатит.

Тед спит как убитый, не двигается и даже не дышит, вроде. Хороший банки — не мешает спать. Не трясет шконарь. Он вечно лежит на спине, скорбный и восковой. На плече корявый портак — человек сношающийся с крестом.

- Это чо он ебет-то у тебя, беспутник эдакой? Крест?

- Не. Не крест. Это он слово «it» ебет

- И чо? Не понял я...

- Чо? Не понял что-ли? Фак ит. Fuck it — типа «все похуй»

- Это ты хорошо. Правильно. Фак ит.

Я бужу Теда пожрать и в церковь — раз в неделю. Он очень благодарен. Я хороший банки.

Тед спит в Кенди за незаконное хранение оружия.

«Самые лучшие пистолеты — мальцы, 22 калибр. В башку целишь, а пуля не идет на вылет — силушки ей не хватает. Все чистенько так, Ни крови, ни мозгов — все в футляре, залюбуешься. Весь Моссад ходит с двадцать вторым калибром, чтоб ты знал.

Обычно Тед ест вяло и без аппетита — сказываются транки. Они на столько вошли в его сущность, что он даже с пуэрториканцами о них только и шуршит. Увидит бывалоча пуэрторикана и спрашивает: «Транкило?» - типа «Все путем, тишина?», а те ему «Да, транкило, транкило, не сы».

Начали мы с Тедом — не очень. Я только-только въехал в Кэнди, и еще не знал никого толком. Тут всем полагается пластиковый ящик от стеклотары — который ставят под шконарь и хранят там все свое незапальное — положенное шерифом имущество. Ящиков ровно столько сколько пассажиров на пароходе Кэндиленд лайнз. Но один ящик превратили в урну в умывальнике — чтоб новичку было веселее. Теперь каждый свеженькой ждал пока кто-нибудь не соскочит и шустро мчался забирать его ящик.

Я переночевал в отстойнике для буйных пока оформлялась моя путевка в Кэнди, а с утренней пересменкой в пять тридцать утра бодро поднялся на борт.

Вещей было-то всего маленькая тюремная зубная паста — Мейд ин Индиа, щетка размером с большой палец ноги — чтоб не зарезал ей охрану, и вшивая брошюрка внутреннего распорядка, на которой я еще напишу свою бессмертную Войну и Мир. Тед приоткрыл глаза и сказал: «Можешь пока весь свой гарбидж в мой ящик кинуть».

А в обед он забыл совсем об этом волеизъявлении и уже шипел на весь барак: «от сука, не успеют заехать уже чужие ящики хватают, крысы вонючие». Мне и без его гостеприимства было крайне тошно и я, помнится проклял тогда Теда сквозь зубы и по-русски.

Проклятие сработало. Через три часа был плановый шмон в Кэнди — мой первый плановый еженедельный полицейский беспредел, когда я с грустью подумал: «бля, опять ведь сижу, опять сижу, вот сука».

Менты обряженные как оранжевый астронавт и сенатор Охайо Джон Гленн перевернули все вверх дном и забрали бананы, пончики, яблоки сохраненные некоторыми голодающими (не положено, тараканов разведете, джентльмены) и, конечно, пустые пакеты несчастных бэгготов.

Больше других пострадал Тед — у него не было аппетита из-за колес и удалось скопить за неделю: банан, стеклянное безвкусное яблоко и два запаянных в пластик пончика с таким содержанием ГМО, что в богатых районах Калифорнии их сразу бы приравняли к оружию массового поражения.

Потревоженный Тед метался, как чикен, у которого разорили яйцеклад и умолял ментов сжалится, а я искренне радовался первой настоящей тюремной радостью. Обычная история в местах где сильно не дают распустить руки, а справедливость вершиться приемом который Бурмистров называет: «Deus ex machina».

Все еще радостно-возбужденный от тарантиновской концовки, я посоветовал Теду сразу менять излишки еды на кофе, а кофе тут же потреблять. «Вы, пендосы, копите будто будете сидеть вечно. Случись война — мы придем и заберем у вас все до последнего пончика. Помяни мое слово»

«Точно» - согласился Тэд и стал моим другом. Иногда он отдавал мне жратву, думая, что я так же страдаю кишкой, как большинство пассажиров в Кенди. А я радовался жесткому распорядку. На воле в США все все время жрут. Это противоестественно. Ни одно животное на воле столько не жрет. Поохотился — нажрался — пару дней переваривает. Я отсидел в молодости шесть с половиной лет и выгляжу моложе некоторых сверстников. Ограниченный жрач и распорядок работают с телом как консервация и бальзамирование.

Однажды Тед вытащил меня в церковь. Я решил развеяться и сменить обстановку, но церковь неожиданно понравилось. В тюрьме легко преодолеть научный атеизм. Особенно когда скоты даже дату суда не говорят, не то что возможный результат. Система напрягает и ты начинаешь молиться и искать ее - Deus ex machina.

Вместо Бога, правда мы увидели живаго Мэттью Маконахей — настоящего, того самого. Снимался какой-то фильм про отца у которого сын умирает в тюрьме от передозы. А сейчас в Ахайо как раз один из эпицентров опиойдной бойни. Весь второй корпус тюрьмы окружили дорогущие голливудские трейлеры, а вокруг них поставил зонтики и вся гигантская съемочная группа пила там коку-колу и жрала сэндвичи, угощая ментов. Менты второго корпуса прям от земли отрывались от гордости за профессию. Редкий сюр — когда идешь в церковь окружной тюрьмы в Кливленде и сталкиваешься по дороге с обливающимся искусственной слезой Мэттью Макконахей.

Через годик выйдет фильма — даже названия не знаю, но как увидите умирающего в кливлендской тюрьме сына Макконахей — знайте, пацан дал дуба практически у меня на руках.

Когда набожный Тед соскочил под админ надзор и уходил с матрасом прочь из Кенди, он срезал недопитую бутылку Маунтин Дю со стола ночного дубака Неффа. Не мог дотерпеть полчаса до воли, проходимец — ведь прямо в вестибюле тюряги караулят автоматы с напитками. У оголодавших по сахарным напиткам зэков выманивают на посошок последние гроши.

Нефф разгневался, разбушевался и оставил весь барак «херовых гангстеров» без телевизора до самого отбоя.

Я вдруг почувствовал тоже самое, что чувствует мой сын, когда в виде наказания я отрубаю у него телек или ютуб. Если выйду отсюда и мне повезет вернутся домой — никогда в жизни так делать больше не стану. И сына буду воспитывать совсем по-другому. Хороший мент — мертвый мент, сынку.

У меня чертовски плохая память на даты. Ни помню ни одного дня рождения или дня смерти. Это выглядит ужасно грубо и некоторые обижаются. «Заведи файсбук и он тебе подскажет, когда поздравлять, ну» А я думаю это дешевый чит — с файсбуком-то. У меня вот умышленно левая дата рождения стоит и так нелепо когда первого января малознакомые люди шлют радостную копипасту. Я думаю большинство файсбучан сразу определяют если их поздравили полуавтоматом - отправив большой палец откровенно трупного, синюшного цвета. По мне уж лучше совсем не поздравлять — люди то знают, что я их и так люблю. Недавно у близкого умер отец и я читал, что люди пишут в поддержку. Процентов девяносто попросили «принять их соболезнования», а некоторые даже «лайк» умудрились тиснуть. Большой Академический словарь насчитывает в русском языке 131 257 слов, дорогие вы мои, и если вы оперируете в основном большим синим пальцем — то и вы примите мои соболезнования.

Я однако превосходно помню день рождения моей жены, 15 февраля. Это потому что сразу после Дня Валентина все цветы продаются в полцены, очень удобно. Однажды даже пошутил с женой по этому поводу, но она, похоже не оценила юмора.

В этом году случилось так, что я увлеченный романом с собственным романом откровенно проебал день рождения супруги. Она-то должна знать, что я ее итак люблю! Лучше на эти деньги купить детям сок, правда?

Жена явилась вечером с огромным дорогим букетом темно-бардовых роз. «Это от Эмбер!» - радостно пояснила она. Эмбер это внучка хозяйки детского сада, где уже лет десять работает моя лучшая половина. Эмбер — крашеная гориллообразная косноязычная лесбиянка. Она уже проявляла знаки внимания пару раз — покупая игрушки моей дочке. Теперь вот решила устроить праздник жене. Я вспомнил, как на заре наших отношений, жена призналась в коротком неоконченном романе со жгучей пуэрториканкой, который у нее был сразу по приезду на землю свободы, еще до нашего знакомства. Я практически оценил возможную опасность от легкого лесбийского флирта и махнул рукой. Даже прикольно — можно будет потом расспросить и написать рассказ. Одно название чего стоит: «Моя жена — лесбиянка!»

Наши отношения слегка охладели после того как Кирка не подписала мне чертову бумажонку, а жена так спокойно на это отреагировала. Еще она стала укладывать дочку в нашу кровать — так легче было ее убаюкать. Ночью дочка пинала меня в бок, как будто ее отец был не я, а Брюс Ли. Я не высыпался и это меня страшно угнетало — когда не выспишься не возможно писать. Еще одну взаимосвязь графомании и физиологии я открыл приблизительно в тот же период: если долго не заниматься сексом, то и писать выходит легче, объемистей и изящней. Я переехал в подвал, где по спартански раскинул матрас и поставил на табуретку ноутбук.

Наступил золотой период творчества. Я ложился спать в десять вечера, а вставал в пять тридцать. Пробежечка, зарядка и кофе. Только кофе обязательно наблюдая восход солнца, а не «недобрые новости с Дмитрием Киселевым». Теперь вы готовы набить тысячу слов часа за полтора. Роман организует и дисциплинирует. Главное не прохлопать момент, когда он станет главнее чем вы сами.