Проходя от Манежной к Садовому вниз,
Я в Макдональдс как прежде зайду на попис.

Не внося своей лепты в объемы продаж,
Поднимусь на второй, на заветный этаж.

В белоснежную плоскость ударит струя -
Мой надежный причал! Узнаешь? Это я.

А бывало – взволнованный, как Пастернак,
Я когда-то сюда добегал кое-как.

Согласится любой, кто с предметом знаком, -
Промедленье губительно в деле таком.

В девяностые, в те непростые года,
Если в центре прижало, то просто беда.

А кругом только серый асфальт и менты.
Хорошо в Петербурге - там много воды.

Как, наивный юнец, я когда-то мечтал
Хоть однажды отлить в Грибоедов канал!

Что за кайф, не ища поукромней места,
Словно чижик, в Фонтанку пописать с моста!

Или выбрав, как Бродский, погост и судьбу,
Со ступенек у Сфинкса мочиться в Неву,

И понять, что субстанция, бывшая мной,
Скоро станет соленой балтийской волной.

Или с этой волною себя сочленив,
Орошать непосредственно Финский залив.

Но далек Петербург, и ему я никто,
И чужды мне поребрик, бадлон и пухто.

Так себя осознав, наконец, москвичом,
Снова шел я Макдональдс, лицо кирпичом.

Мимо юноши в модном цветном козырьке
С элегантной пластмассовой шваброй в руке.

Я косил на счастливца завистливый глаз:
Посмотри, вот у мальчика жизнь удалась.

И пока ты, мудила, по жизни тупишь,
Он прикинут и кушает филе-о-фиш.

(Я был бледный поэт, а не сытый мажор,
И не мог бы сюда, заходить на пожор.)

А потом я услышал из гулких глубин
Небольших, но нам всем очень нужных кабин,

Как его супервайзер, румяный качок,
Нецензурно ругал за немытый толчок.

И я понял: тяжелым трудом паренек,
Заработал свой модный цветной козырек.

Так случается в жизни: зайдешь на попис -
И поймешь, как безжалостен капитализм.

С той поры и по маленькой, и по большой
Я в Макдональдс ходил со смущенной душой.

Незаметно года пролетели, и вот
Я бы мог без проблем заходить в Марриотт.

Мне не скажет охранник: «Ты что за гандон?»
Если я захочу посетить Шератон.

В это трудно поверить, но как-то на спор
Я ходил отливать в Галерею Актер.

А порой, ощущая сугубый кураж,
Замахнуться могу на Петровский Пассаж.

Но со временем истину видишь ясней:
Чтоб стоять, нужно твердно держаться корней.

И, служа чистогану, в упрямой мечте
Я как в юности так же стремлюсь к чистоте.

Счастья я не прошу. Не грущу о былом.
Не хочу в самолет с серебристым крылом.

Ни стихами, ни прозой не пишется мне,
Я пишу - теплым золотом по белизне.

Буквой М, как архангела острым мечом,
Я от тысячи дел и сует отлучен.

Снова в милых стенах отправляя нужду,
Ни к кому на земле не питаю вражду.

Над разбитой любовью, посмейся, паяц!
Горечь сердца поглотит блестящий фаянс.

Благодарной рукой нажимая на слив,
Я сводобен и бодр, просветлен и красив.

Сам себе божество вне религий и сект,
Я дарю человечеству этот завет:

Ни о чем на жалей и ничем не гордись.
А увидишь Макдональдс – зайди. На попис.

                                  ***

P.S.:  Скажет критик, что я, написав про сортир,
Показал, как уродлив мой внутренний мир,

Что мне стыдно должно быть за пошлый стишок,
Что от виршей идет нехороший душок,

Что убогое это творенье пера -
Клевета и поклеп на творенье Петра,

Потому что никто в Петербурге не ссыт
С живописных мостов, опершись о гранит.

Не возьмусь утверждать, что мой критик дебил,
Но глубинного смысла он не уловил.

Он не понял, какой тут поставлен вопрос.
Он пока не созрел. Он еще не дорос.

Но однажды, когда тяжело на душе,
И уже нету разницы М или Ж,

На дороге, которой не видно конца,
Когда очень возможна потеря лица,

В том момент, когда самый вонючий сарай,
Показался б страдальцу воротами в рай,

В миг, когда наступает абзац и капут,
Золотистые арки сквозь мглу прорастут.

И в заветные двери войдя на попис,
Он поймет. И оценит мой неологизм.

                    *****

24 мая 2016 г.