Осень, она, знаете ли, такая осень. Во-первых она красива, во-вторых капризна, в-третьих взбалмошна, в-четвертых непредсказуема, в-пятых психически неуравновешенна. Это, как по мне, и, прошу присутствующих не возражать.
Есть у осени еще одно прекрасное свойство. Она - бессмертна. Умирает и возрождается, появляется и исчезает, начинается и заканчивается. И не упеешь ты с ней попрощаться, как уже скучаешь, и снова ждешь ее следующего сопливого пришествия.
В общем, если вы не заметили, то сообщаю: « Осень попрощалась. Высохла трава. Поэты обрыдались и пришла зима».
И как только она пришла эта самая зима, как мой осенний психоз исчез, как бабка пошептала, и сразу же возникло желание адекватных разумных и целеустремленных действий. Не откладывая на завтра, то, что можно совершить сегодня, я немедленно принялась превращать желаемое в действительное и… отправилась на рыбалку.  Не одна. И не к гротескному городскому пруду. В компании верных и приятных сердцу старых друзей я отправилась к морю.

Маршрут наш начинался в Одессе. Задача была удрать от цивилизации как можно дальше. Конечная цель - выйти на катере в открытое море, и наловить кефали. Через Буджакские степи, опустевшие зимой курортные поселки,  пыльный город Аккерман (он же Белгород-Днестровский). Через безлюдные  деревеньки с «экзотическими» названиями Куротное и Приморское, мы  ехали за 150 км от Одессы,  в крошечный, расположенный между Черным морем и соленым Будакским лиманом, поселок Лебедевка.

Заехав в Белгород-Днестровский, посетили прекрасно сохранившуюся, средневековую крепость Аккерман. Строили эту крепость и золотоордынские ханы, и румынские бояре и турецкие султаны. Ваяли надо признать на совесть. Широченные валы, величественные башни, и расположенные в стенах крепости гаремы, тюрьмы и мечети  не смогли разрушить даже ядра  пушек трех русско-турецких  войн. Общая площадь крепости - около девяти гектар. Есть где побродить и можно  полюбоваться  видами Днестровского лимана.

Пушкин вроде бы тоже прогуливался  по Аккерману. Одна из башен крепости названа в его честь. Представила себе, что Александра Сергеевича, также как и меня, настигла жажда странствий и,  прибыл он в старую крепость, встал на крепостном  валу, пыльник по ветру расправил  и давай вещать:

-  Овидий, я живу близ тихих берегов,
Которым изгнанных отеческих богов
Ты некогда принес и пепел свой оставил.
Твой безотрадный плач места сии прославил

Бывал, говорят, в этих местах  и старый римский развратник Овидий. Кутил в цитадели с  полководцами. Там, по слухам, его и отравили, а, возможно, что и похоронили. Вроде как, в семнадцатом веке обнаружили в крепости холм, а на холме камень с высеченным на нем именем опального римского поэта. 

Ну, да ладно. Не знаю как Пушкин с Овидием, но  я фортификационными сооружениями не очень увлекаюсь. А вот расположенные прямо перед крепостным рвом  развалины древнего античного города Тира, ввергли меня в трепет. Четвертый век до нашей эры. Четвертый! Можно умом тронуться, когда прикасаешься к подобной древности. Римляне четырежды нападали на древнегреческую колонию.- И чего она их так манила? А потом скифы с сарматами неслись набегами на Рим. - Тоже загадка. Не иначе как осеннее обострение.

Простите за лирическое отступление, речь ведь шла не о древности, а о достижении поставленной намедни цели, т.е. о рыбалке.

Обозрев Аккерман, и выпив кофе в  плохо пахнущем кафе, мы устремились к месту, где студеные волны зимнего  моря лижут чахлые травы Буджакских степей.
На берегу удаленного от цивилизации поселка нас встретили: посиневший от ветра и соли  сруб, полыхающая жаром баня, укачанные штормом мостки и развеселая компания пьяных трактористов. В общем, всё как я хотела.
Переживая за жизнь салаг-рыбаков и, соблюдая правила безопасности, катер трактористы,  утопили сразу. Буксирующий его трактор, тоже. Пока в ближайшем селе искали трезвого, способного сесть за руль  колхозника, ветер, к счастью, поменялся, прилив закончился, и катер сам по себе выгреб на «брег песчаный и сырой».
За всей этой щедро политой бессарабским вином суматохой я поняла, что выход в море откладывается. Не навсегда, конечно.  Но, по меньшей мере, до весны. Ранее запланированные разумные и целеустремленные действия оказались под угрозой. Ветер озверело плескал в лицо то пену волн, то однообразный колхозный мат и, видя мое неуемное желание действий, селяне предложили надеть резиновые сапоги и побродить с волочком по лиману. Сапоги эти я видела. Не заметить их было невозможно. Резиновые сапоги-великаны заняли собой пол двора , их непрестанно сторожила ненавидящая всех и меня в частности собака-алабай, по имени  Эльза. Уж, не знаю какому Дядьке- Черномору  принадлежали эти сапожищи , но, напялив их,  я могла бы погрузиться  в воду с головой.
В общем, идея достичь поставленной цели и, пока все бухают утонуть в илистом лимане, мне тоже не понравилась. Я принялась прятаться от вконец озверевшего алабая и шариться по сараям и дощатым пристройкам двора. Как вы понимаете, ищущий приключений их  всегда найдет. Сначала я нашла лопату, ну, а потом и припрятанный за поленницей металлоискатель. Душа моя взвизгнула, и понеслась впереди громыхающей цепью Эльзы и заплетающихся в песке ног прямо  к пьянствующей братии.
Тут надо сказать, что я не всегда была такой деятельной и жаждущей физических упражнений особой. Были времена, когда я тихо пряталась под мягким пледом и, не отягощая жизнь окружающих, смирно читала самые разнообразные книженции. В те спокойные времена я и обогатилась знаниями о племенах и народах населяющих когда-то Причерноморские степи. Пока я бежала до сторожки, я вспомнила и байки Птолемея и археологические отчеты советских изыскателей и золото скифов, и поселения печегов, и древние крепости румын и турков. Влетев в сторожку, я без прелюдий вопросила в румяные лица  аборигенов: « Кто из вас знает, где находятся могилы печенежских мальчиков?» Почему мальчиков? Ну ,читала я что-то о трех найденных в степи черепах маленьких особей мужского пола. Вроде как печенегов.
И, что вы думаете? Трактористы оказались не менее начитанными чем я, и прекрасно знали, где в 70-е годы местный учитель истории нашел древнее поселение печенегов.
На раскопки поехали: мой друг Саша, его жена Света, я, два "тракториста-археолога" и собаки Бим и, слава Богу не Эльза, а щенок по кличке Рокки. Вся эта компания едва втиснулась в маленькую « Ниву» и понеслась по полям, по посадкам, по лиманам и курганам. Стаи непуганых уток взмывали над нашим вездеходом, штурманы наперебой указывали маршрут и, тыкались носами в мой капюшон, утрамбованные в багажник псы.
Вдоволь накувыркавшись по пахоте, лужам и буеракам мы наконец-то прервали наш дикий кочевнический набег. Машина замерла перед невысоким поросшим зеленой травой курганом. У подножия насыпи мирно валялись бутылка из-под водки, сигаретная пачка и упаковка от презервативов. Сука- цивилизация снова меня опередила.
Но… взобравшись на вершину холма, я онемела. От кургана вниз отвесными уступами неслись к соленому озеру Алибей  желтые глинистые кручи. В тихой,  ало-блещущей глади воды тонуло закатное солнце. Серые цыпки облаков покрыли его обветренные  щеки и отразились в Алибее. Стаи уток замерли в камышовых зарослях и боялись крякнуть. Тишина, объявшая нас, была немыслимой. Ни звука трактора, ни шума автомобиля, ни скрипа калитки. Умолкли  даже сопровождавшие нас собаки. Первозданная, девственная тишина плыла над этим древним краем и заставляла глохнуть сердце, мозг и  верить в справедливость и бесконечность Мироздания.

Вот такие вот «онемевшие» мы и вернулись в наш рыбачий стан.
А на следующий день опять поехали в степь. И носились по кручам, собирали чахлые зимние букеты. Шарили металлоискателем по древнему зольни ку, бродили вдоль русла высохшей реки, дышали влагой соленого озера, пили молодое вино и закусывали его салом и ядреным бессарабским луком.


Ах, да! Еще немного  о рыбалке, вернее о рыбе. Из-за восточного ветра в море мы так и не вышли, и кефали не наловили. Но волшебный Дядька-Черномор,  таки натянул свои чудные сапоги и побродил под покровом ночи по лиману . Утром, на пороге нашей рыбацкой сторожки мы обнаружили садок полный трепещущих  глосиков.  А рыба эта, скажу я вам, царская. Особенно, если  сразу ее выпотрошить,  порезать кусочками, присолить крупной солью, да на холод  ее  родимую,  минут  эдак на десять. И не откладывая удовольствия,  макаешь куски  в муку  грубого помола и выкладываешь  на жаркую  чугунную  сковородочку.  И масла не жалеешь,  плещешь  от души. Золотится, брызжет, шкварчит рыбка на  старой чумазой пательне. Переворачиваешь  шматки  черноморки, плавники на глазах коричневеют. И  на блюдо. И сразу  к столу.

- Кушать подано, господа хорошие! Хватайте руками горячую черноморскую камбалу,  наслаждайтесь  хрустящей  поджаристой корочкой, лопайте сладкую сочную мякоть.  Мммм…. Объедение! И пальцы облизывать не возбраняется.