Давеча я решила молодёжь поучить тому, как надо время проводить. Так, чтобы не было мучительно больно за не прожженные годы. Чо уж там, в мои почтенные 30 уже можно начинать. Пришлось это желание на период обострения палаточного туризма. Надо отметить, что огромная часть моей студенческой жизни проводилась в палаточных походах и поездках. Это было золотое время. Охватили меня воспоминания, коими хочу поделиться. 

Картина 1. Грушинская.

Сказать, что в тот год у нас на груше был неадекватный лагерь было бы не совсем правдой, потому что он каждый год был разным, но таковым. В ту грушу у нас образовалось несколько колоритных товарищей, которых никто не знал, также как никто не знал, когда они успевали накидываться до состояния коматоза. Они просто всегда были в лагере, либо спали у пенька, либо подавали признаки жизни с отсутствующим взглядом и всегда молчали. Одного из них прозвали Вороном. Был он, по нашим догадкам, толкинистом, спал на щите, и не выпускал из рук картонный топор. Другого прозвали Макет за его способность исполнять роль живого человека, отдыхающего у костерка и сторожащего лагерь. Зато у нас было кого оставить и свалить гулять!

Однажды обычной Грушинской ночью спалось глубоко и приятно из-за проливного дождя. Снился мне абсолютный покой и пони в ромашках. Во сне я вспомнила, что врач запретил мне спать на правом боку, страшил, что могу не проснуться. Я начала менять положение, моя ладонь скользила по одеялу и вдруг почувствовала что-то неприятно горячее и волосатое в ногах. От пронизывающего пустоту крика, птицы с деревьев взметнулись ввысь, а в соседней палатке сбилась с ритма возня. Еще какие-то секунды, и сквозь собственный вопль я начала различать человеческую речь. Когда дыхание кончилось, я схватила первое, что попалось мне под руку – кроссовок, и начала бить это волосатое нечто. Нечто стойко выдержало избиения и надругательства и выдало фразу, которая до сих пор мучит меня: «Не выгоняйте меня, блять! На улице дождик!». Не знаю сколько он пробыл в ногах и на что он рассчитывал, но мне было явно не до того, чтобы проводить остаток ночи с чем-то, что я не вижу, но имеющим неприятный голос, запах и странные манеры. Я вытолкала его на улицу, закрылась намертво и так и уснула с кроссовком в руке. С той самой ночи Макета мы не видели. А меня можно понять и простить. Прости, Макет.

Картина 2. Голодная.

На очередной заволжской вылазке был отгулян день рождения, как положено, согласно всем канонам праздника. Пили до дна, бесились до упаду, упали на рассвете. В лагере тишь и благодать. Все зайчики уснули сладко, засовывая кулачки в ротики. Ничто не предвещало беды. Тут по одной из палаток скользнула тень. Именинник Ян краем глаза обнаружил её, но счел за сонный бред и не придал значения, так как тень была довольно странная, никто из друзей настолько плохо не выглядел. Но когда он отчетливо услышал чавканье, подозрения, что не всё ОК, усилились. Ян сел, разлепил глаза и внезапно увидел перед собой... корову! Огромная башка заняла предбанник в палатке, уперлась рогами в потолок и с претензией оглядела жителей. Но не найдя в их физиономиях ничего притягательного, вернула голову на место и продолжила чавкать. Преодолев оцепенение и ужас, друг таки поверил, что это не сон и выглянул наружу. Картина, которую он увидел была немыслима: коровы, надменно бродят по лагерю и жуют всё, что не дожевали обитатели – помидоры и остатки говяжьего шашлыка. 

О том, как прогоняли коров, действующие лица не рассказывают. Видимо, есть в этом что-то постыдное. Да и не важно это. В их воспоминаниях бурёнки всё ещё жуют и бьют хвостом по палатке.

Картина 3. Лузерская.

Собиралась я на «Нашествие 2005» и рассчитывала на компанию лучшего друга Витька. Но Витёк сказал, что после прошлогоднего он со мной больше не поедет. Не знаю, что он имел ввиду! Подумаешь, почти год потом не разговаривали! В общем, он отшил, но выдал мне взамен друга. По-моему, звали его Саша. Мы с Сашей, будучи дома, всё распланировали. По плану он брал палатку, я какую-то прочую муть. В общем всё до мелочей расписали. При посадке в наш автобус я поняла, что Саши нет. «Хорошее начало!» - подумала я и чувство лёгкой тревоги зародилось во мне. По дороге выяснилось, что Саша уже бухает и поёт песни в соседнем автобусе. Всю 24-часовую поездку я Сашу не помню, кроме одного эпизода, когда на санитарной остановке он поздоровался со мной и требовательно так уточнил, всё ли по списку я взяла. Во время досмотра при входе на фест я ещё раз видела его, мелькнувшего в толпе. Скажу сразу, что это была последняя наша встреча. Но я тогда об этом не знала. Пришвартовала сумку в самарском лагере и пошла искать Сашу, а что еще важнее – его палатку! Вечер уже приземлялся, а жилья у меня всё не было. Вернулась я в лагерь, ещё раз переспросила, но никто моего алкашечку не видел. «Хер с ним. - подумала я, надо переодеваться, - холодать стало!». Обошла лагерь. Сумки со всеми вещами нет. Еще несколько часов прошли в поисках сумки, в написании заявления в милиции. Знакомые устроили из этого развлекалово – встали на дороге и у сотен людей спрашивали, куда они дели сумку с верблюдАми. Я очень смеялась и это было единственным способом согреться. Но мир не без добрых людей. Конечно, меня все пожалели, одели, обули, с нашественского мира по нитке, и спать положили. Под открытым небом, правда, но так делали многие, ведь весь трэш лучше смотрелся с видом на звёзды. 
Нашествие длилось три дня, плюс сутки на дорогу домой. Не смотря на явное невезение и мужскую одежду не по размеру, это были одни из счастливейших дней в моей жизни. Я осознала человеческую зависимость от барахла и свободу от его лишения. В общем, спасибо Саше за воспоминания. 

Картина 4. Романтическая.

Груша без ливней - не груша. В каком-то там году дожди шли такие, что по колено в воде считалось сушей. Народ, конечно, не унывал. Кто-то соревновался в dirty –слаломе, кто-то просто продолжал бухать, некоторые уехали домой, но мы были не из тех, кто сдается. Мы – это я, мой брат-гад и наш друг. Жили мы в одной палатке, радости и несчастья делили тоже на троих. В один прекрасный вечер мой брат-гад сбился со счета и категорически перебрал. Мы с другом сопроводили его до палатки, уложили в уголке и ушли греть промокших нас у костра к друзьям. Когда последний язык пламени с шипением был побеждён дождём, мы отправились спать в размышлениях о том, что брат палатку уже, должно быть, согрел своим теплом. Но этот Василий Алибабаевич, этот нехороший человек внезапно проснулся, видимо не обрадовался нашим лицам и почувствовал непреодолимую тошноту. Естественным образом он пришёл в норму, но забыл при этом вынуть своё туловище из палатки. Дальше была брань, попытки заставить его исправить всё. Брат сказал, что это не он, но смиренно послушался и убрал блевоту. Но, как говорится «вилки нашлись, а осадок остался», спать в его половине палатки никто не решился. Оставшаяся часть была, подобна кляксам Роршаха, островками затоплена водой. Я, не в силах больше держаться в вертикальном положении, уснула на одном из островков. А мой друг всю ночь сидел на другом и следил, чтобы я не нырнула в лужу во сне.

Историй множество, и обо всех не расскажешь, но каждую отчетливо помнишь. Сейчас я оглядываюсь на себя в возрасте 20-25 лет и понимаю, что всё было правильно. Можно быть приличным весьма человеком, но позволять себе такие ебанутые эпизоды, у меня это хорошо получалось. Никто не собирается в палаточный поход?