Кто жил в Москве 90-х и знал её, что называется, с «изнанки», тот обязательно должен был знать Халдея. Ну, или хотя бы слышать о нём. Да, был у нас в городе такой тип — Лёня Халдей. Красавец-брюнет и владелец собственного гаража. В Сокольниках дела делал, там же и обитал. Там же меня и ёб, два года без передышки. И если, к  примеру, выйдя из Парка культуры в Полевой переулок, трижды глубоко присесть, затем пойти налево, а потом  направо, можно без труда отыскать его дом. А за домом кирпичный гараж. Так что всё без обмана, «безмолвные свидетели», как говорится, и по сей день в строю. Гараж, правда, теперь уже полуразрушенный. Да и дом на ладан дышит. Старый фонд, хули. То есть делать там, по сути, нехуй. Поэтому не надо ни выходить, ни идти, ни отыскивать. Трижды присесть — можно. Физзарядка рулит. Но вернёмся к Халдею.
Был он на редкость разносторонний малый. Интересовался всем на свете. Спортом, политикой, рок-н-роллом, урожаем зерновых, изменением биржевых котировок, довоенным кинематографом, устройством вселенной, устройством пасек, расценками на пиломатериалы, театральной жизнью, бройлерными курами, воздухоплаваньем, рациональной философией, выделкой текстиля животного происхождения и бог ещё знает чем. И даже идеи пан-евразийства были ему не чужды. Впрочем,  всё это было несерьёзно, для отвода глаз. По-настоящему и всерьёз его интересовала только Америка. Великая Американская Мечта, увиденная в телепередаче, вошла в него так, как его же собственный хуй  вошёл однажды в, не побоюсь этого слова, пизду вашей прекрасной слуги. То есть бодро вошёл, с прибауткой — и поселился. Или нет, не поселился, а как бы прописался. Зарегистрировался и стал гостить. Навещать. И так далее. И навестил в итоге много раз. Это я про хуй. А мечта тоже вошла и тоже прописалась. Но уже не как приходящая гостья, а на правах полновластной хозяйки. Выражаясь фигурально, она им овладела. Это я про Халдея. И он от этого сразу сделался вдвое бодрее и вдвое прибаутистее. Это я снова про хуй.
Как бы там ни было,  я не только с удовольствием отдавалась этому великому мечтателю, но и наблюдала его, так сказать, в развитии.  Поэтому каждое утро обязательно с ним встречалась. Покупала чего-нибудь вкусненького и ехала прямо в гараж. Поскольку дома его всё равно невозможно было застать. Он и ёб-то меня на квартире раз сорок, не больше. А так всё в гараже. И каждый наш любовный утренник обязательно предварялся жарким и бескомпромиссным диспутом. Об Америке, разумеется.
— Шикарная страна! — любил воскликнуть Лёня. — Клянусь честью, я туда уеду! Подкоплю денег и уеду. Вот увидишь. Да я тебе открытку пришлю! Хочешь?
Слушая подобные высказывания, я, понятно, не могла молчать. Мне было горько и обидно. Не за открытку, за страну.
— Как вы все Америку любите! — кричала я запальчиво. — Далась же она вам, легковерным! Ну откуда, с чего вы вдруг взяли, что в Америке такая распрекрасная жизнь? Откуда, например, тебе-то знать, где жизнь лучше — у нас или у них? Ты же никогда там не был!
— Зато я был здесь, — отвечал Халдей обычной своей прибауткой. И расстёгивал молнию на моих джинсах. Или задирал юбку, если на дворе стояло лето.
Я, конечно, пыталась что-то возражать, но все мои доводы сейчас же тонули в его чёрных, чуточку лукавых глазах. Как водолаз Зиганшин в Тихом океане. То есть без всякой надежды на спасение.  В конце концов я плевала в очи какому-нибудь поддомкраченому «жигулю», обзывала Лёньку скотиной и расстёгивала молнию на его джинсах. Или спускала с него ватные штаны, если на дворе стояла зима. А потом упиралась локтями в очередной капот. Либо лезла в очередной салон, смотря по сезону. Ну и всё, потом он меня ёб. Хорошо и качественно. То есть до уссачки — фигурально выражаясь. После чего я быстренько отваливала по делам. С тем, чтобы утром вернуться. А он набрасывался на вкусненькое. И мечтал, мечтал.
Следует сказать, что для осуществления своей мечты Лёня трудился, не покладая рук. Пять дней в неделю он занимался тем, что в среде автолюбителей принято называть «мелкосрочный ремонт». Выставлял зажигание. Продувал жиклёры. Перебортовывал колёса.
По выходным он тоже не сидел, сложа руки, а очень усердно подрабатывал. Именно тем, что в среде сюрреалистов принято называть «превращение». Ну, или «шахер-махер». То есть по выходным Леонид перебивал номера, переставлял агрегаты и перекрашивал кузовы.
Когда работавшие на него «гонщики» интересовались, какую марку ему сегодня пригнать, Лёня отвечал без запинки:
— Любую. Марка не имеет значения. Клянусь честью, абсолютно любую! Главное, чтобы «Мерседес-600».
Он был не дурак, этот Халдей. И у него была солидная клиентура. Я любила запугивать его рассказами о том, как  плохо он кончит. Он всякий раз пугался и кончал мне на спину. Или на животик. Смотря по сезону. Через два года ему выдали разрешение на открытие собственного дела в Бронксе. А мне...
А мне недавно сообщили, что у меня на Сртенке налётчики всю квартиру разнесли. И что, сука, характерно — картины, говорят, вырезали все до одной, а книг не взяли. Ни единого томика. Вот она, моя Москва. Люблю её, сучку.