Петрович, что там с солидолом?

Мех, возящийся в недрах зловонного лючка на корме,  медленно оттирает капли пота тряпкой,  которая вызвала бы понос и анафилактический шок у гемморойной жабы.

-Две жестянки всего, Брониславыч обещал завтра…
- Че, я пойду тогда?
- Ну иди -  безразлично…
- Денег бы…
- К Бронислывычу забеги – скрываясь за комингсом, из люка приглушенно доносится смачный удар- Ахтыжблять…

Капитан нашего буксира пьян, на откидном столике ходовой отсвечивает початая бутылка  «Распутина» с какой то сранью в виде закуски. Висит плотный сигаретный перегар.

- Анатолиброниславич, драсте..
- Чего тебе.
- Мне бы аванс
- Две тыщи – голос хитрого белоруса невнятен, но я понимаю, что больше не получу.
- Да маловато, мне бы…
- Иди, иди – две смятые бумажки кочуют в мою ладонь, они отвратительно влажные.

На причале, меня встречает неторопливая суета мелкого порта и  кавказец в отутюженных слаксах и забрызганных серой грязью остроносых туфлях.

- Здравствуй, здравствуй вай…Как дела э?
- Че надо?
- Зачем так грубо э? Травка есть, дэвочки…- глаза сына гор масляно поблескивают -  Ка –ра-ле-вы – по слогам, чтобы подчеркнуть важность информации..
- Не надо - отрицательно машу головой и иду к воротам
- Э? Зачем не надо? Дешево все – фарта ему в этот день явно не хватает, мы единственная лайба приткнувшаяся между кранами, да и та с населением в семь человек… 
- Че дешево? – я начинаю терять терпение.
- Каралевы дешево, трава дешево, большая скидка - нервно смеется – Все есть…
- Сколько? – мне не интересно, но он опасливо семенит рядом со мной. Делать в Прокопьевске мне абсолютно нечего, я здесь первый раз.  За воротами косо белеет небольшой  обшарпанный домик с надписью «Кафе» и россыпью высоких синих столиков. Часть из них параноидально пуста, у остальных топчутся серые тени аборигенов.

- Даговоримся, э? Высший класс..атвичаю…
- Короче, я там буду – вяло машу рукой – Веди королев своих .. Посмотрю..
Он резво меняет направление и припускает куда то влево. 

- Пива.

Толстая наливайка с интересом разглядывает меня. Из за нее несет неистребимым запахом тухлой рыбы и кислого пива. Облезлые полки художественно заставлены  бутылками и вязанками таранки. Слева, на какой то двери, портрет Ивара Калныньша до черноты засиженный мухами.

- Свежее, только завезли – ей хочется поговорить, но я молча киваю, забирая несколько бумажек сдачи, пока она возится у кассы и отхожу за свободный столик, унося две кружки с шапкой переливающейся пены. Она капает на выщербленный асфальт, оставляя темные пятна.

- Сдачу возьмите - продавщица обижено отклячивает губу звеня мелочью, устало машу рукой. Хочется пива. 

Первая кружка почти пуста, окружающее меня медленно окрашивается в желтоватые полутона. За соседними столиками не прекращается  галдеж. Слышится тупой звон. Синяк в линялой майке с полузастиранной надписью Олимпиада 80 растеряно оглядывает растекающуюся лужу. Из- за стойки, как паук, неожиданно выскакивает толстуха и начинает визгливо орать. Засохший любитель неожиданно для себя посылает ее на хуй и ловит хорошо поставленную подачу. Запнувшись, падает на задницу, ошеломленно вертя головой. Толпа гогочет.

- Э?
Я оборачиваюсь, рядом переминается давешний знакомец.
- Я привез - он воровато оглядывается. Киваю и продолжаю цедить пиво.
-  Там,- неопределенно машет рукой. Метрах в двадцати стоит нечто неопределенное поносно - зеленного цвета.
- В машине-

На заднем сиденье сидят сестры продавщицы пива.  Двести килограмм оплывших прелестей, щедро помеченных россыпью великолепных бородавок. Обе разглядывают меня как две обосравшиеся совы из дупла.  Я представляю это, и меня начинает душить смех. Спазмы подкатывают, я пытаюсь сжать челюсти, но слепая и бесшабашная истерика выплескивается взрывом.  Кавказец вопросительно тянет свое Э. Бляди молча таращатся. Я скриплю мелким гравием, возвращаясь на судно. Меня трясет, из глаз текут слезы.  Портовой ретранслятор неожиданно вспыхивает Эйсидиси, Гет ит хот. Завтра уходим.