1.

Из открытого окна четвертого этажа серой пятиэтажки вылетела бутылка, описала кривую и со звоном разбилась о капот припаркованной на останках детской площадки «Тойоты-Креста». Брызнули осколки, волчицей взвыла сигнализация, за занавесками окошек мигом возникли любопытные соседи. Сигнализация еще вовсю голосила, когда вслед за первой бутылкой последовала вторая, эта была запущена чуть сильнее и угодила в плечо хозяину злополучной «Кресты», который,  в трениках и шлепанцах на босу ногу, рысью несся к своей изувеченной тачке.

Получив чувствительный удар, мужчина пошатнулся, схватился за ушибленное плечо, матюгнулся и стал озираться, пытаясь понять, откуда была пущена стеклянная «граната». Впрочем, долго искать ему не пришлось – из единственного во всем доме открытого настежь окна по пояс высунулся взлохмаченный парень, очумело посмотрел куда-то в пространство и изверг вниз ниагару блевотины.

Наряд ППС прибыл минут через двадцать. Еще через пять минут хулигана выволокли из подъезда с заломленными за спину руками и грубо впихнули в задний отсек «бобика». Чихнув мотором, ментовской внедорожник тронулся с места, развернулся все на той же раскуроченной детской площадке и укатил в направлении районного ОВД, увозя в своем зарешеченном чреве пьяно хихикающего дебошира.

Представление закончилось. Соседи отлепили носы от стекол и вернулись к телеящикам, любопытная малышня, с интересом наблюдавшая за действиями дядей-милиционеров, нашла себе новую забаву, вспугнутые суматохой голуби опустились с подоконников на землю и снова принялись что-то клевать… И только владелец пострадавшей машины, опершись на ее помятый капот, молча курил, прикидывая в уме стоимость ремонта…

2.

Хулигана, так бессовестно повредившего чужую собственность, звали Леха Веников, и в народе он был известен, как нетрудно догадаться, под кличкой Веник. В свои двадцать три года Веник не отличался особым похуизмом и распиздяйством, законы старался не нарушать, считая разумным для себя сохранять с окружающим миром спокойные отношения. И до случая с разбитой «Крестой» это ему вполне удавалось.

Венику повезло. Камера в обезьяннике, куда он был помещен, оказалась свободной и довольно-таки чистой, Впрочем, Леха был настолько невменяем, что, не врубаясь, где он, разулся перед шконкой, улегся на нее и густо захрапел.

Сон его был, однако,  недолгим. Минут через сорок после лехиного водворения за решетку, двое дюжих мусоров подтащили к дверям его камеры полупьяного мужичка в треснувшем на спине пиджаке, погремели немного ключами и пинком отправили нового арестанта внутрь.

Мужичонка, похоже, был тертым калачом. Он не стал скандалить и грозить своим тюремщикам страшными карами, не тряс в ярости решетку и вообще не совершал никаких дурацких поступков. Вместо этого он уселся на свободную шконку и почесал в затылке, что-то соображая. Потом он порылся по карманам, матерясь себе под нос, не обнаружил в них ничего и решил разбудить безмятежно спящего Леху.

- Эй, брателла… Земляк, слышь меня? – мужик слегка потряс Веника за плечо.
- В пизду! – не раскрывая глаз, четко выговорил тот в ответ и перевернулся на другой бок.
- Братиелла, ты чо бля, я ж по-хорошему, - продолжая тормошить нашего героя, не унимался мужичок. – Просыпайся, зёма… Вставай пришел…

Наконец, настырному мужичку удалось вернуть Леху в безрадостную действительность. Испуганно озираясь, тот приподнял голову со шконки, ругнулся матом и со стоном сел, обхватив руками голову.

- Где я???
- Известно где… В мусарне мы, брателла, - мужичок улыбнулся щербатым ртом. – Тебя как звать-то?
- Леха я…
- Ну здорово, Леха, - мужик поднялся со шконяры, подошел к Венику и протянул грязную ладонь. -Я Демьяныч, мож, слыхал про такого?

Пожав протянутую руку, Леха отрицательно помотал головой и снова застонал от боли в висках. Демьяныч тем временем присел с ним рядом и вполголоса спросил:

- Курить есть? У меня мусора все забрали, суки…

Леха молча принялся шарить по карманам и вскоре, к великой радости Демьяныча, вытащил откуда-то из-за пазухи мятую пачку «Бонда». Демьяныч проворно достал из пачки сигарету и прошептал:

- Прячь скорей, пока и эти не отмели…

Леха спрятал сигареты обратно. Курить ему не хотелось… Мужичок же, как фокусник, извлек из кармана «чирку» и спичку, подкурил и блаженно откинулся на стену. В камере он явно сидел не впервые.

Поспав и слегка протрезвев, Леха, впал в депрессию. Сидеть за решеткой ему до сих пор не приходилось, грубо оштукатуренные стены и узкие шконки, а, главное, решетка, отделяющая его от внешнего мира, действовали на него гнетуще. Он уперся локтями в колени, подпер ладонями подбородок и уставился в одну точку неподвижным взглядом.

Демьяныч заметил лехино состояние и, в благодарность за сигарету, решил его слегка приободрить:

- Ты чо, в первый раз тут? Да не ссы, брателла, все будет пучком. Посидишь ночку и пойдешь домой, штраф, бля, может, заплатишь, да и то – копейки. Тебя вообще за чо закрыли-то?

Леха не отвечал, погруженный в свои думки, и Демьяныч продолжал разговор уже как бы сам с собой:

- Я тут часто сиживал. То пьяного подберут ППСники, то за драку пару раз, то еще что… А сегодня меня старуха моя сдала. Прикинь, пришел домой, дома жрать нечего, бабка моя съебла куда-то. Ну, думаю, сука облезлая бля, я тебе покажу. Пошел к Женьке рыжему, эт кореш мой из соседнего дома, вмандили с ним по маленькой, я злобою налился. Смотрю, в моей квартире свет зажегся. Ну, думаю, вернулась старая… На посошок накатил и попиздил домой бля, разборы учинять. Бабке-то моей не впервой пиздюлей получать, но тут я перестарался. Отмудохал ее так, что выскочила из хаты бля, в чем была, и прямиком к соседке. Ну и вызвала наряд, значится. Пока я на кухне искал, чего сожрать, подкатили эти козлы да меня под белы рученьки и вывели. Вот такая хуйня, брателла…

Леха снова ничего не ответил, но Демьяныч не унимался:

- Ну а тебя-то, зёма, за чо сюда кинули?
- Да пиздец, - буркнул Веник и сплюнул на пол.
- Э-э, брателло, в хате плевать нельзя, - укоризненно заметил Демьяныч. – Ладно, на первый раз прощаю… Так за что сидишь-то, зёма, а?

Видимо решив, что от настырного сокамерника не отделаешься, Леха глубоко вздохнул, почесал пятерней затылок и начал рассказывать…

3.

- Ты не думай, Демьяныч, я не алкаш. Совсем не пью. Ну то есть, пил раньше, а потом заебался косяки по пьяни пороть и закодировался, на три года. Годик пожил трезво, порадовался, дела вроде налаживаться стали… Сам знаешь, без бухла проблем меньше. Но скучно… Ну и как-то раз пацаны мне предложили дури курнуть. Я ее раньше пробовал, не понравилось, а тут думаю – один хуй тоска, отчего бы и не курнуть-то? Раз курнул, второй, третий… Ну и пошло-поехало. Бабла я тогда рубил нормально, на двух работах напрягался, и весь заработок почти пускал на «подъем». Химку мыть научился, приколачивать, все как положено. Короче, заменил бухло травой. Одно радовало – по накури не накосячишь особо, лень…

- Ну так вот. Хаты у меня своей не было никогда, как от матери ушел, так по съемным и скитался. А снимать хату сейчас дорого, а если еще и бабки все в дурь вкладывать, то вообще труба. Ну и вот, пару месяцев назад попросили меня очередные хозяева освободить жилплощадь, сыну ихнему понадобилась квартира срочно. А мне и податься некуда. Пожаловался на работе теткам, так мол и так, жить негде, засада полная. А одна тетка мне и говорит, что, мол, есть у нее сестра, пожилая, одинокая, живет в двухкомнатной квартире и одну комнату может сдать, причем бесплатно. Слово «бесплатно» меня убедило, и я согласился. Помню, спросил еще, почему она одна-то живет? А тетка, коллега моя, усмехнулась и говорит, что, мол, у сестрички не все дома, она по развитию, как девочка лет четырнадцати… Я подумал, что шутит моя благодетельница, и не придал этому значения.

- Переехал я к этой самой сестре. Ей лет этак пятьдесят с хвостиком, зовут Нина Яковлевна, работает в больнице, пробирки моет. Выделила она мне комнату, постельное белье, то да се. Разрешила смотреть телевизор с видиком в ее комнате и пользоваться кухней. Ну и зажил я у нее… Утром на работу ухожу, потом к друганам, «пятку» покурить, а потом к тете Нине, ужинать и ночевать. Готовить она, кстати, вообще не умела, хоть и старалась меня чем-нибудь побаловать. То пиццы напечет, железобетонной, то суп сварит, несъедобный, то еще что… Но я не жаловался, благо что всегда мог купить колбаски с хлебом и бутеров навернуть под какую-нибудь книжку. Так вот и жил…

- И вот однажды, как обычно, заскочил я к одному другану, а у того в хате дым столбом – курят пацаны. Ну и я, понятное дело, накурился от души. Сидели, ржали, в карты играли. А у одного парняги с собою видеокассета была. Ну я и спросил, что мол за кино? Порнуха немецкая, говорит. Порнуху я люблю, особенно, которая пожестче, вот и выпросил у него кассету, посмотреть на пару деньков. Думал, уйдет тетка Нинка в субботу на дежурство, вот тогда я и заценю, как там немцы извращаются.

- Пришел я на квартиру укуренный в дым, ближе к полуночи, смотрю, тетя Нина не спит, лежит на диване, телек смотрит. Увидела меня, обрадовалась, ужин стала предлагать. По хавке меня тогда расперло, иначе ни за что не притронулся бы к ее стряпне. Ну так вот, пока я раздевался да по кастрюлям на кухне шарился, она и усекла кассету ту самую. Что мол за фильм, спрашивает? А я возьми да ляпни – порнушка это, теть Нин… И ты прикинь, Демьяныч, она тут же предложила мне ее посмотреть… А я ж  накуренный был, что слон, и показалось мне забавным глянуть, как эта полоумная старушенция будет реагировать на немецкое порно. Ну и воткнул кассету в видик без размышлений.

- Короче, смотрим мы порнуху… А там полный пиздец: групповуха, фистинг (ну, эт когда руки в пизду и жопу суют), золотой дождик журчит… Я как на иголках весь, хуй встал мигом, аж дым из ширинки идет, кусок бабкиной стряпни от возбуждения в горло не лезет, а тетке Нинке хоть бы что. Смотрит себе внимательно, да еще и вопросы мне задает: Ой, а это он что, писает на нее? Ой, а зачем он руку туда засунул? Ой, и как же она не подавится? А я сижу и не знаю, плакать мне, смеяться или рвануть в свою комнату и шкурку передернуть…Полтора часа пролетели мигом, смотрю, повторяться сюжеты начали. Все думаю, пора валить отсюда. Спать я пойду, теть Нин, говорю. Иди, отвечает, а я еще посмотрю…Пошел я в свою комнату, разделся, под одеяло залез и давай лысого гонять. Минут через пять кончил, а хули, возбужденный же был, пиздец. Ну и уснул…

- Ну и вот, сплю я, сплю, и чувствую сквозь сон, что кто-то рядом со мною мостится. Я
сперва не въехал, где я и как, а потом… Глаза открываю, а рядом хозяйка моя, корова неподмытая, и рукой меня за хуй трогает. Засада полная… Чо делать, не знаю… Страшная она и старая, и ебать ее у меня нет никакого желания, а с другой стороны, она ж меня бесплатно жить пустила, кормит-поит, обстирывает… И вот, пока я думал, что делать, хуй у меня встал, и все мои сомнения пошли по пизде. Ну и предложил я Нинке сделать все, как в порнушке. Она ж недоразвитая, для нее все, что показывают по телеку, настоящее, вот и согласилась сразу же…

- Короче, Демьяныч, драл я ее всю ночь. Жестко драл. За щеку вваливал по самые яйца, в жопу долбил, хоть она и выла, что больно, потом опять в рот, не подмываясь… Ближе к утру потащил я ее в ванную, поставил на колени и обоссал, еще и рот заставил открытым держать, чтоб все было, как на экране. Оторвался по полной программе, как никогда и ни с кем до того. Ей, по ходу, тоже понравилось, хотя хуй ее знает, полоумную. Под утро уже чмокнула она меня на прощание и пошла к себе в комнату, на диван. А я дверь за ней закрыл и вырубился мигом.

- Ну и с того дня началась у меня лафа. Нинка книг кулинарных где-то набрала, готовила, старалась, иногда ее стряпню даже можно было жрать. Дома всегда порядок, не то, что раньше, вещи мои постираны, поглажены, в шкафу уложены… Блеск и красота, короче. Я, как обычно, после работы к корешам, пятку дунуть, в картишки поугарать, а потом к Нинке, и порево на всю ночь, с изврашениями. Дольше всего она фистингу сопротивлялась, но я и на это ее уломал, засунул-таки  руку ей в пиздень. Кстати, нихуя хорошего в этом самом фистинге нет, если честно, только испачкался весь…

- И вот так я развлекался месяца полтора. А сегодня утром тетя Нина заявила мне, что хочет выйти за меня замуж… Я честно говоря, сел на жопу, когда это услышал… Нин, говорю, ты в своем уме? Ты ж меня на тридцать лет старше! А она и слушать ничего не хочет, мол, женись и все. А иначе, говорит, пойду в милицию и заявлю, что ты меня изнасиловал, воспользовавшись тем, что я на учете в ПНД состою и не совсем вменяема.  А еще, говорит, я беременна…

- Ну и что мне было делать, а, Демьяныч? Нахуй бы мне такая жена не обосралась… А если еще сдуру и родить сумеет, то вообще борода… Кто ж знал, что у нее климакс еще не начался… Я ведь за ней не следил, есть там у нее месячные, нет… Все, думаю, влип, очкарик. А сам ей отвечаю, мол, в принципе я не против, но мне нужно подумать, то да се… Думай, говорит, но недолго, завтра с дежурства приду, скажешь, чего надумал. Ну и ушла на работу. А я с горя пошел в лавку, купил пару пузырей водки и начал бухать в одну морду, типа раскодировался… И так меня нахлобучило по самые уши, что разнес я сдуру полквартиры Нинкиной, а потом еще, вроде, бутылки в окошко кидал, машину какую-то разбил, кажется… Через то меня менты и взяли…

4.

- Дай сигарету, что ли… - сказал Демьяныч, когда Леха замолчал.

Веник вытащил из-за пазухи свою занакуху, протянул сигарету сокамернику, взял вторую себе. Закурили, стараясь пускать поменьше дыма, чтоб не попалиться. Леха опять погрузился в раздумья, Демьяныч тоже что-то мозговал. Наконец, растоптав бычок каблуком и сплюнув через решетку в коридор, он задумчиво произнес:

- Пиздец, брателла… Ну ты и загнул… Если все это правда, то даже хуй знает, что тебе сказать. Попадалово, бля…

Леха ничего не ответил, затушил бычок об стену, тоже сплюнул через решетку и улегся на шконку. Демьяныч последовал его примеру. Растянувшись на шконяре, он, зевая, сказал угрюмо молчащему Венику:

- Короче, это … Давай спать, брателла, пока бля еще кого-нибудь к нам не кинули. Тогда уже не поспишь нихуя…

После этого наступила тишина, прерываемая лишь вздохами Лехи и храпом его сокамерника.

Собратьям по несчастью повезло, ночь оказалась спокойной и в камеру к ним никого не подсадили, позволив обоим вволю, насколько это возможно на жесткой лавке в сорок сантиметров шириной, выспаться. Наконец, в семь утра приятелей разбудил стук ключей по решетке и зычный голос толстого прапора:

- Подъем! Подъем, алкаши! На оправку, пять минут срока вам, потом не пущу, даже не просите.

Леха с трудом разлепил веки. В голове гудело, шея затекла с непривычки, хотелось пить и ссать. Демьяныч уже сидел на шконке, обуваясь, и клянчил у прапора закурить. Прапор отнекивался, ссылаясь на инструкцию, а сам тем временем открывал камеру, чтобы по одному выпустить арестантов в туалет.

Оправившись, приятели снова уселись на шконках.

- Сейчас разбор будет, - меланхолично заметил опытный Демьяныч и подмигнул Лехе, - Покурим?

Покурили. Говорить было не о чем, каждого занимала своя собственная участь. Впрочем, Демьяныч-то примерно знал, что его ждет, не в первый раз старуха сдавала его в милицию. Леха же терзался неизвестностью…

5.

К восьми часам утра появилась женщина-майор, уселась за столик в коридоре и начала пофамильно выкрикивать сидельцев. Прапор выводил названных из камер и конвоировал к столику, где майорша вершила быстрый разбор:

- Мордопляс? Административный штраф, оплатить в сберкассе в течение недели. Фадхутдинов? Административный штраф, оплатить в сберкассе. В какой сберкассе? Да в любой, лишь бы заплатил. На какой счет? Слушай, Фадхутдинов, не умничай, там тебе все скажут. Свободен…

Действуя на удивление быстро, майорша одного за другим освобождала сидельцев, нагружая их попутно штрафами, пока не добралась до Демьяныча.

- Ну, здравствуй, Кондратенко… Снова у нас кукуешь?
- Ага, - ответил Демьяныч и помялся с ноги на ногу… - Кукую…
- Ну так вот, Кондратенко, докуковался ты, скоро кукарекать начнешь…
- А эт еще почему? - удивился Демьяныч.
- А эт потому. – отрезала майорша. – Жена твоя заявление написала. Так что пойдешь ты сейчас в ИВС, на пятнадцать суток, а там глядишь, и срок намотаем. Ну а в ИВС с кухонными героями, которые жен бьют, разговор короткий – мигом девочкой сделают. Понял, Кондратенко?
- Ну, бля, старая ебаная сука, вот я выйду… - пробурчал под нос Демьяныч, а прапор тем временем, защелкнул на его руках наручники и подтолкнул в спину, - Иди, рэмбо…
- Бывай, брателла, - крикнул Демьяныч, уходя под конвоем вдаль по коридору.

Веник остался в обезьяннике один. Майорше кто-то позвонил, и она минут десять разговаривала по телефону, не обращая на Леху никакого внимания. Это действовало на нервы, хотелось поскорее избавиться от неясности, узнать, что же все-таки ждет его впереди. Наконец, милиционерша повесила трубку, взглянула на Леху, хмыкнула и выкрикнула его фамилию:

- Веников?
- Я, - отозвался тот испуганно, наблюдая, как прапор звенит ключами, открывая камеру.
- Выходи сюда. Присаживайся.

Леха присел на краешек стула и посмотрел на майоршу испуганными глазами.

- Повезло тебе, парень, - покачивая головой, протянула она. – Сидеть бы тебе по полной, да хозяин разбитой тачки заяву свою забрал сегодня утром. С ним расплатились за причиненный тобою ущерб. Так что ты свободен, Веников, сходишь только в сберкассу, штраф за административное правонарушение заплатишь, и все. Двигай на выход!

Леха, не веря своим ушам, поднялся со стула и нерешительно двинулся в сторону проходной, где сержант возвращал отсидевшим ночь в обезъяннике алкашам отобранное при посадке имущество.

- Счастья в личной жизни, Веников! - крикнула вслед уходящему Лехе майорша и захохотала.

Леха под расписку получил у сержанта шнурки от ботинок, ремень, часы, зажигалку, какие-то скомканные деньги, и вышел на крыльцо районного ОВД, щурясь от непривычно яркого света… Хотелось курить… Он полез за пазуху, достал из пачки «Бонда» последнюю сигарету, чиркнул зажигалкой…

- Лешенька-а-а-а!!!!!!! – пронзительный женский крик заставил Веника вздрогнуть и попятиться, - Лешенька, милый, я так за тебя переживала…. Иди ко мне, дай я тебя расцелую, малыш!

Широко раскинув руки, неотвратимо и неизбежно, как сама судьба, на Леху надвигалась улыбающаяся тетя Нина. Леха выронил сигарету, схватился за сердце и потерял сознание…

Завыв нечеловеческим голосом, тетя Нина бросилась к лежащему на ступенях Лехе, опустилась  возле него на колени и принялась трясти за плечи, повторяя в полубезумии «Леша-а-а… Лешенька-а-а!»  Голова Веника дергалась из стороны в сторону, периодически ударяясь об бетон крыльца. Со стороны казалось, что пожилая женщина душит парня, колошматя его при этом о ступени головой.

Именно такая мысль пришла в голову молодым ППСникам, подкатившим в этот момент ко входу в райотдел. Два бойца синхронно выскочили из «бобика», на ходу скидывая с плеч укороченные автоматы. Сержант, старший по званию, проорал приказ упасть мордой вниз и положить руки на голову, однако тетя Нина, захлестнутая своим горем,  не услышала ни этой команды, ни предупредительного выстрела в воздух, ни крика сержанта про огонь на поражение… И только когда пули калибра 5.45 впились в ее широкую спину, обтянутую бежевым плащом, она на мгновение опомнилась, открыла рот, пытаясь что-то сказать, но не сумев вымолвить ни единого слова, рухнула на Леху сверху, прикрывая его своим мертвым телом…

6.

Чересчур бдительные бойцы были сурово наказаны, тетю Нину, так и не родившую никогда ребенка, похоронила сестра, Леха же две недели пролежал в терапевтическом отделении городской больницы с диагнозом «инфаркт миокарда». Покинув больничную палату, он едва не схлопотал второй инфаркт, когда ему позвонили на сотовый из нотариальной конторы и сообщили, что тетя Нина завещала ему свою квартиру… Ну и дела, подумал Леха, узнав весьма неожиданную для него новость, а ведь она из-за меня погибла… Впрочем, эта мысль не задержалась в его забубенной голове надолго, следовало в первую очередь подумать о себе и о том, как жить дальше – без бухла, наркотиков и секса, категорически запрещенных докторами…

Оказалось, бросить пить спиртное и курить химку не так уж и сложно, страх смерти надежно удерживал от вечеринок и посиделок с корешами. С запретом на секс оказалось сложнее, молодому организму требовалось сбросить дурную сперму во что бы то ни стало. Необузданный темперамент тети Нины сделал свое дело, женщин Леха побаивался, и потому, как в ранней молодости, каждый вечер перед сном он доставал из тумбочки под телевизором ту самую видеокассету с немецкой порнухой, которую так и не вернул владельцу, включал ее, садился в кресло и расстегивал джинсы… Рука его медленно и методично делала свое дело, и, казалось, с экрана на него смотрят не похотливые немки, а доброе, глупое, морщинистое лицо тети Нины, подставляющей открытый рот под тугие струи золотого дождя…