На плацу было сыро и ветренно. Ветер хлопал полами шинелей.
Тяжело и низко, над крышами казарм, ползли рваные тучи. Чахлые северные берёзы стряхивали с себя остатки жёлто-бурой листвы.
Поёживаясь, Стрельцов пошевелил пальцами ног. Левый сапог уже успел намокнуть. «Насморк ни хуя не пройдёт…» - уныло подумал Стрельцов.
Когда-то, в далёком уже детстве, была любимая книга. Тёмно-зелёная, толстая, с золотым тиснением. Зачитывался ею дома, по вечерам, а иногда и в школе, на перемене или прямо на уроках, пряча под партой. О Вожде Краснокожих, Малыше Мак-Гарри, вероломном Акуле Донсоне…
Был там один рассказ. «Когда упадёт последний лист, я умру!, - говорила одна девчонка другой. Как их звали? Мэри? Джуди?
«Не помню», - огорчился Стрельцов. «Отупел напрочь… Ещё полгода… Матери напишу, пусть пришлёт хоть что-нибудь… Не Ленина же тут читать…»
Художника, помнил Стрельцов, звали Берман. Того самого, что нарисовал на стене лист. Умер он потом, от воспаления лёгких. Из-за такой же вот погоды. В общем-то, не удивительно. Или она была ещё хуже? Да, точно, там дождь шёл пополам со снегом.
Стрельцов удивился. «Вспомнил! Надо же, вспомнил! И погоду, и Бермана! Только на хера он рисовал этот лист?.. Приклеил бы к стене настоящий… Или к ветке примотал бы… Как же их звали? Молли? Салли? «Когда упадёт последний лист…»

- Пиздец нам будет!
Это старший сержант Немоляев. Кивнув в сторону взводного, Немоляев повторил:
- Точняк, пиздец за зарядку щас будет. Гля, как Ворона ебут!..
Перед стоящим мрачной глыбой взводным разорялся дежурный по части.
Строй – два десятка человек – молчаливо согласился. Люди все бывалые. Пиздец так пиздец.
Воронов – плотный, животастый и мордатый прапор сорока лет, внимал дэпэчэ и угрюмо кивал. Строй напряжённо вслушивался, но ветер и расстояние сильно мешали.
Изморось перешла в мелкий дождь. Шинели тяжелели.
Наконец, тронув козырёк фуражки, дежурный потрусил в сторону штаба.
Воронов, откозыряв, с минуту издали задумчиво разглядывал замерших подчинённых. Затем неспеша, тяжёлой косолапой поступью бурого медведя направился ко взводу.
- От, бля, щас что-то будет! – просипел за спиной Стрельцова Мишаня Гончаров, худосочный горбоносый ефрейтор.
Воронов встал, уперев руки в бока, перед взводом. Плащ-палатка угрожающе растопырилась. Огляделся по сторонам.
Плац опустел. Роты разошлись по объектам. Командир и начштаба отправились в канцелярию.
Прапорщик сдвинул брови. Тяжело уставился на Немоляева.
Тот виновато развёл руками.
- Смирна-а! – вдруг заорал Воронов.
Взвод вздрогнул.
- Су-уки! Пидарасы! Уроды! Ёбаные монстры! Охуевшие козлодои! В жопу и в рот вам по банному венику!
Москвич Сергеев неожиданно заржал. Осёкся, но было поздно.
Воронов подлетел к Сергееву, схватил его за ремень и выдернул его из строя. По инерции Сергеев пробежал несколько шагов. Остановился, не зная, что делать. Растерянно огляделся.
- Ко мне, товарищ солдат! – лицо Воронова исказилось.
Сергеев неуверенно сделал пару шагов.
- Товарищ старший прапорщик! Рядовой Сергеев по вашему прика…
- По хуяшему! Почему бляха и кокарды погнуты?! – тычком ладони Воронов сбил с головы Сергеева шапку. Та покатилась по мокрому плацу и описав полукруг, остановилась возле ног Стрельцова. Поднять её Стрельцов не решился.
Тем временем Воронов сорвал с бедолаги ремень, и размахнувшись, с силой хлестнул бляхой об асфальт. Чвякнув, бляха распрямилась. Воронов бросил ремень Сергееву. Тот, глядя в сторону, неспешно опоясался.
- Лютует Ворон… - тихо процедил сквозь зубы Немоляев, кося глазом на Стрельцова. – Давно так не чморил.
- Бойцов нет, вот и чморит. При бойцах не стал бы… Не его интерес… - так же тихо ответил Стрельцов.
Воронов взвился и заорал:
- Что за пиздёж в строю?! Нюх потеряли?! Поохуевали, суки, постарели у меня?! Гандоны рваные! Впадлу уже на зарядку им выйти!.. А меня за вас ебут! Меня, старшего прапорщика! Как сынка! Дежурный, блядь! Отымел сейчас! Перед всеми! Ну, я вам, бляди, устрою! Вот вам дембель в апреле! Вот! – положив ладонь на сгиб руки, Воронов несколько раз согнул внушительную конечность, помахивая перед взводом волосатым кулаком. – Летом уйдёте все! В последней партии! Ещё позже! Суки, суки, суки! Ты хули тут торчишь? Па-ачему не в строю?! – Воронов выкатил глаза на Сергеева.
Тот заморгал:
- Так вы…
Мощный и точный пинок.
Белый от злости, Сергеев занял своё место слева от Стрельцова. Быстро нагнувшись, Стрельцов поднял шапку и подал ее земляку.
«Блядь, когда ж это всё кончится…»
Ветер слегка утих. Дождь измельчал до мелкой водяной взвеси. Потметённый с утра плац на глазах заносило отжившей своё листвой.
«Когда упадёт последний лист…»
Пальцы на левой ноге окоченели. В носу хлюпало. Ноги затекли. Плечи ныли под тяжестью сырого войлока. Хотелось ссать и курить.
Воронов высморкался в пальцы. Достал носовой платок и аккуратно вытер руки.
- Слушай мою команду. Две минуты времени. Шинели и головные уборы – в сушилку! Форма одежды номер четыре! Построение на плацу. Время пошло! В казарму бегом марш!
Туп-туп-туп-туп-туп – горохом рассыпалась дробь подошв.
- Не успеем – будем тренироваться!
Темп прибавился.
В сушилке побросали шинели. По быстрому поссали и курнули.
Вскоре вновь стояли на плацу.
Дождь прекратился.
Воронов ткнул пальцем в светлеющее небо. Ухмыльнулся:
- По моему приказу лично Господу Богу – улучшение погодных условий в целях проведения спортивных мероприятий! От сейчас и до обеда! Взвоо-од!
Встали смирно.
- В направлении спортгородка! Курс зюйд-зюйд вест! Азимут – пятнадцать! Радостно блея! Попёрдывая и посвистывая! Бего-ооом!
Согнули руки в локтях.
- Марш!
Побежали.
- Отставить!
В недоумении остановились.
- Я сказал – радостно блея! Не слышу блеяния! Бего-ооом! Марш!
Первым заблеял Немоляев. Следом подхватили Стрельцов и Костюк.
В центре заржали. Толстый Конюхов мекал гадким фальцетом. Подключились остальные.
Разноголосица слилась в единый рёв козлиного стада. Сквозь блеяние едва доносился стук копыт-сапогов.
Воронов грузной рысцой бежал сзади.
- Попёрдывая и посвистывая была команда! – донёсся его хриплый голос.
Стрельцов просунул язык между губ, надул щёки и издал громкий неприличный звук.
Кто-то с левого фланга – Сергеев или Ромашин – бзднул по настоящему. Гончаров пронзительно свистнул. Сзади истошно блеяли Нархов и Дьяченко.
Повеселев и согревшись, набрали темп. Воронов, перешедший на шаг, остался далеко позади.
Ворвались на спортплощадку. Радостными орангутангами промчались по рукоходу. Покрутились на турниках. Не переставая блеять, побежали по кругу.
На сапог Стрельцова налип крупный жёлтый лист. «Джонси и Сью!» - вспомнил он. «Их звали Джонси и Сью! Когда упадёт последний лист…!
- Язов, сука, дембель давай! – заорал во всю глотку Стрельцов, обгоняя товарищей.
Выглянуло солнце. И тут же исчезло.
Опять пошёл мелкий дождь.